Семь смертных грехов Германского Рейха в Первой мировой войне - Себастьян Хаффнер

Издательство Anaconda

Первое издание появилось в 1964 году. Текст этого издания приводится в соответствии с переработанным и расширенным вариантом 1981 года. Не были заимствованы предварительные замечания издательства на странице 7, а также иллюстрации на страницах 51, 6, 93, 112 и 115.

Национальная Библиотека Германии регистрирует эту публикацию в Немецкой Национальной библиографии; детальные библиографические данные доступны в Интернете по адресу: http://dnb.d-nb.de.

© Все права на это издание 2014 года принадлежат Anaconda Verlag GmbH, Köln.

Тема на обложке: Георг Хэкель (1873-1942), Отто Хэкель (1872-1945) – немецкие солдаты, уезжающие на поезде на западный фронт (Берлин, август 1914 г.) © SZ Photo / Scherl / bridgemanimages.com

© Перевод с немецкого языка Кузьмин Б.Л., 2021 – 2022

Редактор перевода Гончарова Т.Н.

Германия не закончила с осознанием Первой мировой войны. Как и прежде, оно остаётся для неё непереваренным и неудобоваримым. Тот, кто пережил тяжёлый удар в жизни, обычно спрашивает себя после: "Что я сделал не так?" Он задаёт себе этот вопрос не для того, чтобы себя наказать или унизить – видит Бог, что он достаточно наказан и унижен – но для того, чтобы извлечь урок из своих ошибок. Если он опускает это, то он всегда будет снова делать те же самые ошибки.

Немцы не воспользовались этим, и они снова сделали те же самые ошибки. Вместо того, чтобы спросить себя, из-за чего они развязали войну и затем её проиграли, они снова и снова считали, что в войне они невиновны и в действительности её выиграли. Остальное, что ещё оставалось, то была "судьба".

Однако война и поражение не были "судьбой". Они были результатом ложных оценок, неверных решений и неправильных мер немецкого правительства, которые в основном имели одобрение немецкого общества. Крупные ошибки немецкой довоенной политики, военной политики и руководство ведением войны сегодня издалека столь же ясно видны невооружённым глазом, как и вершина удаленной горной цепи. Нужно лишь посмотреть в ту сторону.

Нет, не посмотреть; перенестись мысленно в то время. Тот, кто хочет персонально обвинить или оправдать действующих лиц того времени, тот определённо должен признать за ними то, что они многое из ясно различаемого сегодня не могли в своё время видеть или предвидеть. Однако об этом здесь речь не идёт. Мы не хотим судить, мы хотим научиться –извлечь наконец уроки из жесткого, тяжелого, оплаченного дорогой ценой опыта. Кто этого хочет, тот не должен пугаться того упрёка, что обычно люди умны задним числом. Если бы это так и было! Пусть последующая мудрость и недорого стоит, однако, во всяком случае, она лучше, чем упорствование в заблуждениях. Безусловно, самое глупое, что может человек сделать, это умышленно снова забыть то, что он узнал, и в конце концов стать столь же необученным, как и до этого. "Но другие тоже были не лучше и тоже сделали свои ошибки!" Вероятно; однако для того, кто хочет извлечь урок из своего собственного несчастья, это представляет весьма мало интереса. Немцы едва ли окажутся в таком положении, чтобы повторить тогдашние ошибки Англии или России, Франции или старой Австрии. Это их собственные ошибки, которые остаются им и которые их должны интересовать, чтобы в настоящее время и в будущем избежать подобных ошибок.

Первой из больших ошибок, совершённых Германией, было то, что она вообще послужила причиной Первой мировой войны. Именно это она содеяла.

Это не имеет ничего общего с "ответственностью за войну". Если говорить про "ответственность за войну", то после Первой мировой войны со стороны победителей были лицемерие и притворство. Вина предполагает наличие преступления, а война в то время не была преступлением. В Европе 1914 года она была ещё законным учреждением, совершенно почтенным и даже доблестным. Кроме того, она вовсе не была непопулярной. Именно война 1914 года не была такой нигде. В августе 1914 года ликовали не только в Германии, но точно так же в России, Франции и Англии. Все народы тогда чувствовали, что война снова на пороге, и все приветствовали её начало с чувством освобождения. Однако то, что она оказалась на пороге, было заслугой Германии.

Большой перелом между миром и предвоенным состоянием случился на рубеже столетий. И что изменилось тогда – так это политика Германии. Более ничего. Последнее десятилетие 19 века принадлежало к самым мирным в европейской истории. И это также было в большой степени заслугой политики Германии. При Бисмарке и ещё в первые годы после Бисмарка политика Германии была явно выраженной политикой мира, и в Европе был мир. Примерно с 1897 года в политике Германии произошёл резкий перелом. Теперь она больше не была политикой мира. И отныне у Европы не было гарантированного мира, но были кризис за кризисом и перспектива войны.

Это не означает, что в предшествовавшие десятилетия не случалось никаких ситуаций напряжённости. Напряжения всегда существуют в системе суверенных государств. Одним из старейших и наиболее привычных напряжённостей был, например, "восточный вопрос" – стремление к независимости балканских народов, под воздействием которого Оттоманская империя медленно разрушалась и которое также угрожало империи Габсбургов. Россия содействовала этому освобождению балканских славян от зависимости. Австрия и Англия тормозили его. Первая – поскольку она от этого ощущала угрозу себе, вторая – потому что не хотела допустить Россию в Средиземное море. Всё было давно привычным и сыгранным. Из-за этого войну не начинали. Когда на Балканах происходило новое восстание, новый инцидент, в действие вступал "европейский концерт" великих держав, и дело каким-либо образом улаживалось. Так происходило на протяжении десятилетий. Это могло так продолжаться ещё в течение десятилетий, в том числе в 1914 году.

Другое напряжение царило в самой Германии. То, что с 1871 года на том месте, где прежде находилась самая малая из европейских держав, Пруссия, неожиданно образовалась самая большая и самая сильная держава – Германский Рейх – было огромным потрясением привычного европейского равновесия сил. Добиться изменения без всеобщей войны – то было непростым делом. А приучить Европу к новому соотношению сил было ещё более сложной задачей. Бисмарк ещё знал, насколько трудно это было, и создавал это посредством чрезвычайно осмотрительной, мудрой политики, которая ограничивала интересы