Сергей Капков - Короли комедии - Инна Ульянова

Сергей Капков

КОРОЛИ КОМЕДИИ. Инна Ульянова

Инна Ульянова - комедийная актриса в чистом виде. Трудно представить ее в роли страдающей героини, затюканной женушки или благородной матери большого семейства. Хотя профессионализм Инны Ивановны, безусловно, помог бы взять и этот творческий барьер. Но самой актрисе такие роли неинтересны. На экране она невероятно энергична и напориста. Зрителям (а особенно зрительницам) симпатичен образ, у истоков которого стояла Маргарита Хоботова из "Покровских ворот" - сильный, независимый, категоричный. Именно с этой роли к актрисе пришла популярность и повсеместная узнаваемость, именно эта работа принесла ей долгожданное признание. Можно согласиться с теми, кто утверждает, что Ульянова - актриса одной роли, одного растиражированного образа. А можно и поспорить. Те, кто помнит Даму с лисой из "Семнадцати мгновений весны", Эльвиру Павловну из мелодрамы "Когда я стану великаном", Ольгу Николаевну из "Утомленных солнцем", те, кто видел Инну Ивановну на сцене, обязательно отметят многогранность ее комедийного дарования.

* * *

- Инна Ивановна, разрешите начать с банального вопроса: как вы стали актрисой?

- Мои родители никакого отношения к искусству не имели. Если бы было наоборот, может быть, я и не выбрала бы эту профессию. Мы жили в одном доме с известными кинематографистами, и каждый день я встречала Герасимова с Макаровой, Пырьева с Ладыниной, Консовского.

Для меня не стоял вопрос, буду ли я артисткой, - я твердо знала, что буду. Поэтому не понимала, зачем иду в первый класс, когда я уже готова поступать в театральный вуз, хотя в то время об их существовании я даже не знала, так как жила в эвакуации в Новосибирске.

Когда же я поступала в театральное училище и читала басню, то заливалась искренним, детским смехом. А когда прочла стих Ходасевича о "сомнительных девах" и "грошовом доме свиданий", комиссия была поражена. Почему это дите (а я, действительно, выглядела совсем юной девочкой, наше военное поколение формировалось позже, мы отставали в физическом развитии от своего возраста) решила взяться за такую тему? И меня дослушали до конца и чуть ли не зааплодировали.

- Значит, вам с первого раза удалось покорить будущих педагогов!

- Не совсем так. Меня, если можно так сказать, взяли на испытательный срок, на полгода. Решили понаблюдать: если то изумление, которое я вызвала на экзамене, оправдается, значит - все правильно.

Училась я в самом престижном театральном училище - Щукинском, где работали выдающиеся педагоги. Они пестовали нас должным образом, так как понимали, что обязательно должны дать нам элементарную профессиональную грамотность (не талант - он или есть, или его нет, а именно грамотность). Я низко кланяюсь "Щуке".

Это был "золотой век" Щукинского училища. Вели наш курс Вера Константиновна Львова и Леонид Моисеевич Шихматов - гении в своей профессии. Нас воспитывали Кольцов, Катин-Ярцев, Понсова, я немного поработала с Мансуровой. А какие были однокурсники! Ну, Щукинское училище вообще славилось красивыми женщинами и красивыми мужиками, а тут собрался "цветник": Стриженов, Шворин, Лановой, Сатановский, Ширвиндт, Державин, Панич, Ливанов, Лева Борисов. Мне, маленькой студенточке, они казались богами.

- Наверное, учиться в такой компании было необычайно весело и интересно?

- Я не могу сказать, что это были веселые годы. Они были очень серьезными в постижении профессии, которую я выбрала. А я человек очень серьезный... в глубине души. Это сейчас я стала несколько ироничной и на что-то могу всего лишь пожать плечами или улыбнуться. А тогда я была робкая, худенькая девушка с косичкой. И я не помню, чтобы мы выпивали, курили. Мы очень серьезно относились к жизни, и если шли в кафе "Мороженое", то, в лучшем случае, заказывали бутылку вина на пять-шесть человек. Ну, вы понимаете, что от этого не спьянишься... Если мы собирались у кого-то дома, то заводили пластинки и танцевали.

Время было сложное. На нашем курсе учились еще участники войны, например, Лазарь Усач - в дальнейшем замечательный эстрадник. Конечно, были разные индивидуальности, и Шура Ширвиндт и тогда был ироничен, очарователен и нравился женщинам. Но на первом месте была серьезная, напряженная работа.

Училище я окончила с красным дипломом.

- И вас сразу пригласил Николай Павлович Акимов в Ленинградский театр комедии. Он специально приезжал в Москву отбирать молодежь?

- Акимов сам был вахтанговцем, и одна из его жен - замечательный режиссер Ремизова - тоже вахтанговка. Этот театр всегда поддерживал Николая Павловича в трудную минуту, и Акимов старался брать выпускников именно оттуда. Ему легче было находить с щукинцами общий язык.

Но я поначалу такому приглашению даже удивилась. "Как, в Ленинград? У меня здесь квартира, мама с папой..." Но наши педагоги были мудрыми людьми. Вера Константиновна Львова сказал: "Инна, это твой театр, это твой режиссер. Через три года ты станешь настоящей актрисой". Так и произошло.

Шесть с половиной лет, проведенных у Акимова, были царской жизнью. Я не боялась выходить на сцену с первых же дней, потому что он сразу представлял, по какому пути меня вести, как правильно меня использовать.

Я сейчас смотрю, как с жизнью меняются художники. Не в лучшую сторону, доложу я вам. Когда режиссер становится политиком, актер - режиссером, это неправильно. Каждый должен заниматься своим делом, к чему стремится сердце.

- Значит, Акимов, приглашая вас в свой театр, уже разглядел в вас талант комедийной актрисы?

- Да, ему понравились отрывки, которые я показала, и он сразу же меня взял. У Акимова я играла то, что и должна была играть - комедии. И сейчас вряд ли смогу сыграть что-нибудь душещипательное, потому что никто же не поверит. В спектакле "А зори здесь тихие" в театре на Таганке я рыдала на всю ивановскую, провожая Васькова, а зрители смеялись.

У Акимова я получила и любовь, и ласку, и воспитание. Причем, Николай Павлович не читал нотаций, а воспитывал собственным примером, вниманием и состраданием. Он умер от сердца в 68 лет. Люди недушевные не умирают от сердца. Может быть, не умирают вечно. Ему можно было позвонить и сказать: "Николай Павлович, у меня проблемы". Он отвечал: "Знаете что, захватите бутылочку сухого вина и приходите!" - и помогал тебе подняться над обстоятельствами.

- Не вспомните ли что-нибудь из его советов, высказываний?

- Пожалуйста. "Вы знаете, почему у свиней шея не двигается? Она же свинья, она же не может посмотреть на небо". Какая прелесть, правда?

Или такая фраза: "Инночка, избегайте жизненных сквозняков, избегайте драматических ситуаций. Вы научитесь плакать, потому что у вас начнут сдавать с годами нервы. Но все равно, берегите свой дар. Меня тревожат ваши постоянные женитьбы..." Я отвечала: "Но я же один раз вышла замуж!" - "Ну, видите, неудачно. Мой подаренный сервиз оказался прочнее вашего брака".

Атмосфера в театре была чудеснейшей, актеры относились друг к другу поразительно. Ты пришел в труппу, Елена Владимировна Юнгер здоровалась с тобой так, будто ты народная артистка, а не она. Там нельзя было "стучать", наушничать. Если ты приходил к Акимову с поклепом на кого-нибудь, он презирал в первую очередь тебя. Он был настолько вкусово воспитан, что его ранили даже ненаманикюренные ногти актрисы. Это был человек другого века.

- А почему вы уехали в Москву?

- Я очень соскучилась по дому. Если бы я родилась в Ленинграде, все было бы нормально. Он лучше Москвы. А тут женитьбы, разводы, всякие бытовые обстоятельства - год театр снимал мне номер в гостинице "Европейская", потом предложили комнату в квартире. Я привыкла к более комфортной жизни, и меня потянуло в Москву, к родному дому, где были родители, бабушка с дедушкой, роскошная

квартира. Николай Павлович сказал: "Инночка, вы делаете огромную ошибку, уходя из театра, где вы любимы". И это действительно было так.

- Вы уезжали в неизвестность. Тем более уже с первых шагов на сцене Театра на Таганке было ясно, что ленинградского успеха не повторится.

- Да, и было отчаяние. Я понимала, что второго такого театра не будет. Не скрою, что было приятно, когда в Ленинграде тыкали вслед пальцем: "Вон Ульянова идет!"

В Москве первые три месяца я работала на эстраде, выступала с Борисом Владимировым и Вадимом Тонковым, которые впоследствии прославились как Авдотья Никитична и Вероника Маврикиевна. А потом сформировался Театр на Таганке. Конечно, это был не мой театр, но все говорили: "Дура, подумай логически: новое дело, новые люди. У тебя сразу будет свое место". Когда я увидела спектакль "Добрый человек из Сезуана", он мне показался безумно интересным. Любимов предложил дебют, и я согласилась.

Сказать, что я ничему там не научилась - враки. Любимов чувствовал время, он понимал: что-то меняется в ценностях, они удешевляются. Он слышал время, и благодаря ему я тоже стала внимательно прислушиваться ко всему окружающему. Он учил соотносить свою роль с тем, что происходит сегодня вокруг. Вот, например, в спектакле "Галилео Галилей" был такой диалог. Главный герой, которого играл Володя Высоцкий, говорил моей героине: "Настанет новое время, чудесное! Одно удовольствие жить в это время, госпожа Сарти". И я отвечала: "Надеюсь, в это новое время мы сможем заплатить за молоко..." Любимов бился со мной три часа, прежде чем я смогла произнести эту фразу так, чтобы каждый зритель понимал, о чем мы хотели сказать.