Сергей Григорьев - На бородинском поле

Сергей Тимофеевич ГРИГОРЬЕВ

НА БОРОДИНСКОМ ПОЛЕ

Рассказ

________________________________________________________________

ОГЛАВЛЕНИЕ:

I II III IV V VI

________________________________________________________________

I

Завтра будет решительный бой. Накануне боя надо если не выспаться об этом Кутузову и думать не приходилось, - хоть бы уснуть часок-другой, а если нет, то дать отдохнуть измученному телу.

Чтобы уснуть, надо успокоиться. Чтобы успокоиться, надо прогнать заботу, тревогу, сомнения, надо забыться. Чтобы забыться, надо все снова передумать, пересмотреть. А голова устала до того, что путаются мысли, главное мешается с пустяками. И сердце, перегруженное за день, то замирает - и холодеют руки, то начнет колотиться - и в ушах поднимается шум.

Чтобы уснуть, Кутузов прибег к своему привычному средству. Уже раздетый, лежа в постели под теплым пуховым одеялом на взбитом в пену пуховике, Кутузов потребовал черного кофе и выпил целый кофейник крепкого горячего напитка.

Сердце забилось ровнее. По измученному телу разлилась сладкая истома. Камердинер погасил свет и, пожелав его светлости спокойной ночи и приятных снов, удалился.

Лежа на спине, Кутузов сладко потянулся, но не очень сильно, чтобы ноги не свела судорога - боль в икрах ног очень неприятна! Поясница перестала ныть. Прояснилось в голове, и вместо сумятицы явилась привычная обыденная мысль: "Все ли мной довольны? Кто недоволен? Чем?"

Этот вопрос Кутузов уже много лет привык задавать себе каждую ночь, отходя ко сну. И, перебирая свои поступки и речи за день, обычно приходил к заключению, что им остались за прошедший день все довольны, а если и не все, то недовольных было немного, или они были людьми незначительными, или их раздражил он сам нарочно, чтобы извлечь какую-либо пользу из их недовольства.

"А сам ты собой доволен?" - следовал последний строгий вопрос, обычно когда Кутузов уже наполовину погружался в сладкий сон. Он и служил ответом.

Все ли довольны? Кто недоволен? Чем?

Прежде всего: доволен ли Наполеон?

"О, конечно! Наполеон мной должен быть очень доволен! - подумал Кутузов, улыбаясь во тьме. - Как же! Он так стремился к решительному бою! Разбить и уничтожить мою армию - для Наполеона значит спасти себя от гибели и выиграть кампанию. Весь вечер французы ликовали, оттуда доносились крики солдат. Наверное, Наполеон им сказал: "Вот битва, которой мы желали, к которой стремились. Мы победим и получим заслуженный мир и отдых на прекрасных зимних квартирах в Москве, где всего много - веселья, хлеба и вина!" Значит, и армия моего противника довольна мной, что я остановил свою армию и готов сразиться.

В Петербурге?.. Там тоже будут довольны. Туда поскакал курьер с извещением, что армия остановилась для сражения. "Позиция, на которой я остановился, при селе Бородине, в двенадцати верстах впереди Можайска, одна из наилучших, какую только на плоских местах найти можно. Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюсь я исправить посредством искусства. Желательно, чтобы неприятель атаковал нас на сей позиции; в таком случае я имею большую надежду к победе", мысленно повторял Кутузов слова своего донесения государю. Государь - он будет доволен этим донесением и затаит вороватую надежду, что на Бородинском поле Кутузов свернет себе шею, чтобы Александр Павлович мог сказать: "Вот видите, я был против него, а вы все хотели - пеняйте на себя!"

В свете известие, привезенное курьером, вызовет радостное волнение петербургское дворянство, указавшее Александру Павловичу на Кутузова, будет довольно, что их избранник оправдал надежды. Доволен будет английский посол лорд Каткэрт - сегодня его уполномоченный при штабе русской армии полковник Вильсон сиял, что с англичанами бывает редко.

Доволен Багратион - он давно ждал и желал решительного боя.

Доволен полковник Толь, генерал-квартирмейстер*, что ему выпало на долю счастье выбрать поле для сражения и составить диспозицию боя**.

_______________

* Г е н е р а л-к в а р т и р м е й с т е р - руководитель

военных операций.

** Д и с п о з и ц и я - расписание и план сражения.

Генерал Беннигсен тоже доволен, он лелеет тайную мечту, что Кутузов потерпит неудачу, его отставят со срамом, и кто же, как не Беннигсен, займет его место!

И московский генерал-губернатор Федор Растопчин доволен, что Наполеону загородили дорогу в Москву.

Даже Барклай как будто доволен. Кутузов оставил ему в командование первую армию - и завтра генерал покажет, что он не такой уж бездарный полководец, и личной храбростью и отвагой в бою снимет с себя тяжкое обвинение в измене.

Довольны генералы, офицеры и солдаты - отступление без боя оскорбляло их. Командиры говорили, что отступление без боя - позор для русского оружия. Солдаты издевались, говоря: "Должно быть, наши командиры боятся изорвать французские мундиры о русские штыки!"

"Да, все довольны - и друзья мои, и враги, - думал Кутузов, - и никто не боится смерти. Да. А если кто и боится, то стыдно признаться".

Кутузов перебрал все встречи и разговоры минувшего дня, то, что ему предлагали сделать и что он сам решил.

Он старался никого не обидеть, со всеми был одинаково ровен и ласков, принимал каждое предложение, а предложения сыпались со всех сторон. Каждому из окружающих Кутузова хотелось исправить упущенное, улучшить сделанное, пополнить позабытое, показать свои умение, знание, опыт. Кутузов всем отвечал: "Да, сделай так, голубчик!" или: "Распорядитесь, граф, об этом!", "Съезди посмотри!" Тысячу раз Кутузов сказал: "Да!" И ни одного раза: "Нет!" Даже в том случае, когда он видел, что предлагают что-нибудь неисполнимое, он отвечал: "Да, надо бы это сделать". Не все советы и предложения были умные и шли к делу, и, полусоглашаясь: "Попробуй, голубчик, можно ли так!" - Кутузов остерегался одного - внести путаницу в передвижение войск, артиллерии, зарядных ящиков и обозов. Но все эти передвижения и трудно, почти невозможно было переменить - все постепенно заняло назначенные места, чтобы исполнить задуманное. Полковник Толь доложил Кутузову мнение немецкого офицера Клаузевица, что надо отодвинуть значительно глубже назад по старой Смоленской дороге корпус генерала Тучкова. Кутузов не сказал, что солдаты устали, что им надо дать отдых перед боем и не затевать новых движений, а ответил: "Да, так было бы лучше. Жаль, что не сказал мне раньше!" Клаузевиц понял, что Кутузов считает его дельным офицером, что немцу доставило удовольствие. А Клаузевиц не любил Кутузова.

Осталось задать последний вопрос:

"Все довольны тобой. Ну, а ты сам доволен ли собой?"

И, как всегда бывало в удачные дни, ответом на это явился сон.

Перед тем как уснуть, Кутузов протянул руку к брегету под подушкой и нажал кнопку: часы нежно прозвонили два. До рассвета оставалось три часа. Кутузов уснул спокойно и сладко.

* * *

Наполеон в своей палатке у села Валуева на столбовой дороге не мог уснуть и не давал отдохнуть своим приближенным. Он не раздевался, его знобило. Он то и дело вскакивал с койки, выбегал из палатки посмотреть, не ушли ли русские, не веря адъютантам, которые прекрасно понимали, как и сам Наполеон, что русские не могут уйти. Наполеон задавал адъютантам и другие вопросы, в тревоге, что не все распоряжения его выполнены, но не слушал ответов, тут же забывал, о чем спрашивал. Наконец на рассвете Наполеон задремал. Его тотчас разбудили: явился ординарец от Нея - маршал испрашивал позволения начать бой. Наполеон вскочил с койки и выбежал из палатки. В лицо ему из-под нахмуренной тучи глянуло кровавое око солнца... Наполеону подали коня. Блестящая свита командиров, одетых в разные мундиры, в шляпах с плюмажем, в киверах с султанами, в медвежьих шапках пустилась вслед Наполеону - он поскакал к селу Шевардину.

II

Кутузова разбудил близкий пушечный выстрел. Пока Кутузов умывался и его облачал камердинер, выяснилось, что пушечный выстрел - случайный. У Наполеона стало обычным начинать бой по сигналу пушки. На этот раз первым выстрелило русское орудие. Командиру полевой батареи в колыхании утреннего тумана показалось, что движется неприятель. Он приказал выстрелить. Об этом и доложил Кутузову ординарец его Голицын. Кутузов молча покачал головой.

В столовой кипел самовар. Полковник Толь поздравил светлейшего, как всегда, с добрым утром и прибавил, что "есть еще время".

- Спасибо, голубчик, - ответил Кутузов, как будто он признавал, что во власти его генерал-квартирмейстера распоряжаться временем.

К чаю подали любимые блинчики Кутузова с малиновым вареньем. Кушая чай, Кутузов ни о чем не спрашивал Голицына и Толя. Слуга в белых нитяных перчатках наливал всем им чаю. Отхлебывая чай, Толь хмурился - ему хотелось сообщить главнокомандующему что-нибудь значительное или спросить о чем-либо неотложном - и не мог придумать ничего: безмятежное спокойствие заспанного лица его светлости запрещало всякие вопросы.