Андрей Богданов - Царевна Софья и Пётр. Драма Софии

Ознакомительная версия.

История сложна и многомерна. Она складывается из жизни, взглядов и деяний миллионов личностей, каждая из которых — уникальна. Всё, что учёные знают о давно прошедшей истории, — это сложная реконструкция причудливого и живого объекта, сделанная на хрупкой основе анализа множества субъективных взглядов с разных его сторон.

Эта сфера поисков и сомнений обычно недоступна для широкого читателя. Ведь ему предлагается крайне упрощённая, а значит — уже недостоверная схема личностей и событий. Однако именно в поисках и сомнениях, в преодолении стереотипов и попытках разглядеть истину состоит захватывающий интерес исторической науки и самой истории. С сомнениями и заблуждениями историков, с поисками истины и живыми источниками, позволяющими, перевоплотившись в очевидцев событий, рассмотреть страницы бурной истории России, знакомит эта книга, написанная в рамках Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Власть и общество в истории».

Наша тема — образы России и самых видных её деятелей того времени, когда на престол взошел молодой царь Пётр Алексеевич, будущий Пётр I. Нуждалась ли наша страна и её люди в насильственной «перековке», перелицовке по чуждым им образцам? Как, в самом деле, многие поколения россиян могли поверить, что страна, уже вышедшая на мировую арену как великая держава, государство, за сто лет расширившее свои пределы в несколько раз, оказалось вдруг настолько темным и отсталым, что его пришлось гнать к «цивилизации» дубиной царя-преобразователя?!

Каждый сам ищет ответ на этот вопрос. Моя задача — предоставить читателям материал для размышлений. В центре нашего внимания будут факты и источники, дающие свежий взгляд на тот путь развития России, который отстаивали в конце XVII в. царевна Софья Алексеевна Романова и её соратники. Вместо того чтобы навязывать читателю новые схемы, я хочу добиться, чтобы у каждого сложился свой, личный, новый и оригинальный взгляд на важную и драматичную страницу родной истории.

В 1689 г. потерпела крах попытка мудрого и справедливого управления Россией, которое началось в 1682 г. «со всякой прилежностью и правосудием и ко удовольствию народному, так что никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было». Так писал о регентстве Софьи крупный сподвижник Петра князь Борис Куракин, чья «Гистория о царевне Софье и Петре» осталась пылиться в архивах. Источники подтверждают мнение князя о процветании экономики, науки, ремесел и культуры в России, когда под властью царевны «торжествовала довольность народная». Однако во взглядах на времена власти царевны мало что меняется. Правление Премудрой Софии веками усиленно очерняли. Образ «цепкой и хищной» царевны крепко вбит в сознание читателя.

Личность царевны, правление которой не случайно изучала по архивам Екатерина Великая, обросла легендами. Даже хрестоматийный портрет ее, воспроизведенный И.Е. Репиным, — не подлинный: это сильно искаженная копия XVIII в. с публикуемого нами оригинала XVII в., на котором царевна выглядит по-иному. Совершенно иначе, в свете современных царевне письменных источников, выглядят её личность и деяния. Мы имеем в архивах богатый материал для характеристики самой царевны и ситуации, в которой она оказалась после смерти старшего брата Фёдора, приучившего народ к реформам «для общей пользы». В сумме эти источники рисуют нам вовсе не ту картину жизни «предпетровской» России, какую мы привыкли видеть на страницах монографий, учебников и популярных книг, не говоря уже о театре и кино.

Сегодня мы знаем, что весной 1682 г. дворцовый переворот противников преобразований, посадивших на престол 10-летнего Петра, вызвал самое мощное в истории Москвы восстание против бояр, которые, как полагал народ, «аки волки хотят нас во свое утешение и насыщение пожирать». Несколько месяцев власть в столице держали выборные представители солдат, стрельцов и посада, а «верхи» тряслись от страха. В царской семье лишь умная и образованная Софья не испугалась и собрала группу политиков, чтобы шаг за шагом «утишить» восстание и восстановить самодержавие.

Бурное, полное опасностей, смелых решений и авантюр правление Софьи и канцлера Голицына заслуживает и глубокого исследования, и внимания читателя. Однако в нем с самого начала была заложена драматическая двойственность: меры по установлению порядка, правосудия и умножению народного богатства были необходимы для разобщения подданных и укрепления аппарата власти. Как только Софья ликвидировала опасность взрыва народного гнева, она стала не нужна трону и придворной аристократии, в интересах которых столь успешно поработала.

После переворота под лозунгом передачи власти молодому царю Петру началось боярское правление (1689–1694), такое, какого и боялись восставшие в 1682 г.: «Весьма непорядочное, и недовольное народу, и обидимое. И в то время началось неправое правление от судей, и мздоимство великое, и кража государственная, которыя доныне продолжаются со умножением, и вывести сию язву трудно». Так писал Куракин об исходе драматического столкновения Премудрости и Мздоимства. Публицистичность «Гистории» полезна, тем более что, находясь в силу своей родовитости «над схваткой», князь с беспощадной откровенностью рассказал о тайной подоплеке перемен во власти.

В проницательности с Куракиным сравним лишь один современник: французский авантюрист Нёвилль (ударение на последний слог), оставивший в своих записках уникальные страницы о государственных деятелях правительства Софьи и свергнувших его заговорщиках, так и не допустивших к власти царя Петра до смерти его матери в 1694 г. Издаваемые по переводу А.И. Браудо (1891) с поправками по научному изданию трёх неавторских рукописей (1698), «Записки о Московии» Нёвилля будут интересны читателю даже больше, чем их первому адресату: королю Людовику XIV.

Читатель без труда догадается, почему при массовом переиздании мемуарных сочинений именно записки этих независимых и проницательных современников, Куракина и Нёвилля, были обойдены. Понять ценность их взгляда, оценить достоверность многих забытых страниц можно только с позиции современной науки: тех новых исторических представлений, которые сложились в результате кропотливого изучения тысяч старинных источников. Эта позиция, неизбежно субъективная, поскольку историю изучают люди, но именно поэтому живая и доступная, раскрыта в открывающем книгу разделе «Взгляд историка».

Полагаю, что три совершенно разных взгляда, равно противоречащих стереотипу, — как раз то, что полезно интересующемуся историей.

Осенью 1689 г. в результате дворцового заговора пало правительство регентства (1682–1689). Вместе с царевной Софьей Алексеевной покинули государственную арену политики, дипломаты и полководцы, утверждавшие за своей страной статус великой державы. Всего семь лет «торжествовала довольность народная» — на смену ей шли «мздоимство великое и кража государственная, которые доныне продолжаются со умножением». Драма Премудрой царевны Софьи и ее сподвижников, подготовивших условия для наступления жесточайшей реакции, обернулась трагедией самой большой в мире страны.

Российская история легендарна в прямом смысле. Исторические легенды веками формировались по заказу Власти — и всеми средствами вбивались в головы подданных. Мифология о временах царевны Софьи — яркий пример трехвековой преемственности государственной исторической пропаганды.

Разумеется, механизм замены подлинной истории лубочной картинкой или политическим плакатом непрост. Среди историков было немало правдоискателей, открывавших ту или иную страницу запечатанной в архивах истины. Множество важных документов и материалов, правдивых исследований опубликовано, немалая часть лжи опровергнута — но это никак не сказывается на исторической пропаганде, с замечательным цинизмом «не замечающей» истины и продолжающей тиражировать отвергнутые наукой представления.

Воздействие приятной Власти легенды на общественное сознание касается и художников, усиливающих ее своими бессмертными творениями. Страшная и гадкая царевна Софья и всепобеждающий реформатор Пётр (естественно — Великий) на картинах Валентина Серова — результат длинной серии искажений в изобразительном искусстве, целенаправленно придававших облику Софьи отвратительность, а образу Петра — возвышенность.

«Хованщина» Модеста Мусоргского — произведение настолько великое, что лишь большими усилиями постановщиков «вписывается» в установленную легенду. Неслучайно композитор подчеркнуто смешал в опере разновременные события, как бы говоря о незначительности использованной им легенды для существа могучей музыкальной драмы. Но зритель не может не отметить, что уступка композитора властям — в сцене с выскакивающим в конце как черт из бутылки Петром — до смешного раздута в классической постановке Кировского (ныне Мариинского) театра, обычно отличающегося вниманием и тактом к авторскому замыслу.

Ознакомительная версия.