Метельский Георгий Васильевич
Доленго
Георгий Васильевич МЕТЕЛЬСКИЙ
ДОЛЕНГО
Повесть
о Сигизмунде Сераковском
ОГЛАВЛЕНИЕ:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
---------------------------------------------------------------
Повесть писателя Георгия Метельского "Доленго" посвящена
Зыгмунту (Сигизмунду Игнатьевичу) Сераковскому - неутомимому
борцу за равноправное единение России и Польши, за теснейший
братский союз населяющих эти страны народов, ссыльному солдату,
отдавшему половину своей жизни борьбе за облегчение солдатской
участи, за отмену позорных и мучительных телесных наказаний в
армии, другу Чернышевского, Шевченко, сотруднику некрасовского
"Современника", наконец, вождю восстания, охватившего в 1863
году Литву и Белоруссию.
Писатель изучил большое количество исторических материалов,
много ездил по стране. Г. Метельский известен как автор
художественных произведений, в числе которых сборники повестей и
рассказов - "Чистые дубравы", "Листья дуба", "Один шаг", "В
трехстах километрах от жизни", "Лесовичка", "Ямал - край земли",
"Янтарный берег", "В краю Немана", "Восемь дней ожидания" и
другие.
---------------------------------------------------------------
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
В дверь резко и бесцеремонно застучали.
- Кто тут? - спросил жилец по-польски. Он ждал этого стука, хотя не такого требовательного и немного позднее, ближе к рассвету.
- Полиция... Откройте! - громко ответили по-русски.
- Одну минуту. Я не одет...
Первой мыслью было выпрыгнуть в окно, в темень, в грозовой ливень, продолжавшийся уже два часа подряд... Он рывком отдернул занавеску и при свете озарившей землю молнии заметил у самого окна мундир полицейского.
Бежать было некуда.
Стук повторился.
- Вы скоро там? - нетерпеливо спросил другой голос.
- Я готов, - ответил жилец и отпер дверь.
В коридоре он увидел двух жандармов с саблями - пожилого и помоложе, хозяина корчмы, где он проводил ночь, жену хозяина, прислуживавшую вечером, и возницу, который привез его вчера в эту корчму близ австрийской границы. Возница, в длиннополом кафтане, подпоясанном узким ремешком, в облезлой меховой шапке и с грязным шарфом на шее, молча показал на него и сразу же попятился, скрылся в полумраке коридора. Остальные вошли в комнату, хозяин корчмы услужливо светил фонарем.
- Ваш вид на жительство? - спросил пожилой жандарм.
Жилец протянул ему отпускной билет, выданный в Петербурге около месяца назад. Жандарм бегло взглянул на бумагу.
- Разрешите узнать, каким образом вы очутились в Почаеве, вместо того чтобы следовать или находиться в Херсонской губернии?
- Я заехал к матери в село Лычше Луцкого уезда...
- Без разрешения? - Жандарм улыбнулся, показывая этим, что ему заранее известно все, о чем будет говорить молодой человек в студенческой куртке.
- Я узнал, что матушка больна, и счел сыновним долгом ее проведать.
- Так, так... Ваша фамилия?
- Она написана в отпускном билете Санкт-Петербургского университета... Билет же вы изволите держать в руках.
- Меня не интересует, что там написано. Постарайтесь отвечать на задаваемые вопросы!
- Пожалуйста... Сераковский. Сигизмунд Игнатьевич.
- Звание?
- Потомственный дворянин Волынской губернии.
- Год рождения?
- Тысяча восемьсот двадцать шестой.
- Вероисповедания?
- Римско-католического.
- Подорожная при вас?
- В кармане сюртука, который висит на вешалке, вернее, на гвозде, вбитом в стену.
Подорожную жандарм достал сам.
- Выдана восьмого апреля тысяча восемьсот сорок восьмого года... Пункты следования... - прочел он вслух. - Почему не отметились в Житомире?
- Не успел. Я уже говорил вам, что торопился к больной матери.
- У вас есть вещи?
- Вот только саквояж.
- Разрешите взглянуть...
Саквояж был почти пуст. В нем лежала пара чистого белья, польская драма "Иордан", почтовая карта Российской империи и восемнадцать полуимпериалов в потертом кожаном портмоне.
- А это что такое? - грозно спросил жандарм, вынимая из-за подкладки саквояжа пистолет.
- Он даже не заряжен, - ответил Сераковский спокойно.
- Не имеет значения... Попрошу вас следовать за мной.
- Куда?
- Это вас не касается, господин Сераковский. Вопросы здесь задаю я, а не вы.
Жандарм помоложе взял саквояж. Сераковский надел студенческий сюртук, шапку и вышел из комнаты. Во дворе ждала пролетка, в которую жандарм постарше сел первым. Рядом занял место Сераковский, второй жандарм вскочил на козлы, махнул на прощание рукой полицейскому, и пара коней не спеша потрусила по размокшей немощеной дороге.
Уже начало светать. Гроза ушла на север, необычно ранняя, первая в этом году, небо очистилось, и лучи еще невидимого солнца вдруг вспыхнули на позолоченных куполах Почаевской лавры. Туда уже стекались богомольцы.
- Спать хочется, - устало сказал жандарм постарше. - Ни дня тебе, ни ночи... Беспокойное время настало, господин Сераковский.
И он посмотрел в сторону границы, за которой лежала принадлежавшая Австрийской империи Галиция.
Сераковский вдруг усмехнулся:
- В одной из французских газет недавно была напечатана карикатура: из бутылки шампанского с надписью "Франция" вылетает пробка, да так, что разносит и французский трон и самого Луи Филиппа. А рядом - Россия. В виде штофа русской водки... - он показал руками, как примерно выглядит этот штоф. - Водка, само собой разумеется, не бурлит, и на пробке спокойно и величественно восседает наш монарх.
- Карикатура на государя императора?! - Жандарм повысил голос. - Я запрещаю!..
- К сожалению, вы не поняли ни меня, ни французского художника. Своим рисунком он хотел показать, что в России все так спокойно...
- Вот вашего брата и тянет за границу, - ворчливо сказал жандарм.
- Надеюсь, это относится не ко мне.
- Именно к вам, господин Сераковский. Признайтесь, ведь вы хотели уйти в Галицию и об этом договорились с извозчиком... Нам, господин Сераковский, все известно.
- Ни с кем я не договаривался! И вообще, зачем мне переходить границу? - Сераковский пожал плечами.
- Ну это ясно - чтобы принять участие в мятеже, в смуте, которая там поднялась... Хорошие люди из Галиции к нам бегут, - доверительно сказал жандарм. - А вы куда? Такой молодой, и уже в инсургенты! Вам ведь только двадцать два года!..
...Итак, Крыштан его предал. Кто бы мог подумать!
Он вспомнил, как в Кременце на постоялом дворе встретил этого разбитного извозчика. Сюда Сераковский приехал с умыслом. Отказавшись от записанного в подорожной направления, он побывал сначала в Житомире, где повидался с младшим братом Игнатием, еще гимназистом, потом через Луцк поехал в село, где жила мать, и уже оттуда направился в Кременец, поближе к австрийской границе. Там и познакомился с Крыштаном. Извозчик был как извозчик - пожилой, смуглый, кудлатый, много говорил и много жестикулировал при этом. Сераковский нашел его в бедной и грязной лачуге с почерневшими стенами и провисшим от ветхости потолком. У раскаленной печи стояла пожилая женщина с лихорадочным чахоточным румянцем на щеках, должно быть жена Крыштана. За столом, на полу и на деревянной кровати возилось множество оборванных детей - мал мала меньше.
- Пан Соснович посоветовал мне обратиться к вам с одной деликатной просьбой, - сказал Сераковский, войдя в лачугу извозчика.
- Слушаю пана, - ответил хозяин, наклоняя прикрытую ермолкой голову.
- Мне надо перебраться на ту сторону, - Сераковский показал рукой по направлению к границе. - Там у меня невеста.
- О, у пана невеста! - Крыштан причмокнул языком. - Но это не так просто - попасть в Галицию, как кажется пану.
- Конечно, не даром...
- И сколько пан заплатит?..
Сначала все шло хорошо, Крыштан довольно быстро доставил его в Почаев, небольшое местечко, существующее в основном за счет богомольцев, стекавшихся в лавру, и посоветовал остановиться в захудалой корчме, куда среди ночи и явились жандармы.
Сейчас он снова ехал в Кременец обсаженной вязами дорогой с полосатыми верстами, с той лишь разницей, что теперь его сопровождал не Крыштан, а два жандарма. Выехав на тракт, кони пошли резвее, и часа через два на горизонте показались две костельные башни с железными крестами.
Они въехали в город через Русские ворота - массивную арку в толстой крепостной стене. Пролетку начало нещадно трясти на булыжной мостовой, по сторонам которой стояли похожие друг на друга островерхие каменные домики ремесленников. К толстым шулам ворот были прибиты цеховые знаки, заменяющие вывески, - ножницы (здесь живет портной), бочка (бондарь), лошадиная морда (извозчик)...
