Ознакомительная версия.
Маркиан был хорошим императором, однако он вскоре умер (в 457 году) , и Аспар по собственному желанию назначил его преемником Льва.
М. фр. 1. В 473 году снова, на семнадцатом году правления Льва Мясника, прозванного так за то, что он в 471 году безжалостно уничтожил Аспара и его семью, все, казалось, пребывало в полном беспорядке. Некий христианский священник среди живущих в шатрах арабов, которых именуют сарацинами, прибыл со следующей миссией. Персы и римляне заключили договор в 422 году , когда во времена Феодосия между ними началась серьезная война, чтобы никто из них не брал сарацинов в союзники, если кто-нибудь из них предложит поднять знамя восстания.
Среди персов был некий Аморкес [Амиру’ Каис, Аморкес] из народа нокалийцев. Из-за того ли, что он не добился почета в стране персов, или по какой-то иной причине он решил, что Римская империя лучше, и, покинув Персию, отправился в ту часть Аравии, что граничит с Персией. Наступая оттуда, он совершал нападения и вел войны, но не с римлянами, а с сарацинами, которых встречал. Пока он понемногу продвигался вперед, его власть благодаря этим набегам возрастала. Он захватил принадлежащий римлянам остров, именуемый Иотабой, и, изгнав римских собирателей пошлины, сам стал собирать ее, захватив дань и получив немало богатств.
Аморкес захватил и другие селения по соседству и обратился к римлянам, чтобы стать их союзником и командующим сарацинами под римской властью против Персии. Он послал Петра, епископа из своей свиты, ко Льву, императору римлян, чтобы узнать, сможет ли он достичь этих целей, склоняя императора к этому. Когда Петр прибыл и представил это дело императору, последний согласился с его доводами и сразу же повелел, чтобы Аморкес прибыл к нему.
В этом отношении он поступил очень необдуманно, ибо, если император намеревался назначить Аморкеса военачальником, ему следовало сделать это назначение, когда тот находился далеко, чтобы тот мог ценить мощь римлян, повиновался римским полководцам и дорожил милостью императора. На расстоянии император казался превосходящим других людей. Вместо этого, он прежде провел его по городам, которые, как тот увидел, были полны роскоши и непривычны к оружию. Затем, когда тот достиг Византии, его быстро принял император, позволивший ему разделить с ним царскую трапезу, и когда собрался сенат, пригласил его присоединиться к этому совету. Самым постыдным для римлян было то, что император, пытаясь склонить Аморкеса стать христианином, приказал, чтобы тот сидел в присутствии патрикиев. И наконец, когда он получил очень ценную мозаику, украшенную золотом, то отпустил его, выплатив ему деньги из государственных средств [8] и приказав, чтобы те, кто был в сенате, сделали тому подарки. Император не только оставил остров, который я упомянул, в его власти, но и передал ему множество селений. Даровав Аморкесу эти владения и сделав его филархом племен, как тот и просил, он отпустил его гордецом, не собиравшимся платить дань тем, кто наделил его правами.
Римляне вернули себе остров в 498 году [9] .
О. Фр. 37. Когда-то Диоклетиан подчинил римской власти племена к югу от Египта, и они в основном оставались мирными. Это были народы, вызывавшие у римлян любопытство. Историк Олимпиадор, происходящий из этой области, написал о них в начале столетия. Он рассказывает, что, когда жил в Фивах и Сиене, чтобы собирать сведения о них, вожди варваров (именуемых блеммиями) и жрецы Исиды и Мандулиса в Талмисе пожелали встретиться с ним, будучи о нем наслышаны. Он рассказывает: «Они довели меня до самого Талмиса, чтобы я мог собрать сведения о тех областях, что находятся в пяти днях пути от Филэ до того города, который называется Прима и который в древности был первым городом в Фиваиде, куда прибывали, ступив на варварскую территорию. Поэтому римляне и назвали его «Прима», что на латыни означает «Первый». И даже сейчас он называется так же, хотя его уже давно заселили варвары, как и четыре других города – Феникон, Хирис, Тапис и Талмис» – в соответствии с планами Диоклетиана, который передвинул границу севернее. Он рассказывает, что узнал о тамошних смарагдовых копях [10] , откуда к царям Египта в изобилии поступали камни. Он замечает: «Однако жрецы варваров не позволили мне их увидеть. На самом деле это было невозможно сделать без царского разрешения».
О. Фр. 33. Пустыня также оставалась предметом удивления. Тот же автор рассказывает много странных историй об Оазисе и его прекрасном воздухе и утверждает, что там ни у кого нет падучей – называемой «священной болезнью», поскольку считалось, что во время приступов больные общаются с богами – и те, кто приезжает туда, избавляются от недуга из-за прекрасного воздуха. Об огромном количестве песка и вырытых там колодцах он повествует, что из выкопанного на глубину двести, триста, а иногда даже пятьсот локтей колодца – от 300 до 730 футов (примерно от 91,5 до 222,5 м) – вырывается поток. Земледельцы, вместе выкапывавшие колодцы, по очереди берут из них воду, чтобы орошать свои поля. Ветви деревьев всегда склоняются под тяжестью плодов, пшеницу, которая белее снега и превосходит всякую иную, а иногда и ячмень, сеют дважды в год, а просо всегда трижды. Они поливают свои поля каждый третий день летом и каждый шестой день зимой, чтобы поддерживать их плодородие. На небе там никогда нет облаков. Он также рассказывает о водяных часах, изготавливаемых местными жителями. Он говорит, что [Оазис] прежде был островом, отделенным от остальной суши, и что Геродот называет его Островами Блаженных [11] .
Геродор же, написавший историю Орфея и Мусея, именует его Феакией. Он доказывает, что это место было островом, во-первых, тем, что в горах, тянущихся от Фиваиды к Оазису, находят морские ракушки и окаменевших устриц, а во-вторых, тем, что песок всегда наполняет три Оазиса. (Он говорит, что существуют три Оазиса: два больших – один дальше в пустыне, а другой ближе, расположенных напротив друг друга в ста милях, и третий маленький, отделенный от первых двух большим расстоянием). Он утверждает в доказательство того, что это был остров, что здесь часто видят, как птицы несут рыб, а иногда части рыб, так что это согласуется с тем, что море находится близко от этого места. Он рассказывает, что недалеко от этого места в Фиваиде родился Гомер. Речь идет об оазисе Эль-Харга, который согласно предположительно верным подсчетам Геродота располагался «в семи днях пути от египетских Фив». Оазис Амона, ныне называемый Сива, находится гораздо дальше [12] . Другой большой оазис – это либо Фарафра, располагающийся к северу от Эль-Харги, или же Дахла, находящийся к западу от последнего.
П. Фр. 21. В 451 году на южной границе произошло восстание, которое было легко подавлено местным римским чиновником Флором [13] . Блеммии и нубады , то есть нобаты, когда римляне завоевали их, отправили к Максимину послов от обоих племен, чтобы заключить мирный договор. Они сказали, что будут честно сохранять мир, пока Максимин остается в районе Фив. Когда же тот не позволил им заключить мир на этот период времени, они обещали не браться за оружие, пока он жив. Когда он не согласился и на второе предложение послов, те предложили договор на сто лет. Согласно этому договору, римские пленники должны были быть освобождены без выкупа, независимо от того, захватили их во время этого или же иного нападения, угнанный скот должны были вернуть, за тех, кого убили, должны были заплатить возмещение, заложников знатного происхождения должны были передать им в качестве гарантии перемирия, и в соответствии с древним законом они должны были иметь беспрепятственный вход в храм Исиды, хотя забота о речном судне, на котором перевозили статую, оставалась в руках египтян. В установленное время варвары перевезли статую в свою страну и, получив от нее оракулы, вернули ее в целости на остров.
Поэтому Максимину показалось подходящим заключить эти соглашения в храме на Филэ. Для этой цели были отправлены другие люди, и те блеммии и нубады, что предлагали договор, прибыли на остров. Когда соглашения были записаны, а заложники переданы – это были представители правящих семейств и сыновья вождей, чего никогда прежде не случалось во время этой войны, ибо никогда раньше сыновья нубадов и блеммиев не были заложниками у римлян, – Максимин заболел и умер. Как только варвары узнали о смерти Максимина, они забрали заложников и покинули страну.
П. Фр. 22. К этим проблемам на границе добавились и серьезные религиозные беспорядки в столице. Халкедонский собор в октябре 451 года лишил местного патриарха Диоскора престола за евтихианскую ересь, несмотря на то что тремя годами ранее тот играл ведущую роль на соборе в Эфесе. Кроме того, Диоскор был приговорен жить в городе Гангре в Пафлагонии, и общим голосованием синода епископом Александрии провозгласили Протерия. Когда он занял предназначенный ему престол, среди несогласных начались большие волнения. Некоторые требовали вернуть Диоскора, что естественно в таких случаях, а другие горячо ратовали за Протерия, так что случилось множество непоправимых событий. Приск Ритор пишет в своей истории, что в то время он прибыл из области Фив в Александрию и увидел толпу, выступавшую против правителей. Когда солдаты попытались прекратить восстание, люди стали бросать камни. Они заставили отряд отступить и окружили его, а когда тот укрылся в храме, прежде посвященном Серапису, толпа сожгла их заживо.
Ознакомительная версия.
