Ознакомительная версия.
…В 1819 году Александру Первому удалось склонить английского художника Джорджа Доу к осуществлению грандиозного замысла – созданию военной галереи в Зимнем дворце.
У русского царя в чертогах есть палата
Она не золотом, не бархатом богата;
Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;
Но сверху донизу, во всю длину, кругом,
Своею кистию свободной и широкой
Ее разрисовал художник быстроокой.
Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,
Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен.
Ни плясок, ни охот, – а всё плащи, да шпаги,
Да лица, полные воинственной отваги.
Толпою тесною художник поместил
Сюда начальников народных наших сил,
Покрытых славою чудесного похода
И вечной памятью двенадцатого года…[36]
Пушкин, перу которого принадлежат эти строки, был неимоверно удивлен, когда среди портретов героев Отечественной войны 1812 года[37] обнаружил тринадцать (!) зияющих пустотой ниш, затянутых зеленым шелком. Изображений этих генералов найти не удалось: такова причина, на которую ссылались Доу и его трудолюбивые помощники А. В. Поляков и В. А. Гелике.
Об участи одного из персонажей, с которого предстояло написать портрет, сохранилось предание. Просматривая списки участников Отечественной войны, Александр Первый, делая пометы неизменным красным карандашом, внезапно рассвирепел и несколько раз зачеркнул имя «Александр Ипсиланти»…
Глава 5. В годину тяжких испытаний
Предки киевского генерал-губернатора Михаила Андреевича Милорадовича обосновались в Малороссии после Полтавской баталии. Выходцы из Сербии, изрядно настрадавшиеся от притеснений турок, питали надежду на то, что милости, обещанные российским монархом, не окажутся пустым звуком. Петр Первый был хозяином своего слова, а Милорадовичи преданно и верно служили России шпагой и занимали видные посты в управлении малороссийскими землями. Указ Александра Первого от 30 апреля 1810 года о назначении на пост генерал-губернатора стал полной неожиданностью для боевого генерала. Однако такое назначение вовсе не было неожиданным. В Швейцарском походе, где «горные орлы парили ниже соколов российских», Милорадович неимоверной отвагой заслужил право стать вровень с суворовскими чудо-богатырями. Великий князь Константин Павлович, который был отправлен отцом, императором Павлом Первым, в действующую армию, что говорится, «понюхать пороху», ничем себя в боях и походах не проявил. И Константин, вероятно, чувствуя свою ущербность на ратном поприще, тянулся к людям, чей авторитет в армии был завоеван потом и кровью. Так великий князь и боевой офицер стали добрыми друзьями. Свидетельство тому – роскошная шпага, на эфесе которой красовалась надпись: «Другу моему Милорадовичу».
С этой шпагой Михаил Милорадович шел в бой против верховного визиря, отряд которого по численности превосходил авангард русских более чем в два раза.
13 декабря 1806 года стольный град Валахии выглядел, словно в дни светлого христианского праздника Троицы. Господарь Константин Ипсиланти с семейством, митрополит, бухарестское духовенство и знать вышли встречать русские войска. Народ не жалел рукоплесканий и не сдерживал эмоций.
Александр по старшинству стоял по правую руку от отца и вслушивался в слова благодарственного послания русскому государю, которое зачитывал архипастырь Валахии: «Всемилостивейшему монарху российскому императору Александру Первому… движимому милосердием и состраданием к народу христианскому… надежде всех угнетенных… Сердца наши преисполнены неизреченнейшею радостью…»
Митрополит глаголил на церковно-славянском с заметным акцентом. Настал черед господаря Валахии. Слова Константина Ипсиланти о том, что решением валашского дивана генерал Милорадович был поименован «Бухарестским спасителем», потонули в восторженных возгласах.
Наверное никто из участников этой торжественной встречи не предполагал, что ход событий вновь сведет их через несколько лет в Киеве.
…Более трехсот лет[38] Киев обустраивал городскую жизнь по так называемому Магдебургскому праву, которое предоставляло «матери городов русских» полную самостоятельность в решении хозяйственных и судебных вопросов, даровало значительные льготы в торговле. Это обстоятельство и послужило поводом для греков-переселенцев, которые после присоединения Украины к России пользовались благосклонностью царя Алексея Михайловича, на столе которого неизменно присутствовали вина, диковинные фрукты и грецкие орехи.
С середины 18 века, во времена правления Анны Иоанновны, в Киеве сложилась небольшая греческая колония из торговых людей и священников. Императрица даровала им землю на Подоле, где была устроена церковь, а вскоре здесь был образован киевский греческий Екатерининский монастырь со странноприимным домом. Поэтому в незнакомом городе домочадцы князя Ипсиланти не выглядели белыми воронами.
На первых порах Константин Ипсиланти обосновался со своей большой семьей в Киеве, в доме, построенном в 1799 году для коменданта Печерской крепости Вигеля на улице Никольской. В скором времени на Печерске трудами архитекторов и мастеровых вырос особняк, куда переселилась семья Ипсиланти. В нем царили прежние обычаи, а сам бывший правитель Валахии совершал выходы на торжества и богомолье в сопровождении свиты, которая, по свидетельству современника, насчитывала 30 человек.
Как богобоязненный и глубоко верующий человек, Константин Ипсиланти посетил митрополита Киевского Серапиона, попросив освятить дом и принять под свой амофор домочадцев. Служка митрополита вел дневник. Вот одна из его записей от 17 ноября 1807 года: «Делал митрополиту визит господарь Молдавский Ипсилантий, прибывший в Киев на житие со своим семейством и сановниками… Ипсилантий говорил по французски, а переводчиком между ним и владыкою был на этот раз зять Кутузова, Толстой. При последующих визитах митрополит и господарь объяснялись по латыни».
Митрополит Серапион не гнушался визитов к высокообразованному греку, у которого не было тайн от старшего сына, Александра. Мог ли предположить владыко, что минует пятнадцать лет и имя князя Александра Ипсиланти будет не сходить с его уст, а в сентябре 1821 года он будет служить панихиду по убиенному патриарху Константинопольскому Григорию.
Частыми гостями в доме Ипсиланти, кроме военного губернатора Михаила Илларионовича Кутузова[39], были соседи. Да еще какие! До усадеб семейств графов Безбородько, князей Прозоровских, графов Самойловых – звучных фамилий, неразрывно связанных с екатерининским веком – было, как говорится, рукой подать.
Кутузов не единожды говорил, что беседы с князем Ипсиланти – сущий подарок судьбы, ведь будущий спаситель России сочетал генерал-губернаторские обязанности с должностью русского посла в Стамбуле, а затем и возглавил Дунайскую армию.
Милорадовичу который сменил Кутузова на киевском генерал-губернаторстве, заводить заново знакомство с князем Ипсиланти не требовалось. «Я встретился с князем Ипсиланти, бывшим господарем Молдавии и Валахии, два года перед тем поселившимся в Киеве. Его хлопоты и заботы о помощи своим покинутым подданным наивны…» – сообщал Милорадович в Петербург.
Мы вправе предположить, что грек Константин Ипсиланти и серб Милорадович в отношении судеб соотечественников, находившихся под пятой Османской империи, проявляли полное единодушие. К тому же господарь-изгнанник и генерал-губернатор могли без посредников обращаться и к российскому монарху, и к цесаревичу, когда речь шла о помощи единоверцам.
Киевляне вовсе не напрасно считали генерал-губернаторство Милорадовича[40] «золотым веком» в истории древнего русского города. В том, что это соответствовало действительности, имеется свидетельство заезжего француза графа Огюста де Лагарда, которому суждено было побывать на городских гуляниях. По традиции они проводились в Киеве 6 августа. Указ генерал-губернатора гласил: «…Всем цехам при саблях и ружиях с хоругвями выходить, и почетным гражданам в одинаковых одеяниях на лошадях выезжать и реке Днепре при освещении воды пальбу производить».
Далее именитые граждане и простолюдины собирались в контрактном доме на застолье, на котором тем же указом провозглашалось: «…Пить на радости, сколько кому вздумается».
Вот что запечатлелось в памяти графа де Лагарда: «…Сады были иллюминированы, в чащах деревьев были хоры музыки… В доме губернатора шел бал. Генерал открыл его, встав в пару с одной из прелестнейших особ… госпожой Давыдовой… Я познакомился с князем Константином Ипсиланти, некогда бывшим господарем Валахии и Молдавии. Он рассказал мне о своих злоключениях…»
Уже по возвращении на родину де Лагард засел за мемуары «Путешествие из Москвы в Вену»[41], где красочно описал не только малороссийское бытие, но и сочно выписал образ и судьбу господаря-изгнанника. Как оказалось, не зря. Воспоминаниями наблюдательного француза воспользовался А. Дюма, и многое из того, что поведал де Лагарду князь Константин Ипсиланти, обрело вторую жизнь на страницах романа «Граф Монтекристо». Вот так в судьбе семейства Ипсиланти переплелись и правда, и художественный вымысел.
Ознакомительная версия.
