Сергей Кургинян - Стрелков и другие. Анатомия одного стратегического конфликта

Марина Александрова

Стрелков никогда не был героем. Он им стать не мог по определению. Просто потому, что был слеплен из другого теста. Может быть, и не из самого худшего, но другого

Офицер может получить назначение в военную часть, находящуюся в эпицентре боевых действий. Значит ли это, что по факту этого назначения офицер стал героем? Нет, потому что, даже попав в эпицентр боевых действий, он может повести себя по-разному. И для того, чтобы он повел себя как герой, в его человеческом естестве должно быть нечто, позволяющее ему совершить подвиг. Да, назначение в часть, находящуюся в эпицентре боевых действий, создало особую ситуацию, то бишь место для подвига, который офицер может совершить. А может и не совершить. Место задано назначением, а будет ли подвиг — зависит только от самого офицера.

Назначение, повторяю, создает возможности для проявления определенных качеств. Но качества эти не вручаются вместе с назначением. Эти качества должны быть до и независимо от назначения. Понимаете, они должны быть у назначенного, а не у того, кто назначил. Родился ли человек с определенными задатками или эти задатки были в нем воспитаны, или же воспитание позволило дооформить имевшиеся задатки — в любом случае те качества, которые позволяют ему быть героем, принадлежат ему лично. И никакого отношения к тем, кто его назначил, по определению не имеют. Иметь к ним отношение могут его родители, его друзья, его культура, родная земля и, прежде всего, его собственное естество. Натура героя. Будучи по натуре героем, человек и без назначения это свое естество реализует. С большими или меньшими затруднениями.

Я далек от того, чтобы утверждать безусловную справедливость советского принципа «в жизни всегда есть место подвигу». Но, будучи чрезмерно элементарной в случае ее буквального понимания, эта формула не так наивна, как это кажется на первый взгляд. Если, конечно, не относиться к ней как к банальной, прописной истине.

Человек, способный к подвигу, то есть обладающий определенными качествами, этот подвиг рано или поздно совершит, даже если жизненная ситуация не будет способствовать этому. То есть окажется слишком нормальной, заурядной, не требующей от человека, обладающего такими качествами, чтобы он их проявил. Всё равно человек эти качества проявит, если они у него есть.

Кроме того, обладая такими качествами, он будет искать ситуаций, которые эти качества востребуют. Оказавшись в силу определенных обстоятельств… ну, например, бухгалтером (вот уж негероическая профессия!), он будет тосковать. А будучи не нытиком, а потенциальным героем, он… ну, я не знаю… займется для начала альпинизмом… или чем-то другим.

А когда к нему в бухгалтерию придет бандит, наведет на него пистолет и скажет: «Веди в кассу и отдавай деньги», — он этот пистолет отнимет и бандиту накостыляет. И даже не потому, что таков его служебный долг, а потому что таково его героическое естество.

И, наконец, главное. Такой потенциальный герой, сидя в бухгалтерии или в какой-нибудь фирме, будет ждать зова судьбы. Будет вырываться из среды, не позволяющей ему проявить свою сущность. И, услышав зов, он тут же на него откликнется. Потому что сущность свою человек должен проявить. Если она героическая, то он должен совершить подвиг. Он не может его не совершить.

Это и произошло в Донбассе, он же Новороссия. Предпочитаю говорить о Донбассе, потому что Новороссия включает в себя несколько областей, жители которых не стали с оружием в руках сопротивляться бандеровцам. На вооруженное сопротивление решились жители Донецкой и Луганской областей. А Донецк и Луганск — это именно Донбасс.

Впрочем, дело не в том, как называть восставшую территорию. Дело в том, что она восстала. Что потенциальный героизм, спавший или тосковавший в душах бухгалтеров, трактористов, шахтеров, мелких бизнесменов, представителей разного рода сомнительных профессий, откликнулся на зов ситуации, обрушившейся на Россию и мир. А именно — на вызов бандеров-щины.

Откликаясь на вызов, человек из потенциального героя превращается в героя, осуществляющего то, что ему предназначено.

Что же сделали люди Донбасса в ответ на вызов? Ровно то, что положено. Они собрали вещички, разорвали со спокойно-унылым существованием и по собственному желанию, а не по присланной повестке, пошли на особую войну. По сути — на войну гражданскую.

Пойдя же на нее, они не спасовали, что было высоковероятно. Они не разочаровались, хотя было отчего. И даже не ограничились честным выполнением своего долга, что само по себе уже достойно восхищения. Не спасовали, не разочаровались и выполнили свой долг те, кто важен ничуть не менее чем герои. И кого можно назвать сильными духом гражданами. Если таких нет, то герой исторически обречен. Так же, как политический лидер, которому не на что опереться. Или мудрец, чей бисер мудрости… Слава богу, в Донбассе нашлись и сильные духом граждане, и герои. Но даже если бы сильных духом граждан не было, герой не перестал бы быть героем.

Мне кажется, что бетховенский марш «На смерть героя», он же — Двенадцатая соната, посвящен именно тому, что герой, оказавшийся обесточенным в силу отсутствия сильных духом, всё равно остается героем.

Девятая симфония Бетховена посвящена союзу героя и сильных духом, чьей поддержкой он пользуется. А Соната для фортепьяно № 12 — подвигу героя, оказавшегося без поддержки сильных духом. Тому, что в этом случае его героизм приобретает другую окраску, но не перестает быть именно героизмом.

В этом смысле подвиг Донбасса — это Девятая симфония Бетховена, а не его Двенадцатая соната (прослушайте еще раз и почувствуйте разницу). Но даже если бы всё обернулось Сонатой № 12, а альтернативой была бы только песенка «Я поросенок и не стыжусь», что бы вы выбрали?

Стрелков никогда не был героем. Он им стать не мог по определению. Просто потому, что был слеплен из другого теста. Может быть, и не из самого худшего, но другого.

Стрелков не был и сильным духом гражданином. Иначе не состоялся бы знаменитый «стрелковский свал из Славян-ска». Кем именно он был в Донбассе? Во всех смыслах этого слова он был именно назначенцем. И потому он так восхитил других — знающих, что они не герои и не сильные духом граждане, но уповающих на получение назначения, которое якобы способно волшебным образом придать им и силу духа, и героизм. Вотще… Напрасные упования…

Да, Стрелков и впрямь в каком-то смысле получил назначение. Может быть, он просто получил назначение — от начальства, от патриотического магната, от руководивших его поведением дружбанов. А может быть, по отношению к Стрелкову слово «назначение» надо воспринимать как разъясняющую метафору.

Мало ли людей, ждущих назначения, уповающих на то, что это назначение придаст их жизни хоть какой-то смысл… Мол, назначат — и ты окажешься в острой ситуации, вне которой жить совсем тошно. Ведь о «назначениях», то есть попаданиях в острые ситуации, мечтают не только потенциальные герои. О них мечтают авантюристы — любители экстрима, солдаты удачи. Они всего лишь люди, взыскующие острых ситуаций, адаптированные к этим ситуациям в силу предрасположенности и полученного опыта.

Когда острые ситуации относятся к разряду мелких или не очень крупных, подобные люди, этим ситуациям соответствуя, ведут себя в каком-то смысле пристойно. То есть, конечно же, эти острые ситуации взыскуют совсем особой пристойности, к обычной пристойности никакого отношения не имеющей. И всё же… Пристойно поведя себя в острой, но отнюдь не выдающейся ситуации, такие люди могут сойти за героев. То есть впечатлять своей специфической лихостью приезжающих журналистов и особенно журналисток, любителей интернетных роликов и других невзыскательных ценителей этакой военной пикантности. В сущности, люди того разряда, который я рассматриваю, ни на что большее и не рассчитывают. Живут, уныло безумствуют и столь же уныло корешатся — новое удовольствие! — в интернете со своими невзыскательными поклонниками.