Ознакомительная версия.
Пусть все это косвенно связано с войной и вытекает из перемены настроений и действий правительства, вызванных военным временем, но именно поэтому те, кто в силу своих настроений, расчетов, поступков способствовали указанным явлениям, не могут быть оправданы ссылками на прямые или отдаленные последствия войны; это допустимо только по отношению к другим, а не к этим людям. Отметим еще, что не существует этих всех, кто обязаны выносить тяготы войны, ибо заметно, что некоторые работают меньше, а получают больше, некоторые едва сводят концы с концами, а некоторые лишились имущества; государство же, вместо того чтобы быть общим делом, res publica, все больше становится делом лишь части населения, пролетариата, как говорят, – но в действительности тех, кому удается им завладеть; однако это, по правде говоря, не новость. В бюджете правительств предусмотрены средства для пропаганды займов; и поскольку, есть плательщик, должен быть и получатель; ясно, что не все проповеди в пользу кредитов (и добавим: налогов) произносятся безвозмездно; некоторые из них оплачиваются разного рода почестями и привилегиями. Поэтому подобные проявления следует отфильтровывать, чтобы обнаружить в них чувства, но все равно их будет немало, и было бы серьезной ошибкой полагать, что все проповедники или большинство из них движимы корыстью; они просто дают волю своему пристрастию к некоторым мифам и часто выступают в роли самых успешных их апостолов.
Тот факт, что даже после войны диктатура министерств не вызывает протеста, может навести на мысль о наличии чувств, благоприятствующих усилению центральной власти; но история опровергает подобные умозаключения и показывает, что правительства, склонные к абсолютизму, часто слабы[73], а политикам хорошо известна польза, которую приносит оппозиция, только укрепляющая правительство.
Из всего сказанного, по-моему, следует, что в плане чувств народная партия намного превосходит партию имущих классов. Ее сторонники более сплочены, преданны, они храбрее, энергичнее, самоотверженнее в отстаивании своих идеалов, они более упорно и последовательно движутся к поставленной цели. Правда, они уступают по части лисьих уловок, но в смутное время этот недостаток возмещается силой.
Точно так же некогда в прошлом они добились (и поэтому, возможно, добьются в будущем) лучшей участи для общества, обеспечив ему после тяжелых потрясений длительное благоденствие. Таковы были Средние века в Греции, Средние века после падения Римской империи, такими могут быть новые Средние века.
Чтобы понять размах и силу эмоций, нужно обратить внимание на энергию и упорство, с которыми трудящиеся и служащие добивались установленного теперь восьмичасового рабочего дня. Они поставили перед собой реальную цель и боролись за нее сплоченно и преданно, никогда не уступая, притом во всех странах. Они не обращали внимания на карканье своих противников, взывавших к патриотическому жертвенному духу, и говорили: «После войны мы хотим жить лучше, чем раньше, а вы устраивайтесь, как хотите и можете». Никто из правящего класса не предлагал сотоварищам работать побольше на благо зажиточного слоя, хотя последний приглашают финансировать правительство, чтобы оно могло изливать щедроты на рабочий класс и плутократию, что является естественным следствием правления демагогической плутократии. У народной партии и у зажиточного класса есть свои штрейкбрехеры, только первая преследует и ненавидит их, а второй оправдывает и часто воздает им почести.
Благодаря значительной силе эмоций народная партия сумела навязать повышение заработной платы и жалований. Никто из ее адептов не изыскивает всевозможных способов перевалить налоги на сотоварищей, как происходит среди имущих классов, которые еще не поняли, что отнятое у правительства – отнято у противника.
Народная партия чувствует, что те, кто склонен к крайностям, на которые многие ее сторонники не готовы идти (по крайней мере сегодня) могут быть полезны ей как союзники; поэтому она повсеместно, как правило, благоволит большевикам. Партия имущих не решается противопоставить ей крайность иного рода, и поистине комичен тот ужас, который охватывает ее при одном упоминании о «милитаризме». В прошлом образчик такого подхода явил Цицерон, не сумевший понять, что в его времена стояла проблема выбора между площадными бунтами и силой легионов, и напрасно рассчитывавший на приход к власти оптиматов при поддержке народа, хотя это и делает ему честь.
Из двух соперничающих в обществе сил сейчас берет верх народ, и это расшатывает буржуазное государство, чья власть тает на глазах; демагогическая плутократия ощущает слабость своего первого элемента и укрепление второго; назревают перемены, время наступления которых и масштабы нам, однако, не дано предвидеть.
Мы воздерживаемся от суждений об изложенных нами фактах, как уже было сказано, т. е. от их одобрения или порицания, а также от рассмотрения вопроса о том, какую ближайшую или отдаленную пользу они сулят обществу. Мы упомянули о них лишь для того, чтобы извлечь из этого понимание глубины и напряженности чувств, испытываемых соперничающими партиями.
Мы начали с изучения поверхностных явлений и пришли к некоторым предположениям, а затем углубились в предмет и дошли до рассмотрения чувств; таким образом, наши предположения подтвердились, перед нами предстала с большой вероятностью общая картина трансформаций, которые ожидают наше общество.
После публикации статей, напечатанных в этом томе, произошло немало событий, которые гораздо быстрее, чем я мог ожидать, подтвердили сделанные выводы, в свою очередь подтверждающие теории, изложенные в «Социологии»; вырисовывается некая непрерывная кривая, которая ведет от момента написания «Социологии» к настоящему и, по-видимому, продолжит свое движение в будущем, что позволяет нам отчасти его предвидеть.
Было бы слишком долго и малопродуктивно подробно перечислять упомянутые события, поскольку каждое из них само по себе не очень значительно[74] и только все вместе они существенны; но некоторые из них стоит назвать как типичные примеры, иллюстрирующие непрерывность процесса. Мы приступим к этому, используя свидетельства тех, кто не склонен одобрять наших теорий или, по меньшей мере, с ними явно незнаком.
Действие постоянных факторов, о котором говорилось в статье I, явно продемонстрировало свой перевес над внешними обстоятельствами, но политиканы и прислушивающиеся к ним добрые люди обращают внимание только на последние. Все ухищрения, с помощью которых пытались пресечь описанный нами процесс, оказались напрасными.
Об этом, в частности, свидетельствует судьба маневров (хитросплетений), к которым правительство прибегало, чтобы скорректировать валютный курс и котировку ценных бумаг. Приведем лишь один из свежих эпизодов.
8 июля этого года было объявлено о разоблачении антиправительственного заговора плутократов, игравших на понижение курсов и котировок. 22 июля депутат Джолитти, поверивший в существование заговора или решивший, что продемонстрировать такую веру полезно для блага страны, говорил в палате парламента: «Если кто-то с помощью миллиардов, заработанных войной, рассчитывает оказать воздействие на нашу политическую жизнь, то он жестоко ошибается (бурные аплодисменты)». Другой ученый, депутат Модильяни[75], подкрепил своим авторитетом слова коллеги Джолитти. Многие газеты выступили с одобрением; пришли в движение судебные инстанции. На страницах «Трибуны» читаем: «Нам стало известно, что в рамках возбужденных королевской прокуратурой уголовных дел о биржевых спекуляциях в столице были произведены массовые обыски. В ходе этих обысков обнаружены документы, свидетельствующие о вопиющих нарушениях со стороны биржевых игроков. Например, было установлено, что в Риме всего за два дня было продано около 9 миллионов государственных процентных бумаг с явной целью понизить их курс.
Судебные органы продолжают расследование, проверки и обыски будут проводиться во многих других городах Италии». В самом деле, проверки были проведены также в Милане и Турине. Но, увы, дело лопнуло, как мыльный пузырь.
Благих намерений органов правосудия оказалось недостаточно, чтобы начать судебный процесс.
Посмотрим теперь на колебания курса валют в Женеве и ценных бумаг на итальянских биржах.
Здесь нечего добавить: правительственные меры привели к великолепному результату! Но раз уроки прошлого не заставляют воздерживаться от подобных мер, этот новый урок наверняка не спасет от повторения подобных ошибок в будущем.
Выводы экспериментальной науки бесполезны не только для толпы, но и для многих университетских профессоров.
Рассмотрим общий ход социально-экономических процессов. Некоторые его черты описаны в речи депутата Джолитти на заседании сената 26 сентября 1920 г., за вычетом отдельных дериваций, без которых не хотят или не могут, как правило, обойтись практические деятели.
Ознакомительная версия.
