Ватанабэ прав. Классовый характер приговора очевиден. Пострадали рабочие, остались безнаказанными предприниматели.
Больше всего на полках книг и документов, относящихся к «болезни минамата». Я обратил внимание Ватанабэ на это.
— Несмотря на судебные решения, «Тиссо» и власти всячески препятствуют больным из Минамата воспользоваться правом на получение денежной компенсации, — сказал Ватанабэ. — Медицинские комиссии — теперь их в префектуре Кумамото несколько — по-прежнему отказывают больным в выдаче сертификатов, удостоверяющих отравление ртутью, подолгу тянут с признанием «болезни минамата» у тех, кому не выдать сертификат не могут. Сидячие демонстрации жителей Минамата в Управлении по охране окружающей среды длятся неделями.
Весной 1978 года я был свидетелем такой демонстрации, вернее, ее финала: 300 полицейских, специально натренированных разгонять митинги и подавлять забастовки, вышвырнули из здания управления 13 больных. Многие из них не могли даже прикрыть голову и лицо от ударов — изуродованные болезнью руки висели как плети. 23 дня лежали больные на бетонном полу в управлении, надеясь вызвать сострадание и получить поддержку, которая бы побудила медицинские комиссии префектуры признать у них «болезнь минамата». За эти 23 дня начальник управления — министр в правительственном кабинете — спустился к больным лишь однажды. Он бросил короткое «нет» на просьбу больных о помощи. «Насилие полиции над демонстрантами имело одну положительную сторону, — написала газета «Майнити». — Оно показало, что управление полностью игнорирует собственные обязанности в отношении жертв «болезни ми намата».
Тэруо Кавамото — он находился в числе демонстрантов — сказал мне: «Управление по охране окружающей среды мы называем «управлением по охране от ответственности виновников загрязнения среды» Сейчас вы убедились, как тщательно несет управление эту охрану».
Охраняет интересы корпорации «Тиссо» не только управление.
Депутат парламента от правящей либерально-демократической партии Таи Морисита публично заявил: «Я хотел бы жить в префектуре Кумамото и оказаться жертвой «болезни минамата». Стать такой жертвой — верный способ делать деньги». Морисита грязно обвинил в корысти людей, которых предприниматели-преступники превратили в калек, выступая на собрании в Федерации экономических организаций — штабе японских монополистов. Участники собрания зааплодировали депутату. Высказывание Морисита они расценили как поддержку их стараний избежать ответственности за промышленный геноцид и как заверение либеральнодемократической партии содействовать продолжению геноцида — ведь Морисита возглавляет комиссию по вопросам охраны среды в руководстве ЛДП. Воистину, каков бонза, такова и вера, как гласит японская поговорка. Собственно, иного отношения к жертвам «болезни минамата» участники собрания и не ожидали от Таи Морисита. Он — президент химической фирмы «Морисита дзинтан», рыльце которой, что касается загрязнения природы, не в пуху, а в огромных перьях.
Кабинет министров разрешил префектуре Кумамото выпустить займ на сумму 3,4 миллиарда иен. Деньги предназначаются «Тиссо». 60 процентов облигаций купило за счет государственного бюджета министерство финансов. «Деньги налогоплательщиков используются для того, — указывала газета «Майнити дейли ньюс», — чтобы уберечь снискавшую печальную славу корпорацию от сокращения прибылей. Мера правительства идет вразрез с принципом «отравитель среды платит», — подчеркнула газета. — Если небывалый случай спасения частного предприятия усилиями центральной и местных властей сделается правилом, ответственность частного сектора за загрязнение среды растает как дым».
Материальная ответственность предпринимателей за загрязнение среды и без того не слишком велика. В 1979 году правительство израсходовало 1,2 триллиона иен на меры по охране природы. Местные власти потратили в 1978–1979 годах 1,9 триллиона иен. А лепта предпринимателей оказалась куда мельче — 417 миллиардов иен. В течение 1979 года предприниматели заплатили за свои развлечения в ночных клубах, ресторанах и барах в 7 раз больше. Иными словами, жертвам хищнической политики монополистов самим же приходится компенсировать нанесенный им ущерб. Правительство и местные власти расходуют на природоохранительные меры средства, изъятые у народа в виде налогов и иных поборов.
— Не получается ли так, что борьба против загрязнения среды превращается в движение против экономического развития? — задал я вопрос Фумисато Ватанабэ. В папках, которые я снимал с полок, я прочитал о противодействии жителей возведению заводов, прокладке дорог и нефтепроводов, сооружению аэропортов.
— Заставить предпринимателей создавать очистные сооружения удается редко, — сказал Ватанабэ. — Строительство очистных сооружений делает производство дороже и приводит к сокращению прибылей. Там, где предприниматели все же устанавливают приспособления для очистки сбросовых вод, для фильтрации дыма, они стремятся поднять цены на производимые товары, снизить заработную плату рабочим. — В голосе Ватанабэ звучало негодование. — То есть страдает опять-таки народ. Поэтому предотвращение нового промышленного строительства, основывающегося на прежней технологии, нам кажется самым эффективным средством защиты среды.
Ватанабэ подошел к полке со справочниками, ежегодниками, словарями и взял с нее отпечатанную на гектографе и аккуратно переплетенную брошюру. Это был японский перевод постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об усилении охраны природы и улучшении использования природных ресурсов» и других законов, принятых в нашей стране и направленных на защиту окружающей среды.
— У вас проблема решается проще, — сказал Ватанабэ. — В Советском Союзе заводы, фабрики, которые выделяют загрязняющие продукты, и земля, реки, озера, куда загрязнители удаляются, принадлежат одному хозяину — социалистическому обществу. А какой же хозяин допустит, чтобы, выгадывая на строительстве предприятий, терять неизмеримо больше вследствие уничтожения природы? — Ватанабэ помолчал и, вспомнив, видимо, мой вопрос о том, не оказывается ли борьба в защиту среды объективно борьбой против хозяйственного строительства, раздумчиво продолжил: — Мы далеки, конечно, от желания превратить природу в неприкасаемого идола. Мы хотим, чтобы предприниматели учитывали все последствия экономического роста и выбирали такие формы хозяйственного развития, которые не нарушали бы экологического равновесия. Однако, — голос Ватанабэ снова приобрел резкость, — капитализм неспособен разумно и трезво смотреть вперед.
Заглянуть в будущее попыталось Управление по охране окружающей среды, не слишком, правда, далеко — в 1985 год, и тяжкая картина предстала ему. Если японская экономика станет развиваться в предстоящем пятилетии весьма скромными темпами, какими двигалась в 1975–1980 годах, то даже в этом случае выброс в окружающую среду, например, окислов серы достигнет в 1985 году 9,3 миллиона тонн, окислов азота — 4,3 миллиона тонн. В 1972 году, который управление взяло за отправную точку расчетов, эти показатели составляли 5,6 миллиона тонн и 2,4 миллиона тонн соответственно.
Судя по прогнозу управления, в 1985 году японские заводы и фабрики будут ежедневно спускать в воду 48 тысяч тонн органических загрязнителей. Известный французский океанограф Жак Кусто предсказывает гибель Мировому океану через 50 лет, если не будут приняты действенные природоохранные меры в международном масштабе. Доведись Жаку Кусто познакомиться с выкладками японского Управления по охране окружающей среды, океанограф, вероятно, сделал бы оговорку: гибель японских рек, озер и прибрежных участков моря настанет вдвое скорее.
Управление вычислило, что в 1985 году предприятия произведут 600 миллионов тонн твердых промышленных отходов — вдвое больше, чем в 1972 году. К ним добавятся 60 миллионов тонн бытовых отбросов. Такое количество промышленного и бытового сора способно покрыть страну слоем в 2,5 сантиметра.
Статистика, что и говорить, мрачная, и она встревожила японскую общественность. В 1979 году общественные организации провели Неделю охраны природы. На митинге, которым открылась Неделя, была принята декларация. В ней сказано:
