Документы о расстреле польских военнопленных осенью 1941 года
Рабочий университет имени И.Б. Хлебникова
В истории Европы, Евразии, да и в глобальном масштабе, судьбы громадной семьи славянских народов, которые не раз ставились складывавшимися обстоятельствами и межгосударственными отношениями у «бездны мрачной на краю», вынуждались к самопожертвованию, являют как светлые страницы деяний во имя человечности и культуры, так и трагические примеры взаимного непонимания и безотчетной вражды, когда от этого, как правило, выигрывал некто третий. Наглядное свидетельство тому - изобретенное еще Геббельсом «Катынское дело», вызвавшее в разгар Второй мировой войны прискорбную трещину в союзнических польско-советских отношениях, демагогически эксплуатировавшееся Горбачевым - Яковлевым в общей кампании, направленной на развал нашего Отечества - Советского Союза, отозвавшееся неожиданным эхом уже теперь в нелепой, породившей глубокую печаль в сердце русского народа, гибели президента Польши Лexa Качиньского с его штабом, - геббельсово «дело», поныне используемое разноцветной реакцией и в антироссийских, и в антипольских целях.
«Одних отцов одни дети, - / Жить бы, веселиться./ Нет, не смели, не хотели, - / Надо разделиться!», - так выражал Тарас Шевченко свое восприятие схватки запорожцев с польской шляхтой, отшумевшей еще в XVIII веке. Мы, сыны другого времени, не сказочники и не утописты. «Пускай житом- пшеницею, как золотом покрыта, неразмежованною останется от моря и до моря - славянская земля», - мечтал Тарас[1]. Мы осмотрительно не присоединяемся к этой мечте, - век XXI, стоящий на плечах XIX-го и ХХ-го, нагромоздил с избытком новых реалий и заставляет быть суровыми реалистами, - но, не присоединяясь к тарасовой мечте, от нее и не отстраняемся. Во всяком случае, в контактах России и Польши, знавших много обидных конфликтов, накопился и новый добрый, пока слабо осознанный потенциал. Кто и как его поймет, повернет и применит, послужит ли это, наконец, во благо?.. С такой думой мы решали нашу задачу.
Перемещение центра мирового революционного движения к концу XIX века с запада на восток сделало славянский фактор международной политики ахиллесовой пятой для империалистических форпостов финансового капитала. Славянские народы объективно оказались в авангарде (ведь кому-то надо было в нем быть!) поворота человечества от частнособственнической системы к товарищескому способу производства. Весь XX век прошел под знаком этого единоборства титанов. Характерную роль тут сыграла Вторая мировая война. Она в своем итоге не только пресекла славянофобский поиск «жизненного пространства» германским монополистическим капиталом, но и укрепила позиции, завоеванные Октябрьской революцией при выходе из Первой мировой войны, построила предварительные мостки к созданию мирового социалистического сообщества с крепким славянским ядром. Не случайно с фултонской речи Черчилля начала 1946 года повелась упорная антикампания в пользу главенства в мире англоязычной «цивилизации». Это была лишь внешняя, национально-«культурная» оболочка глубоко классовой политики. И Запад -таки добился своего.
Не тема для рассмотрения здесь - причины успеха буржуазно-бюрократической контрреволюции в Советском Союзе 1985-1993 годов (на этот счет уже накоплена обширная и содержательная литература) и чего-то вроде повтора ее в других странах. Обратим внимание только на одну сторону дела. Диким контрастом воссоединительному движению народов, направленному на исправление последствий Второй мировой и ряда колониальных войн (примеры - Германия и Вьетнам), является не мотивированное активностью народных масс снизу, навязанное в основном СМИ, оказавшимися в нечистых руках, расчленение СССР, СФРЮ, ЧССР, превращение их в резерв империалистического передела мира. При этом наиболее разделенным народом оказался народ русский. Вместе с ним особенно «наказали» сербов. Это не диктовалось никакими глубинными, нравственными и культурными, организационными и хозяйственными, языковыми и бытовыми мотивами или причинами. И ныне остро ощущается вся искусственность и условность отграничения бело-, мало- и великорусов, неопределенность в положении Приднестровья и Крыма, казачьих войск от Днепра до Амура, периферийные гражданские войны, преследование русскоязычия, выгодные «дяде», но совершенно не вяжущиеся с тысячелетними традициями русичей. Очевидно, поляки были задеты этим менее других. Сказались здесь и длительное влияние католической веры, и иллюзии, связывавшиеся с папой-поляком, и квази-рабочие сны «Солидарности», и мещанская идеализация «западной модели», но на дворе общая беда — очередной этап системного кризиса капитализма, а рецептов выхода из него ни у кого в предлагаемых рамках нет. Вернее сказать, нет без признания вновь социалистической альтернативы. Как говаривал вслед за Эзопом наш «старый Карла», здесь Родос, здесь прыгай. Мы исходим из того, что поляки отнюдь не глупее россиян и им несомненно под силу та мысль, что польско-российская, а лучше пошире - общеславянская солидарность, или ассоциация, может дать намного больше в поиске эффективного антикризисного поворота и воскрешении принципиально бескризисного строя, чем толчение в ступе европейского рынка с присыпанием получаемого постмодерна пудрой гламура. Подвижки, на которые мы намекаем, берутся не с потолка. Они подтверждаются фактическими процессами в самой Польше и способны в результате своей эволюции обеспечить «критическую массу», которая позволит получить решение. Родос здесь. Только «прыгунов» нынче пока маловато. Дальнейшее - работа...
* * *13 апреля 1943 года «Радио Берлина» передало сообщение «из Смоленска», в соответствии с которым оккупационные власти были якобы извещены местными жителями о существовании «мест массовых казней», где похоронены 10 тысяч польских офицеров, ставших жертвами ГПУ. 15 апреля Совинформбюро откликнулось на это сообщение заявлением «Гнусное измышление немецко-фашистских палачей», в котором, в частности, говорилось: «Немецко-фашистские сообщения по этому поводу не оставляют никакого сомнения в трагической судьбе бывших польских военнопленных, находившихся в 1941 году в районах западнее Смоленска на строительных работах и попавших вместе с многими советскими людьми, жителями Смоленской области, в руки немецко-фашистских палачей летом 1941 года, после отхода советских войск из района Смоленска»[2].
Однако на следующий день было опубликовано коммюнике министра обороны Польши (эмигрантского правительства в Лондоне) М. Кукеля в связи с германским заявлением об обнаружении массовых захоронений польских офицеров в Катыни, требовавшего, в связи с «обильной и детальной германской информацией касательно обнаружения тел многих тысяч польских офицеров под Смоленском и категоричным утверждением, что они были убиты советскими властями весной 1940 г.», проведения расследования на месте «компетентным международным органом, таким, как Международный Красный Крест» (См. Документ № 2). Обращение в МКК было рассмотрено и утверждено на заседании польского правительства 17 апреля.
Лондонские поляки не могли не понимать реальную цену «компетентности» любых расследований Красного Креста под контролем немцев. Почему-то до тех пор МКК не интересовало не только массовое истребление гитлеровцами советских военнопленных и гражданского населения, но и тех же поляков. Упоминание об этих преступлениях, о которых знали, но отчего-то не призывали срочно расследовать, в очередном польском обращении (См. Документ № 3) выглядит как насмешка над МКК, на авторитет и компетентность которого вдруг решили положиться премьер В. Сикорский со товарищи.
Если же учесть, что согласно отчету технической комиссии Польского Красного Креста, ее представители 15 апреля 1943 года уже находились в Катынском лесу, факт согласованного поведения немецкой и польской сторон отрицать, мягко говоря, трудно.
Двуличная позиция польских «союзников» по отношению к Москве послужила поводом к появлению в «Правде» передовицы «Польские сотрудники Гитлера», в которой не только разоблачались неуклюжие немецкие измышления относительно еврейских «комиссаров» Льва Рыбака, Авраама Борисовича, Павла Броднинского и Хаима Финберга из «Смоленского отделения ГПУ», но и прямым текстом заявлялось, что «в свете этих фактов обращение польского министерства национальной обороны к Международному Красному Кресту не может расцениваться иначе, как прямая и явная помощь гитлеровским провокаторам в деле фабрикации подлых фальшивок. У всех здравомыслящих людей и особенно у тех, кто на себе испытал кошмар гитлеровской тирании, такого рода фальшивки могут вызвать только отвращение»[4].
