Джон Норвич - Нормандцы в Сицилии. Второе нормандское завоевание. 1016-1130

В октябре 1961 г. мы с женой проводили отпуск в Сицилии. Я имел смутное представление о том, что в Средние века там некоторое время правили нормандцы, но этим мои познания ограничивались. В любом случае, я не был готов к тому, что увидел. Там были соборы, церкви и дворцы, которые естественно и гармонично сочетали в себе все лучшие черты архитектуры трех ведущих цивилизаций того времени – североевропейской, византийской и сарацинской. Здесь, в древнем центре Средиземноморья, соединялись Север и Юг, Запад и Восток, латинский и тевтонский мир, христианство и потрясающий пример терпимости и просвещения на уровне, уникальном для средневековой Европы и редко достигавшимся даже в последующие века. Я был поражен и жаждал узнать больше. Вернувшись из отпуска, я отправился прямиком в Лондонскую библиотеку.

Там меня ждал печальный сюрприз. Несколько французских и немецких книг XIX в., написанных с педантичной ученой основательностью и невыносимо скучных, пылились на верхней полке; но для обычного английского читателя, желавшего узнать что-нибудь о нормандской Сицилии, не нашлось практически ничего. В первый момент я даже подумал, не подвела ли меня одна из самых прославленных английских библиотек, я отлично знал, что это не так. Если Лондонская библиотека не располагала книгами, которые мне нужны, это означало, что ни одной такой книги нет.

Так я впервые столкнулся с вопросом, на который и теперь, пять лет спустя, не могу дать ответ: почему одна из самых удивительных и романтических глав европейской истории между эпохами Юлия Цезаря и Наполеона практически не известна широкой публике. Даже во Франции любую попытку заговорить на эту тему встречают пустыми междометиями и несколько смущенным молчанием.

В Англии, которая пережила похожее, хотя и не столь блестящее нормандское завоевание, почти в то же самое время и впоследствии дала Сицилии несколько государственных деятелей и даже королеву, всеобщее недоумение читалось еще отчетливей. Г-н Фердинанд Шаландон, автор классического труда, посвященного этому периоду, включил в свою монументальную библиографию из более шестисот названий только одного английского автора – Гиббона. Хотя за шестьдесят прошедших лет в Англии появилось несколько блистательных ученых, во главе с мисс Ивилин Джэмисон, которые сумели пролить свет на этот темный период истории, до сего дня вышли только две неспециальные книги, рассказывающие о нормандском завоевании Сицилии более-менее подробно. Я имею в виду книгу Э. Кертиса «Рожер Сицилийский», написанную умело, хотя несколько тяжеловесно незадолго до Первой мировой войны, и труд Ван Вайка Осборна «Величайшие нормандские завоевания», где аккуратность и эрудиция ученого принесены в жертву его буйному воображению. Обе эти книги опубликованы в Нью-Йорке; обе вышли давно и не охватывают всего интересующего меня периода.

Вывод напрашивался сам собой: если я хочу полного изложения истории нормандской Сицилии для читателя-дилетанта, надо написать книгу самому. Вот почему я выношу сегодня на ваш суд – со страхом и робостью – первую из двух книг, вместе охватывающих всю историю от первого дня в 1016 г., когда группа нормандских паломников высадилась на берег у храма Архангела Михаила на горе Гаргано, до того момента 178 лет спустя, когда самая блистательная корона Средиземноморья перешла к мрачнейшему из германских императоров. В этой книге рассказано о первых 114 годах, до Рождества 1130 г., когда Сицилия стала королевством, а Рожер II ее королем. Это были героические годы, годы тяжких трудов и завоеваний, в которых главную роль играли сыновья и внуки Танкреда де Отвиля, и прежде всего Роберт Гвискар, один из немногих гениальных военных авантюристов в истории, которые начали с нуля и умерли непобежденными. Потом настроения изменились, северная суровость подтаяла на солнце; и звон стали постепенно сменился шепотом фонтанов в тенистых патио и бренчанием струн.

Эта книга не претендует на научность. Помимо всего прочего, я не ученый. Несмотря на восемь лет того, что по– прежнему оптимистически называют классическим образованием, и недавний мучительный курс переподготовки, мои познания в латыни скромны, а в греческом – еще беднее. Хотя мне часто приходилось сражаться с древними источниками в оригинале, я всегда с благодарностью обращался к переводам, когда представлялась подобная возможность. Я старался прочитать как можно больше о рассматриваемом мной периоде, чтобы вписать свою историю в общеевропейский контекст, однако едва ли я раскопал какой– то новый материал или сделал оригинальные выводы. То же относится и к архивной работе. Я думаю, что посетил все важные места, упомянутые в книге (многие из них – в отвратительную погоду), но мои поиски в местных библиотеках и архивах – исключая Ватикан – были краткими и в основном бесплодными. Но все это не имеет значения. Моя цель состояла, как я уже сказал, в том, чтобы дать читателю-неспециалисту такую книгу, о которой я мечтал во время первого посещения Сицилии, – книгу, где объяснялось бы, как нормандцы стали хозяевами этой земли, какое королевство они здесь создали и как они умудрились сформировать культуру одновременно такую красивую и необычную. Переведя дух, хочу сказать, что, надеюсь, я смог отдать им должное.

Для путешественника, направляющегося от Фоджии на восток к морю, угрюмая тень горы Гаргано нависает над равниной как грозовая туча. Эта гора – темная масса известняка, поднимающаяся столь неожиданно над равнинами Апулии и вторгающаяся на сорок или около того миль в Адриатику, – выглядит необычно и немного пугающе. В течение веков ее называли «шпорой Италии» – название не слишком удачное даже исходя из зрительного образа, поскольку «шпора» находится слишком высоко на сапоге и кажется прикрепленной задом наперед. Гора Гаргано скорее напоминает большую жесткую мозоль, случайную и, главное, нежеланную. Даже местность здесь напоминает скорее Германию, чем Италию; жители этого сырого, продуваемого всеми ветрами края мрачны, одеваются в черное и стары (в противоположность остальной Апулии, где средний возраст горожан, судя по всему исключительно мужчин, похоже, не больше семи лет), что подтверждает странную его чужеродность. Гора Гаргано – и для туристов, и для самих итальянцев – нечто постороннее. Она – сама по себе.

Это чувство всегда существовало у апулийцев, и они всегда относились к горе одинаково. С отдаленной древности аура святости витала над горой. Уже в античности на ней располагались по крайней мере два важных храма: один – посвященный Поладерию – древнему герою-воину, не слишком прославленному и еще менее занимательному, и посвященный Калхасу, предсказателю из Илиады: в этом храме, согласно Страбону, «те, кто советовался с оракулом, жертвовал его тени черного барана, а затем спал в его шкуре». С приходом христианства святилища продолжали существовать в ином качестве, претерпев минимальные изменения, чтобы соответствовать духу времени; однако к V в. после тысячи или более лет в роли священного места гора была готова для того, чтобы на ней произошло чудо. 5 мая 493 г. местный пастух, искавший прекрасного быка, которого он потерял, неожиданно обнаружил животное в темной глубокой пещере на склоне горы. Его попытки выманить быка наружу оказались безуспешными, владелец наконец в раздражении пустил стрелу в упрямую скотину. К удивлению пастуха, стрела на полпути остановилась, повернула назад и вонзилась ему в бедро, нанеся неприятную, хотя и неглубокую рану. Крестьянин поспешил домой и рассказал о случившемся Лаврентию, епископу Сипонто, который приказал своей епархии три дня поститься. На третий день Лаврентий сам посетил место, где произошло чудо. Едва он прибыл, появился архангел Михаил в полном вооружении и объявил, что пещера впредь будет храмом, посвященным ему и всем ангелам. Затем он исчез, оставив как знак свою большую железную шпору. Когда Лаврентий с помощниками несколькими днями позже снова приехали на гору, они обнаружили, что ангелы в его отсутствие не бездействовали – грот превратился в часовню. Ее стены были украшены пурпуром, повсюду разливался мягкий теплый свет.

Бормоча молитвы, епископ приказал, чтобы на скале над входом в пещеру была построена церковь, а четыре месяца спустя, 29 сентября, он освятил ее в честь архангела.