Михаил Гаспаров - Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом

До сих пор труд Геродота считался только источником исторических сведений, однако академик М. Л. Гаспаров утверждает, что Геродот интересен, в первую очередь, как писатель. Стремясь устранить недостатки ранее существовавших русских переводов, Гаспаров предлагает читателям не перевод, а пересказ, рассчитанный на восприятие читателя-неспециалиста.

Этот пересказ истории Геродота академик М. Л. Гаспаров сделал, представляя себе, что пишет для школьников «так, как хотел бы рассказывать об этом собственным детям». В предисловии к книге он напоминает о том, что Геродота всегда переводили не как писателя, а как источник сведений о Древней Греции — на деловой канцелярский стиль. «Это было не совсем справедливо. Мне захотелось поправить эту несправедливость. Это значило: предложить русским читателям не перевод, а пересказ Геродота».

Девять книг, из которых в древности состояло сочинение Геродота, стали десятью рассказами (первая книга была разделена на две). М. Л. Гаспаров пишет, что можно было бы сохранить геродотовский нанизывающий синтаксис и старинный язык, но тогда его пересказ был бы похож на русскую прозу XVIII века, что было бы непривычно и утомительно для читателя. «И тогда я предпочел противоположную крайность: переложить Геродота не только с языка на язык, но и со стиля на стиль». Фразы Геродота стали короткими, легкими, немного ироничными. М. Л. Гаспаров призывает «не притворяться, будто мы с читателем вживаемся в образ Геродота-повествователя, а представить себе, что мы любуемся им со стороны, сохраняя собственный взгляд и на него, и на предметы его повествования».

Геродот из Галикарнаса жил в V веке до н. э. Отец истории, географии и этнографии предупреждал: «Я обязан передавать все то, что мне рассказывают, но верить всему не обязан, и это пусть относится ко всему моему труду». И от него мы узнаем, что говорили об исторических событиях на улицах и на полях сражений в его время. Мир, каким видел его Геродот, был миром обычных людей, его современников, эллинов и варваров. Аристократы и простолюдины, жрецы Дельфов и жрицы Додоны, ремесленники и торговцы — самые разнообразные категории людей встречались ему на родине и на чужбине во время его продолжительных путешествий, делились с ним воспоминаниями и впечатлениями. И сам Геродот был похож на них — любознательный и общительный, истинный сын своей эпохи и своего народа.

В пересказе М. Л. Гаспарова сохранены черты народной сказки, характерные для многих рассказов Геродота, веселые сцены чередуются с мрачными происшествиями, рассказывается об удивительных, поражающих воображение событиях, о героизме и трусости, о коварстве и простодушии…

«Геродот был слишком умным человеком, чтобы верить, будто боги обращаются в быков, а царские дочери — в коров. Но он был слишком осторожным человеком, чтобы открыто сказать, что это только сказка, — пишет М. Л. Гаспаров и рассказывает, как качался маятник войны между греками и азиатами. Причины долгих и изнурительных войн греков с варварами — это взаимные обиды, чуть ли не поочередные похищения царских дочерей (Ио и Европы, Медеи и Елены). Геродот представил человеческую историю как развивающийся во времени и пространстве процесс, в ходе которого меняются судьбы людей и государств: „Ведь те, что были великие в древности, в большинстве стали незначительными ныне и, напротив, те, которые при мне стали большими, прежде были малыми“».

Прочитав книгу М. Л. Гаспарова о рассказах Геродота, невольно задумаешься об этом «маятнике войны», качающемся со времен сказочного далека — от царевны Ио и царевны Европы, времен греко-персидских войн и походов Александра Македонского, крестовых походов и турецких нашествий до мировых войн XX века.

«А теперь задумаемся не о самих событиях, а об их смысле, — заканчивает пересказ истории Геродота М. Л. Гаспаров. — В самом начале повествования Геродота мудрец Солон говорит царю Крезу: „Не превозносись: чем выше возносится человек, тем сокрушительней бывает его падение. Мера — превыше всего: не отступай от меры“. Потом по ходу действия Геродот пользуется каждым случаем, чтобы еще и еще напоминать об этом. Но главное подтверждение мудрости Солона — сама история греко-персидских войн. Царь Ксеркс вознесся выше меры (как устрашающе описывались его полчища!) — и вот вся его мощь рушится от разгрома при Саламине. Однако достаточно ли этого примера? Нет, победители-греки на нем ничему не научились. Афиняне сами возгордились своей победой свыше меры, пошли всею силою на персов в Египет и всею силою потерпели крушение. Лишь когда обе стороны были наказаны судьбой за нарушение меры, положенной человеку, стал возможен мир и конец войны».

OCR, fb2 V 1.0 — Izekbis.

Эта книга не совсем соответствует замыслу той серии, в которой она выходит. Это не малоизвестный автор и не малоизвестное произведение. Геродот — имя знаменитое; даже те, кто только слышал о нем, знают, что он был «отец истории».

Кто интересовался им, тот знает больше: он жил в V веке до нашей эры, то есть в пору высочайшего расцвета древнегреческой культуры, когда строился Парфенон, а Эсхил, Софокл и Еврипид ставили свои трагедии; он написал историю греко-персидских войн — а победой в этих войнах с могущественным врагом, грозившим Греции тяжким порабощением, греки гордились больше всего; он предпослал своему рассказу о греко-персидских походах и сражениях огромное вступление о том, как возникла и что собой представляла персидская держава, и этим его вступлением до сих пор благодарно пользуются историки Древнего Востока.

Но даже те, кто не только интересовался им, а и читал его, редко задумываются о том, каким подвигом была его «История». Один большой ученый, специалист по античной историографии, не оставивший без внимания, пожалуй, ни одного самого малого историка древности, Ренессанса или нового времени, писавшего о Древней Греции, никогда ничего не написал только об «отце истории» Геродоте. Объясняя это, он выражался примерно так: «Если нас спросят, возможно ли описать события, при наших отцах потрясшие целую страну, не располагая при этом никакими письменными документами, а только расспросами стариков да случайными памятными надписями; возможно ли вдобавок к этому описать историю всего Древнего Востока за пятьсот, а то и за тысячу лет до тебя, объехав часть этих стран, но ни слова не понимая ни на одном из их языков, — то мы твердо ответим: невозможно. А Геродот это сделал. Значит, перед нами чудо, а чудесами наука историография не может заниматься».

Здесь, однако, не сказано еще о двух вещах — о самых простых, но самых необходимых для читателя.

Во-первых, Геродот интересен. Те, кто читали его только по-русски — если они не профессионалы-специалисты по древней истории, — не могут этого должным образом почувствовать. Может быть, они не признаются себе в этом, но Геродот для них скучен или хотя бы скучноват — особенно во второй половине его сочинения, где речь идет собственно о войне, походах и битвах. Здесь слишком много подробностей, слишком много имен и названий, ничего не говорящих рядовому читателю и лишь отвлекающих от главного. Для античных читателей Геродота, которые знали все эти места, о которых он писал (если не своими глазами, то по рассказам), и помнили эти имена, восприятие было иным, это богатство подробностей радовало их, а не отвлекало.

Во-вторых, Геродот приятен своим языком и стилем. Он писал не на общепринятом греческом литературном языке (который в его время еще не сложился), а на диалекте, который ощущался как более поэтический и чуть-чуть напоминающий древнего Гомера. Он писал не обычным греческим стилем с развернутыми уравновешенными фразами, а старинным, нанизывающим короткие предложения в длинные, как бусы, ряды. Передать по-русски его диалект, конечно, невозможно; передать его стиль, конечно, возможно, но переводчики считали это ненужным: по их мнению, он слишком отвлекал бы читателя от содержания, а содержание у историка казалось им главным. Его переводили не как писателя, а как источник сведений о Древней Греции и Древнем Востоке. Таковы были все три русские перевода Геродота: И. Мартынова (1826–1827), Ф. Мищенко (1885–1886), Г. Стратановского (1972): все они переводили исторический стиль Геродота на деловой канцелярский стиль своего времени. Это было не совсем справедливо.