Узнали, что нам предстоит завтра ужасная дорога, и командир транспорта распорядился остановиться на ночлег. Ко мне подошёл милиционер и сказал: «Можете остановиться в доме моих родителей, я сегодня ночью в карауле, и моя кровать свободная». Провёл нас — меня и двух Селивановых — по расхлябанной дороге километра полтора к себе в дом. Семья — папаша, мамаша и дочь с ребёнком (муж на войне) — бывшие зажиточные крестьяне, ныне колхозники. Мы побрились, помылись, навели красоту. Хозяйка пригласила к столу — солёная капуста и огурцы, послали за самогоном. Только сели за стол, как вошла пожилая женщина, сестра хозяйки, держит под головным платком свёрток. Говорит, обращаясь ко мне: «А я вам медку принесла! Наши ребята рассказывают, что около сельского правления какой-то итальянец вёл такие душевные разговоры, и так чисто говорил по-нашему, что аж до сердца дошло. Это вы будете?» Я стал отрицать из скромности. Она говорит: «Теперь об этом вся деревня говорит, поэтому я вам к блинам медку принесла…»
Хозяйка завозилась у печи с блинами. Поели и поговорили всласть. Старик Селиванов («губернатор») нажрался как свинья, не соблюдая элементарных правил приличия, и попросился спать, его отвели в соседнюю комнату и уложили. Хозяйка спросила, кто он такой и зачем мы его с собой возим? Пришлось опять объяснять, что это польский ксендз.
За ужином с самогоном хозяева рассказывали о своей горемычной жизни: в селе комендант-немец и три жандарма; «немцы выдают в месяц по 12 килограммов суррогатов — гречихи, проса и ячменя, а при советской власти получали в год по 20 пудов пшеницы и ржи — по 12 кило в месяц». Немцы крестьян бьют — это очень не нравится русским. Туполобые немцы не понимают русской психологии. Теперь вот забирают молодёжь на работы в Германию, если кто попытается бежать — приказано по ним стрелять, для этого согнали милицию со всего района. Забирают мать, а маленькую дочку оставляют, забирают единственного кормильца семьи…
18 февраля 1943 года. Приказано ехать дальше в 4 часа утра, по заморозку. В темноте мы садились в камионы, пришла хозяйка и спросила: «Вы не забыли чего-нибудь?» Оказывается, «губернатор» забыл пояс с пистолетом! Мне пришлось шлепать по замерзшим лужам, версты полторы и обратно. Принёс пистолет и бросил под сиденье — мы решили не говорить ему ни слова, пока сам не вспомнит. Хозяйка рассказала о ночных приключениях «губернатора» — ночью он проснулся, чтобы выйти «до ветру», и не мог найти двери, тыкался везде и поднял такой шум, что вся семья проснулась (мы спали, как убитые, и ничего не слышали). Хозяева вывели его во двор. Правда, за ужином меня он спросил: «А где здесь тёплая уборная?» Я ему пояснил: «Александр Александрович, в русских деревнях нет теплых уборных, даже в городах имеется таковая не во всех домах». Он ответил: «А я знаю случаи, когда в деревнях у крестьян есть тёплые уборные». Было бы бесполезно разубеждать будущего «губернатора»…
В 9 часов утра приехали в Золотоношу — гоголевские места, сразу романтикой повеяло. Городишко маленький, домики покрыты соломой, как в «Старосветских помещиках». Никаких следов «социалистического строительства» незаметно, жителей, верно, не больше трех тысяч, как и во времена Гоголя. Небольшие домики, окружённые садами, вероятно, построены до «октября» и с тех пор не ремонтировались. На углах улицы указатели — мы остановились на углу «Хитлерштрассе». Я подумал — «холера вам в живот, вам эта «Хитлерштрассе» ещё боком вылезет!..»
Рядом немецкий этап со столовой, как обычно, но туда никто из итальянцев не пошёл — итальянцы со своими союзниками уживались плохо. Я спросил какого-то прохожего о чём-то, он меня стал расспрашивать, как это я так хорошо «по-нашему» говорю, и сразу же образовалась толпа. Ко мне подошёл Фиалковский и говорит: «Смотрите, сколько народу вокруг вас!» Пришлось прекратить разговор и отойти.
Двинулись в дальнейший путь. Нас немецкое командование направило по просёлочным дорогам, так как по главным шла переброска немецких войск. Мы с полчаса ожидали, пока огромные немецкие колонны пересекали шоссе. На Полтавщине распутица, а ближе к Киеву больше снега и холоднее. Не доезжая станции Переяслав (которая находится в 30 верстах от этого города), наш транспорт остановился в лесу, и мы прождали шесть часов, пока начальник транспорта на своём легковом автомобиле ездил к немцам за маршрутом, а когда он приехал, то мы расположились в железнодорожном посёлке на ночлег. Мы с Селивановым-мадридским расположились в одной хате, хозяйка, очень милая, приготовила нам поесть, мы достали наши консервы и один из наших пошёл с хозяйкой за самогоном, так как немцы воспрещают жителям выходить из дому с наступлением темноты. Самогон отвратительный, жёлтого цвета и вонючий, нужно зажимать нос, чтобы пить, но нужно было согреться. Мне нездоровилось, но хозяйка даже мне делала намёки…
Утром поехали дальше. В соседнем доме крики — уворовали кур, это работа итальянских солдат: вороватый народ, в одном селе украдут, а в другом дают приготовить. В нашем камионе несколько солдат, один слез и по дороге в какой-то хате под навесом украл пук махорки, но курить её было невозможно, табак ещё не созрел, пришлось выбросить. В другой хате солдат украл круг макухи из подсолнухов, мякоть с шелухой, только масло выжато; солдат оторвал кусок и стал жевать, говорит: «это русский хлеб»… Я ему объяснил, что это корм для свиней, а русские это не едят. Он выбросил этот круг на дорогу..
Доехали до Борисполя и там простояли с час. Там молочный колхоз или совхоз, и жители несли в ведрах сыворотку — немцы великодушно им продавали, кажется, по рублю за ведро. Мосты через Днепр взорваны, и жителям воспрещается переходить реку по льду, тогда как с левого берега Киев снабжался продуктами. Приехали в Дарницу — места знакомые, так как в прошлом я неоднократно здесь проезжал. Большой лес, это раньше было дачное место для киевлян. В лесу итальянский этап и бараки, отсюда отправляются военные поезда в Италию. Под вечер нам, русским, дали отдельный крытый грузовик, и мы двинулись в Киев, впереди капитан на своем автомобильчике. В спешке забыли в нашем камионе под сиденьем пояс с пистолетом «губернатора», а тот о нём за несколько дней даже не вспомнил. Так и пропало оружие, и по приезде в Рим пришлось ему заплатить стоимость пистолета — триста с лишним лир.
Подъехали к Днепру, река скована льдом. Железнодорожный и Николаевский цепной мост, красивое сооружение, были взорваны красными при отступлении, и от цепного моста торчали лишь быки. Рядом строился бетонный мост. Переехали через Днепр по временному деревянному мосту, на каждом пролёте — вышка с противоавиационным орудием и стоят часовые.
Я после 25 лет отсутствия снова увидел Киев — самый красивый город в России: на красном фоне заходящего солнца сияют золотые купола Лавры и других церквей, видно, что главный собор Лавры взорван, хотя купол остался. Кажется, советчики везде оставили заряды взрывчатых веществ с часовым механизмом. Свернули направо к Зверинцу. Сам город мало разрушен, но очень запущен — дома, видно, с самой революции не ремонтировались. На Мариинско-Благовещенской остановились, здесь был штаб итальянской 8-й армии, на углу бывшей Безаковской улицы (бывший здесь памятник Безаку снесён). Нашли пристанище на Мариинско-Благовещенской, дом 131. Здесь когда-то сдавали комнаты студентам, комната когда-то была большая, перегорожена на четыре жилплощади, видно по кругу для лампы на потолке, тепло, горит буржуйка. Угостили хозяйку тем, что имели.
Пришли соседи посмотреть на невиданных итальянцев, хорошо говорящих «по-нашему». Поужинали в столовой итальянского этапа на бульваре Шевченко (бывший Бибиковский), подавали русские девушки, поговорили, пошутили с ними — им было приятно, что мы так чисто говорим по-русски: отец итальянец, мать русская, так что, естественно, материнский язык…
20 января 1943 года. Утром явились в «казарму Италия» — это бывшая казарма Инженерного батальона до войны 1914 года, на Бульварно-Кудрявской улице, 9. Адъютант нашего Уффичио капитан Фрескура нас спросил: «Зачем вы приехали? Нам и самим здесь нечего делать!» Мы попали наконец в свою часть, где нам сказали: «Вы здесь, как у себя дома!» Пообедали в своей столовой. Начальник Уффичио тоже нас спросил: «Зачем вы явились?..» Это полковник Вейль, бывший итальянский атташе в Москве до войны. Адъютант нас спросил о Селиванове — «губернаторе», мы ему объяснили, что много хлопот с ним, и он обещал отправить его в госпиталь — если удастся найти у него какую-либо болезнь; во всяком случае, сказал, что постарается отправить его во Львов. Мы с нашим Селивановым нашли комнату там же, напротив, на Бульварно-Кудрявской, номер 6. Хозяйка очень милая — Настасья Гавриловна Селенчук, с двумя мальчиками, хорошо воспитанными, мы с ними сразу же подружились. Хозяйка рассказала, что несколько месяцев тому назад муж её вышел на улицу и не возвратился, и больше о нём ничего не слышали.
