И вот приехавшие из Москвы министерские начальники в сопровождении волгоградских лесоводов едут на машинах вдоль кудрявой зеленой стенки. На приметных местах останавливаются, слезают с машин, углубляются в молодой лесок, разглядывают, меряют высоту, обмениваются впечатлениями. Потом снова трогаются в путь.
От обычных полезащитных насаждений государственная полоса отличается особой капитальностью. Она имеет ширину почти в километр, но не вся сплошь засажена лесом. Насаждения тянутся тремя параллельными лентами — две по краям и одна посередине, а между ними лежат трехсотметровые свободные промежутки, пересекаемые поперечными лесными перемычками. Принцип построения такой же, как в ажурной ферме моста, составленной из прочного переплетения стальных балок, причем полезное действие не меньше, а значительно больше, чем получилось бы при сплошной посадке.
По названиям конечных пунктов — Камышин и Волгоград — можно предположить, что лесная полоса идет по берегу Волги. А на самом-то деле она пролегла вдалеке от реки. Из Волгограда надо ехать к ней 18 километров в глубь степи.
Она расположилась на самых высоких нагорьях Приволжской возвышенности, составляющей водораздел между Волгой и бассейном Дона. Чтобы точно следовать линии водораздела, лесной полосе приходится выискивать места повыше, взбегать с пригорка на пригорок, извиваясь зигзагами, причем параллельность составляющих полосу лесных лент всюду строго сохраняется.
Полоса господствует над прилегающей местностью. Глянешь вправо, глянешь влево — там на десятки километров простираются сизые дымчатые дали, а под самым горизонтом виднеется что-то белесое и голубоватое, и никак не разглядишь: то ли вода, то ли затуманенная степь. Вот тут какой кругозор!
А места безлюдные, нераспаханные. И нет никакого жилья, кроме кордонов — маленьких домиков, построенных для охраняющих полосу лесников.
— Почему лес посадили на самых высоких нагорьях? — такой вопрос задал я старейшему волгоградскому ученому-лесоводу Николаю Трофимовичу Годунову, преподавателю института, наставнику и советчику здешних лесомелиораторов. Седенький, дряхлеющий, он был в ту пору еще бодрым. Очень его здесь любили, ценили огромный опыт, прислушивались к его советам. Своими консультациями он оказал большую помощь созданию лесной полосы.
Ученый ответил:
— Мы сажаем леса в степях для борьбы с ветром; выполнить свое назначение они могут только тогда, когда не прячутся от ветра где-нибудь в низине, а противостоят ему на возвышенных местах. Наша полоса защищает гребень водораздела, тем самым она имеет значение для широкой округи. Не без ума выбрана трасса.
Я попросил разъяснить значение степного лесоразведения.
— С большой охотой, — сказал Николай Трофимович. — Не взыщите, если получится длинно. Про лесные посадки наговорили черт знает чего. Уши вянут, когда слушаешь. Выходит так, что лес якобы умеет чародейским способом рождать воду из ничего. Посади лесок — сразу над тобой разверзнутся хляби небесные и польет дождик. Это, конечно, вздор. Мы реалисты, а не мистики, и мы не верим в колдовство. Турусы на колесах, распространенные невежественными людьми, принесли страшный вред нашему делу. Колхозники сажали полосы, ждали чуда, но чудес не происходило, и начиналось разочарование. Лес способен сыграть очень большую роль в увлажнении засушливых степей, но происходит это не по щучьему велению и без помощи волшебства, а в силу обыкновенных законов физики. Лес не создает какую-то новую влагу, но он помогает сберечь существующую влагу от потерь.
Старый ученый берет меня за рукав, поворачивает, заставляет оглядеться кругом:
— Какой простор! Есть где разгуляться ветру. Вы видали метель в степи? Если не видали, вспомните хотя бы «Капитанскую дочку» Пушкина. Разве может зимой снег удержаться в открытой степи? Нет, его несет до тех пор, пока он не ляжет в овраг, а степь остается голая. И не только без пользы пропадает снеговая влага, а приносит вред. Придет весной тепло, и забурлит талая вода, разрушая на своем пути землю; растут и ширятся тогда овраги. Чем другим, а оврагами наша Приволжская возвышенность слишком уж богата.
— Как же бороться?
— Да вот при помощи лесных посадок. Поставьте в степи ветрозащитные стены — уляжется метель. Можно строить их из камня, железобетона. Но опыт показал, что сплошные непроницаемые преграды приносят мало пользы, скорее даже вред: ветер около них мечется вверх и вниз, образуются вихри, местами снег сметается дочиста, а местами насыпаются глубокие сугробы. Наилучшими ветрозащитными стенами оказываются полосы из живых деревьев. Ветер увязает в упругом переплетении качающихся и пружинящих древесных веток, постепенно теряет силу, гаснет без завихрений. Говоря техническим языком, лесная полоса — идеальный амортизатор силы ветра. На защищаемом ею пространстве снег ложится ровным слоем без сугробов. Наша полоса молодая, но уже работает. Вот вам результат: в открытой степи снега бывает пять сантиметров, а в зоне полосы накапливается пласт толщиной в тридцать сантиметров. Такие площади становятся уже пригодными для земледелия. Весной растаявший снег обильно смочит почву — можно вырастить ячмень, просо, а то и пшеницу.
И не только зимнюю влагу сохраняет лес, — продолжал Николай Трофимович, — но и летнюю, дождевую. Даже на крутом склоне, засаженном деревьями, вода не стекает по поверхности, а впитывается в грунт, потому что почва под лесом — пористая, взрыхленная корнями деревьев. А это имеет большое значение и для накопления влаги в почве и для борьбы с оврагами. И я особо хочу обратить ваше внимание на то, что посаженный в степи узкими полосками лес сохраняет влаги от сдувания и от стока значительно больше, чем сам он высасывает из почвы и испаряет листьями. Дело-то ведь в том, что высасывает и испаряет лес только на той площади, которую сам занимает, а накопляет влагу и в той зоне, которую прикрывает от ветра по обе стороны от себя. Сам от жажды страдает, а воду для степей продолжает сберегать. Вот какой верный слуга!
Вообще значение леса многообразно. Сильный ветер в жару — это суховей, он обжигает растения. Ослабьте ветер — нет суховея, уже не обжигает. И такую же важную роль играет лес в борьбе с пыльными бурями.
* * *
Открытие первой в стране государственной лесной полосы заслуживало бы праздника, многолюдного митинга, флагов, толп народа, оркестров, произнесения торжественных речей. Признаться, когда я ехал в Волгоград, думал, что так и будет. Но эти ожидания свидетельствовали о городском типе моего мышления. Лесная полоса оказалась вещью весьма протяженной и удаленной от населенных мест. Транспорт здесь затруднен, люди рассредоточены. В период посадок и ухода за лесокультурами люди жили в палатках, а сейчас сезон работ уже кончился, люди разъехались, остались только на кордонах лесники. На отдельных участках комиссию встречали пять-десять человек. Как и куда соберешь людей на общий праздник?
Все дело свелось к деловой стороне — осмотру посадок, причем работа затянулась на несколько дней.
Приемочная комиссия постановила: «Государственную защитную лесную полосу считать законченным объектом полезащитного лесоразведения и зачислить ее в лесопокрытую площадь Государственного лесного фонда». Как стройка превращается в действующее предприятие, так посадки превратились в лес.
Волгоградские лесоводы — народ негордый, но все они сознавали большое значение выполненного дела. Выращенная раньше срока полоса сдается в прекрасном состоянии: деревья хоть молодые, да рослые — на многих участках успели вымахать в высоту до пяти метров.
Самое главное то, что она первая в СССР. Она начало, старшая сестра других подрастающих полос. Посадки продолжаются, и скоро зеленые шумящие ленты разбегутся на многие тысячи километров, опояшут все засушливые области.
Участники посадок переживали праздничную взволнованность. Улыбались, разговаривали более громко и оживленно, чем всегда. Ждали откликов печати, предполагали, что весть об успехе прокатится по всей стране. Николай Трофимович несколько дней просматривал все московские газеты, какие можно достать в киосках, вплоть до железнодорожного «Гудка», «Речного флота» и «Учительской Газеты». Он так и просил:
