Из всех польских подразделений, вторгнувшихся на литовскую землю, только отряд Дембинского, численностью в 3800 солдат, смог вернуться в Польшу.
На Волыни русские силы под командованием русского генерала Рота разбили поляков под Дашевым, а затем у д. Майданек. С разгромом крупного шляхетского отряда пана Колтышки, насчитывающего 5,5 тыс. чел., Волынь была очищена от мятежников.
Несмотря на некоторую заторможенность, или вернее крайнюю осторожность русско-немецких генералов, поляки всегда проигрывали полевые сражения, если не имели большого численного преимущества.
Выдвижение польских регулярных частей в Литву и на Волынь надо признать идеократическим, с прагматической точки зрения ошибочным. Оно привело к потере многих тысяч жолнеров, которые вскоре оказались нужны польским революционерам на Висле. В то же время самим фактом разжигания мятежа в Западном крае поляки показали здесь свою силу и влияние. Практически все учебные заведения огромного Виленского учебного округа, начиная с университета и кончая уездными училищами, выражали польским повстанцам сочувствие и нередко оказывали им активную помощь. И если бы повстанцы оказались бы крепче в бою, высшие слои местного общества, состоящие почти поголовно из поляков и полонофилов, могли присоединиться к восстанию.[47]
После поражения при Остроленке главные польские силы, около 40 тыс. чел, собрались у варшавского предместья Прага. С подавлением мятежа на Волыни и в Литве Дибич мог вплотную заняться Варшавой. Но тут на помощь мятежу пришла холера. Как я уже упоминал, 1831 г. оказался крайне засушливым и удобным для распространения эпидемии.
В начале июня от холеры умирает генерал Дибич. В середине месяца в Витебске холера забирает и великого князя Константин вместе со всеми его секретами. В Польше и Западном крае, помимо эпидемии, господствует страшная жара. Из-за санитарных потерь русская армия сокращается наполовину, холера уносит намного больше жизней, чем военные действия.
Если наместника Константина можно назвать самой большой загадкой событий 1830–31 гг., то генерала Дибича — самым большим неудачником этой войны. Одаренный полководец, не проигравший за всю жизнь ни одной полевой битвы, стал жертвой темных интриг западнических верхов империи. Он был связан путами каких-то уговоров, потерял наступательный порыв, и вместо того, чтобы разгромить восстание еще в феврале, дождался на свою голову и летнюю жару, и холеру.
Однако, несмотря на печальный конец своей жизни и военной карьеры, генерал Дибич безусловно заслуживает места в пантеоне русской боевой славы.
Новый командующий, Иван Паскевич, прибывает в штаб русской армии 3 июня. На этот момент в строю было не более 50 тыс. солдат, но ожидалось прибытие на Брестское шоссе отряда генерала Н. Муравьева, численностью в 14 тыс.
Паскевич, как военачальник, был сформирован действиями на кавказском фронте, во время русско-персидской и русско-турецкой войн. Он привык, в условиях нехватки сил, действовать быстро и решительно, особо не заботясь о безопасности тылов и коммуникаций.
Русские войска под командованием Паскевича двинулись на северо-запад и 1 июля его саперы начали наводить мосты через Вислу у Осека, неподалеку от прусской границы. С 4 по 8 июля русская армия переправилась на левый берег Вислы.
Генерал Скржинецкий, отказавшись от мысли воспрепятствовать переправе русских через Вислу, атаковал находящийся на Брестском шоссе отряд генерала Головина, однако не добился успеха.
Паскевич продвигался быстро и Скриженецкий, очевидно, не мог определить место, где он может дать решающее сражение русским.
Затем польская революция сделала еще один оборот и 3 (15) августа к власти пришли ультрарадикальные силы. Президентом Польши стал Круковецкий, польскую армию возглавил Дембинский.
Силы русской армии возросли до 86 тыс.; в польских войсках, оборонявших Варшаву, теперь насчитывалось не более 35 тыс. чел. Обезлюдение польских войск объяснялось не только большим количеством погибших в боях и интернированных, но и немалым числом тех, кто утомился от войны и вернулся в свои усадьбы — страдать национал-романтизмом, лежа на диване, или же стал паковать чемоданы, собираясь на Запад.
Русское командование предложило восставшим сдаться на условии полной амнистии. Однако президент Круковецкий показал полный улет от реальности — в ответ он сурово заявил, что поляки восстали с целью восстановить отечество в древних его пределах, очевидно имею в виду Речь Посполиту даже не 1772, а 1618 года.
После быстрого перехода Паскевича по левому берегу Вислы, в ходе двухдневных боев русские войска взяли Варшаву. Поляки, скорее всего, не думали, что русские силы с хода будут штурмовать их столицу; на левом берегу у них оставалась треть армии.
6 ноября польские повстанцы сдались. Польское правительство во главе с Круковецким и польская армия были немедленно амнистированы императором Николаем I. Аминистированная армия должна была отойти в Плоцкое воеводство, чтобы ожидать дальнейших указаний российской власти.
Император проявил типичную для него нравственную силу — достаточно сравнить эту амнистию с подавлением сипайского восстания в британской Индии, где пленных расстреливали из пушек, с массовыми расправами на повстанцами во Франции 1848 и 1871, с поголовным уничтожением сдавшихся венгерских офицеров в Австрии после восстания 1849 г.
В боренье падший невредим;
Врагов мы в прахе не топтали;
Мы не напомним ныне им
Того, что старые скрижали
Хранят в преданиях немых;
Мы не сожжем Варшавы их;
Они народной Немезиды
Не узрят гневного лица
И не услышат песнь обиды
От лиры русского певца.[48]
Ни гуманизм русских властей, ни строки национального поэта не помешали российской интеллигенции оформить комплекс русской вины перед поляками. «Царь Николай сделал много зла полякам», — с присущей ему простотой запечатлел Лев Толстой в «Хаджи Мурате». Некоторые поэты дошли до настоящего исступления в осознании «вины». «Польского края Зверский мясник», — написала Марина Цветаева о Николае I уже в 1920-е гг., после погромных походов национал-социалиста Пилсудского, после Тухолы и других польских концлагерей, в которых сгинули десятки тысяч красных и белых русских.
Слезы и стоны русской интеллигенции по поводу зверски задушенной и брутально растоптанной польской свободы можно отнести только к доведенной до экстаза «всемирной отзывчивости». Эти псевдострадания — жизнь отвлеченного разума, платоническая незатратная любовь к «дальнему», поклонение идолу абстрактной «свободы», которому готовы принести в жертву и ближнего своего и всю свою страну.
«Милость к падшим», обильно проявленная со стороны русских властей в 1831, немедленно дала обратный эффект. Часть польского правительства, собравшаяся в Закрочиме, во главе с Малаховским, призвала к продолжению войны.
Польский отряд под командованием Ромарино двинулся на верхнюю Вислу, но был вытеснен генералом Ридигером в австрийскую Галицию. В Австрию отступил, завидев силы Розена, и отряд Рожнецкого.
Отряд пана Рыбинского, за которым двинулся Паскевич, 20 сентября перешел прусскую границу. Поляки в крепости Модлин сдались 26 сентября, в Замостье — 9 октября.
Паскевичу с его довольно небольшой армией понадобилось 5 месяцев на полный разгром польских сил; вряд ли кто справился с этой задачей более быстро и успешно.
Пропагандная победа шляхты
Вслед за поражением восстания завершилось существование Царства Польского, как государства.
Уничтоженная польским восстанием Учредительная хартия не была возобновлена. Во главе Царства, разделенного теперь на губернии, поставлен наместник, князь Варшавский, Иван Паскевич.
И хотя Польша распрощалась с собственными органами власти и собственной армией, в ее общественной и культурной жизни произошло мало изменений. Польская культура и язык не было подвергнуты каким-либо ограничениям. Пришел конец только Брестской унии. Однако собственно к Царству польскому Уния имела мало отношения — лишь в Холмской епархии проживали униаты-малорусы, и там она просуществовала до 1860-х гг.
После 1831 г. продолжилось быстрое экономическое и социальное развитие Польши, ее бурный демографический рост. В середине 19 в. население Царства Польского составляло уже 6 млн чел. (К концу века там будет проживать 10 млн.)
«Душитель» Николай I сделал для польских крестьян больше, чем шляхтичи, провозглашающие освободительные спичи. Крестьяне, живущие в казенных, а также майоратных имениях, принадлежащих российским помещикам, были освобождены от барщины. Указом от 26 мая (7 июня) 1846 была отменена большая часть даремщин и принудительных наймов для крестьян, живущих во владениях польских помещиков — это коснулось, в первую очередь, исполнения работ, не определенных в отношении затрат времени и труда. Помещикам запрещено было произвольно увеличивать повинности и отказывать крестьянам в пользовании общественными угодьями (сервитутами) на помещичьей земле.