Ознакомительная версия.
Здесь можно наблюдать несколько разных типов миграции в действии – от передвижения больших скоплений народа одновременно до миграционных потоков, растянутых по времени. Однако многие из них вышли за пределы привычных моделей «переселения элиты» или «волны продвижения». Не все они описаны так же подробно, как передвижения готской диаспоры под предводительством Амалов, однако не приходится сомневаться в том, что последствия таких переселений могли быть весьма серьезными и даже губительными, будь то тяготы дороги, война или даже утрата политической независимости. С точки зрения самих мигрантов, нередко их переселения были «массовыми» в самом прямом смысле слова. Для многих групп, как мы видели, имеются либо убедительные (как для готов Амалов или ругов), либо правдоподобные (герулы, гунны, лангобарды) свидетельства того, что они включали в себя мужчин, женщин и детей. В некоторых случаях, как, например, с готами под властью Амалов, эти объединения насчитывали десятки тысяч человек, и нередко, как в 376 и 405–406 годах, они передвигались сплоченными группами[324]. Конечно, ни одна из них не была «народом» в старом понимании этого слова, и у нас имеются доказательства того, что процесс переселения (о чем говорится в том числе в исследованиях компаративного характера, посвященных миграции) нередко вызывал расколы среди мигрантов, которым приходилось порой принимать очень сложные решения. Некоторые готы, ведомые Амалами, в 473 году отказались двинуться на юг в римские земли Балканского полуострова, предпочтя избрать своим вождем младшего брата Теодемира, Видимира. Они двинулись на запад, где в конце концов вошли в королевство вестготов. И на Балканах не все готы были готовы двинуться в Италию с Теодорихом в 489 году. Некоторые предпочли принести клятву верности Византии. Повторный раскол герулов красноречиво свидетельствует о том, насколько нелегко бывало принять решение покинуть обжитые земли. Одних оно привело в Скандинавию, других – к подчинению гепидам, третьих – в Восточную Римскую империю. Все зависело от исхода сражений и тех условий, которые предлагали будущие хозяева[325]. Однако, несмотря на все проблемы с источниками и археологическими свидетельствами, из анализа событий расцвета и падения Гуннской империи можно сделать один вывод: миграционные явления вне Римской империи были столь же значительными и масштабными, что и другие, вызвавшие кризисы 376–380 и 405–406 годов.
Причины, по которым некоторые из миграционных процессов приняли форму, отличную от встречающихся в современном мире, схожи с теми, которые объясняют появление феномена миграции как такового в контексте 1-го тысячелетия, а потому не требуют повторных объяснений. Возьмем, к примеру, первые два переселения готов под предводительством Амалов, сначала в 473 году на Балканский полуостров, то есть территорию Восточной Римской империи, затем в Италию в 488–489 годах. Мотивация за обоими случаями преимущественно экономическая, то есть добровольная. Первый шаг был предпринят с целью занять место фракийских готов в качестве доверенного союзника Константинополя, чтобы заполучить все преимущества, прилагавшиеся к этому статусу. Помимо иных благ фракийские готы получали платежи, исчисляемые тысячами килограммов золота в год, в то время как готам, вышедшим из Паннонии под предводительством Амалов, полагалось всего несколько сотен. В Италии Теодорих надеялся обрести новые богатства для себя и своих сторонников за счет Одоакра и еще действующих римских налоговых структур. Сохранившиеся постройки Теодориха в Равенне и другие памятники являются весьма красноречивым свидетельством тому, сколько денег по-прежнему поступало в Италию в VI веке – в руки ее тогдашнего правителя. Он также пустил часть доходов от налогов на введение оплачиваемых должностей для наиболее важных своих приближенных – разумеется, с одной лишь целью: заручиться их политической поддержкой. Обе эти стратегии экономического развития и процветания, однако, полностью зависели от наличия военной силы, оказывавшей существенное влияние на политическую ситуацию, – прежде всего нужно было с ее помощью убедить императора Льва I отдать предпочтение новым готским союзникам, а затем расправиться с армией Одоакра. И разумеется, во втором случае имелся дополнительный политический подтекст, ведь отношения между Теодорихом Амалом и императором Зеноном зашли в тупик. Они не доверяли друг другу, и несколько столкновений наглядно продемонстрировали, что ни один не мог с легкостью избавиться от другого[326]. В таких миграционных процессах экономические и политические мотивы почти неотделимы друг от друга, и, чтобы получить шанс на успех, Теодорих должен был обзавестись сильной армией. Как мы уже видели, число профессиональных воинов, которых могла поддержать экономика варваров в Европе в ту эпоху, было недостаточным для ведения масштабных кампаний. Следовательно, требовалось участие свободных людей и их семей.
Мотивы, побудившие лангобардов начать захват новых земель, скорее всего, были примерно такими же. Насколько нам известно, их переселение на средний Дунай не являлось реакцией на какую-либо внешнюю угрозу, а было вызвано исключительно преимуществами и богатствами региона. Среднедунайская низменность была периферией Римской империи и на протяжении первых четырех веков н. э. стабильно богатела и развивалась – куда быстрее, чем любой из народов, проживающих у устья Эльбы. Апогеем неравенства стало завоевание этих территорий Аттилой. Количество золота, найденного в захоронениях гуннского периода на равнине, беспрецедентно для германского мира. И это наверняка лишь малая доля сокровищ, которыми теперь распоряжались короли, правящие здешними землями. Несмотря на нехватку точных сведений, мы можем утверждать, что миграция лангобардов в том числе была вызвана желанием завладеть частью этих богатств – а заодно и получать дань с Константинополя, которую тот исправно платил даже после смерти Аттилы. Однако, для того чтобы запустить руки в эту сокровищницу, нужно было обладать немалой военной силой, чтобы изменить существующие политические условия, – другими словами, нужно было взять верх над герулами. Экспансия лангобардов, может, и началась с прихода небольших отрядов, просочившихся на юг, но и лангобарды, и другие переселенцы в конечном итоге были подхвачены полноценным потоком миграции и образовали более сплоченную группу – самое позднее к моменту ухода из Ругиланда, вслед за которым они уничтожили королевство герулов[327]. Даже несмотря на экономические, то есть добровольные по своей сути мотивы, побудившие их покинуть собственные земли, при миграции такого типа всегда свою роль играют и политические соображения. Собирали ли мигранты войска целенаправленно, чтобы обеспечить успех задуманного, или же нет?
Другие приступы миграционной активности, напротив, были вызваны преимущественно политическими причинами. Скиры, руги, герулы и гунны все в разное время столкнулись с мощным негативным и сугубо политическим воздействием, заставившим их покинуть обжитые земли, – военные поражения в борьбе против готов Амалов, Одоакра, лангобардов, плюс на гуннов повлиял процесс постепенного ослабления власти – до тех пор, пока их положение не стало невыносимым. В каждом случае сокрушительное поражение в битве уничтожило способность группы сохранять независимость, несмотря на то что реагировали на него все пострадавшие по-разному. В то время как руги и герулы (по крайней мере, большинство их) массово переселялись в другие земли, скиры, похоже, разбились на маленькие группы, каждая из которых сама решала свою дальнейшую судьбу. В Житии святого Северина упоминается небольшое племя скиров, движущееся в Италию. Примечательно оно лишь тем фактом, что среди них был и Одоакр[328]. История гуннов после Аттилы могла включать в себя оба типа миграции. Как мы отмечали, в середине 460-х годов имеются упоминания и о небольших группах гуннов, и о двух крупных объединениях, которыми правили выжившие сыновья Аттилы, решившие искать убежища на востоке Восточной Римской империи. Экономические факторы определили выбор направления, но не они были причиной, заставившей гуннов вновь пуститься в путь.
Плата за службу и другие привилегии, еще доступные римским солдатам, были, скорее всего, основной причиной, по которой так много скиров и представителей других народностей двинулись к югу от Альп. Более крупные объединения ругов, герулов и гуннов (иногда не одной группой, а несколькими) были вынуждены после военных поражений либо покинуть Среднедунайскую низменность, либо установить новые, неравноправные отношения с теми, кто сильнее их. Природа этих отношений не совсем ясна, однако она опять-таки повлияла на выбор направления миграции. Герулы сочли владычество гепидов над собой чрезмерно обременительным и предпочли стать подданными Византии – пока гражданская война не разделила их вновь, вынудив некоторых вернуться на земли гепидов. Ожидалось, что беженцы будут сражаться за своих хозяев (будь то Византия или королевство гепидов), и, похоже, это не вызывало особых возражений со стороны мигрантов, так что явно не это требование заставило герулов прекратить сотрудничество с гепидами. В обязанности им наверняка вменялась и уплата дани в том или ином виде, но, скорее всего, она была меньше той, которую требовали гунны. Ругам, возможно, больше посчастливилось, и Теодорих Амал предложил им более приемлемые условия. Был момент, когда они переметнулись на сторону Одоакра во время завоевания Италии, однако очень скоро вернулись к прежним союзникам и, похоже, охотно оставались в королевстве остготов вплоть до 540 года, по крайней мере, источники намекают на то, что их жизнь была более счастливой, нежели участь герулов[329].
Ознакомительная версия.
