Александр Тюрин - Война и мир Ивана Грозного

Своим воцарением он остановил смуту, усобицу и череду вражеских нашествий.

За время правления он увеличил территорию страны больше чем в два раза. Земли, присоединенные им, являются нашими по сей день; их недра дают большую часть нашей природной ренты.

Он разрушил хищные рабовладельческие государства, мешающие крестьянскому освоению огромных пространств на востоке и юго-востоке.

Он организовал глубоко эшелонированную оборону южного пограничья, что позволило отнять у Дикого поля тысячи квадратных километров плодородной земли.

Он построил более семидесяти городов.

Он созывал представителей всех сословий и земель своей страны на всеобщие собрания; восстанавливал выборные органы самоуправления крестьянских и городских общин.

Он провел подлинную антифеодальную революцию, уничтожая привилегии родовой аристократии и феодальные «государства в государстве». Он вырвал с корнем феодальный сепаратизм, на многие столетия обезопасив страну от распада.

Он провел реформу землевладения, превратив вотчинников, самовластно владеющих огромными землями, в служилых дворян, обязанных защищать рубежи страны.

Он организовал правильную централизованную систему управления страной и привлек к нему даровитых людей из низших слоев общества.

Его трудами возникло постоянное войско, было положено начало артиллерии, как роду войск, и военному флоту.

Он боролся за выход страны к морям, к мировым торговым коммуникациям, за свободу торговли, против фактической блокады, установленной соседними государствами.

Он содействовал становлению торгово-промышленного класса, при нем начал складываться общенациональный рынок.

В церковной жизни его усилиями была утверждена выборность духовенства. При нем были заложены основы начального образования и социального обеспечения, организован выкуп пленных из вражеской неволи.

Он установил торговые и культурные связи с самыми высокоразвитыми странами того времени.

Он создал мультиэтническое, многоконфессиональное общество, где господствовала религиозная терпимость и этническая уживчивость.

Под его руководством страна выстояла в условиях войны на два фронта, против коалиции мощных военных держав, пользовавшихся поддержкой двух крупнейших империй. Фактически третьим фронтом войны являлись неурожаи и эпидемии чумы, а четвертым — предательство старой элиты, оставшейся от времен феодальной раздробленности.

Народ никогда не восставал против него, потому что в его замыслах фокусировались общественные чаяния, в его делах осуществлялись народные нужды.

Не зная его имени, всякий разумный человек сказал бы, какой мощный, интересный, умный правитель. Однако достаточно произнести его имя — Иван Грозный — и в воображении возникают плахи, топоры и такое прочее, а на заднем плане безумные глаза с картина Репина.

Он жил в жестокое время перехода от среднековья к Новому Времени, время слома старой феодальной системы, когда весь мир был залит кровью, но число жертв его правления — и виновных и невиновных — было много меньшим, а то и вовсе микроскопическим по сравнении с числом жертв Карла Смелого и Людовика XI, Изабеллы Кастильской и Карла V Габсбурга, Франциска I и Генриха VIII Тюдора, Карла IX Валуа и Филиппа II, испанских конкистадоров и немецких инквизиторов, Елизаветы I и Оливера Кромвеля, герцога Шарля Эммануэля II и шведских генералов времен Тридцатилетней войны, имена которых помнят только историки.

Однако произнося «Изабелла» мы почему-то не рисуем в воображении сожженую на аутодафе плоть марранов и морисков. Слова «открытие Америки» не сочетаются у нас со словами «крупнейший геноцид». «Королева Елизавета» не соотносится с парусниками-слейверами, трюмы которых набиты неграми-рабами. Произнося «Кромвель», мы вовсе не представляем ирландские селения, заваленные трупами. Ходя по Лувру, мы вряд ли думаем о том, что отсюда руководили крупнейшими массовыми убийствами. Видя благообразные портреты Франциска I и Шарля Эммануэля II, мы не говорим себе, что эти милые люди вырезали от мала до велика всех «еретиков» Прованса и Пьемонта.

Наоборот мы рассуждаем о гуманизме, Ренессансе, знакомстве с кукурузой и картофелем, развитии предпринимательства и складывании мирового рынка. Мы говорим о прогрессе цивилизации, который идет, не взирая на давно обращенных в пепел «ведьм» и превращенных в удобрение «еретиков», на каких-то там индейцев и негров, которые, в общем-то, были людоедами.

Так, может быть, наше восприятие Ивана Грозного подвергалось длительной и целенаправленной обработке? И за этой обработкой стояли идеократические группировки, преследующие определенные политические цели?

Верное понимание эпохи Ивана Грозного неотделимо от осознания особенностей русского исторического пути. Может быть, пора наконец признать, что русский народ находился в иной внешней среде, чем европейские нации? Различия были очень велики и по природно-климатическим условиям, и плодородию почв, и по естественным коммуникациям. (Автору, пишущему эти строки на берегу Рейна, разница видна невооруженным глазом). И тяжесть среды гарантировала русским более стесненный трудный путь развития, чем европейцам.

Более простые формы русского социума и более централистские формы его государственности, в сравнении с той же Европой, вытекали из меньшей естественной производительности русского сельского хозяйства. Вдобавок, русские занимали особое положение — между агрессивной Европой и кочевой Азией, между полями и садами Европы и степями Азии, между воинственным Западом и не менее воинственным Исламом. Русскому обществу приходилось постоянно жертвовать многообразием в пользу сплоченности и обороны.

Уверен, что когда нам удастся отмыть эпоху Ивана Грозного от многословного слоя гуано, изверженного псевдоисторической литературой, то мы увидим сложнейший период в биографии нашего народа, который нуждался в волевом стратегически мыслящем лидере и получил его. Собственно, тогда и было сформировано специфически русское «государство-нация», диалектическое единство, которое нельзя разрезать никаким скальпелем, не убив при том и государство, и нацию.

Эпоха Ивана Грозного неотделима от всего XVI века, который являлся осевым временем для всей человеческой цивилизации. Формально это было время, когда феодальная система разрушалась под под ударами централизованных государств и торгового капитала. Но именно в XVI веке начался масштабный переход от доиндустриальной эры, длившейся десятки тысяч лет, к технологическому, машинному, индустриальному времени. Распалась связь времен, человеческое общество погрузилось в неустойчивое состояние творящего хаоса.

Прежняя устойчивость рушилась, высвобождая доселе связанную энергию и разрушая миллионы человеческих судеб. А новое состояние устойчивости было за горизонтом предвидения даже самого мощного ума. (Описания будущего, данные такими «провидцами» XVI века, как Нострадамус, Кампанелла и Томас Мор — как говорится, полный «отстой». Это либо экстраполяция в грядущее текущей возни английского и французского короля, либо реанимация античных представлений об идеальном состоянии полиса-государства.)

Устойчивость — состояние менее вероятное, чем хаос. Чтобы пробиться к ней, надо иметь волю и уметь использовать высвободившуюся энергию. И в этом переходе через хаос для человечества не было готовых путей. Ведь оно не развивается по программе, его развитие происходит в столкновении интересов миллионов индивидуумов и малых групп, тысяч больших групп, сотен наций, десятков цивилизаций. Жизнь — это борьба, насколько бы банально не звучал этот тезис.

Когда переход произойдет, человечество будет в гораздо меньшей степени зависеть от окружающей среды. Оно получит своего рода технологический метаболизм, обеспечивающий ему защиту от изменений внешней среды. Новый человек будет брать от внешней среды то, что ему нужно и когда ему нужно, извергая в нее отходы своей жизнедеятельности, но защищаясь от ее неблагоприятных воздействий. Будет построено общество всеобщего потребления и безпроблемного выделения.

В биологической эволюции это можно сравнить с переходом от холоднокровных (рептилий) к теплокровным животным (птицам и млекопитающим), более энергичным, подвижным, больше потребляющим и выделяющим, приспособленным к самых разнообразным условиям.

Во всем мире переход к Новому Времени оказался сложным, тяжелым, кровавым процессом.

Начался он в Западной Европе. И вовсе не потому что в Западной Европе живут люди высшего класса, более изобретательные, умные, свободные, с голубыми честными глазами и высоким лбом. Отбросим этот наивный расизм. Просто для вхождения в индустриальную эпоху именно у Европы сложились наиболее подходящие естественные условия: климат, география и т. д… Тогда как за четыре-пять тысяч лет до этого наиболее подходящие условия для перехода от неолитического общества к первым цивилизациям бронзового века сложились в долинах больших рек субтропического пояса — Янзцы, Инда, Ефрата, Нила.