Переход от почитания Луны к поклонению Солнцу был долог и занял не одно столетие и даже тысячелетие. Человек издревле признавал Солнце сакральной силой, но воспринимал его подчиненным Луне. Именно это подчинение символизировали рождающиеся и умирающие боги, что в новом облике восходили каждое утро на небосклон, подменяя изо дня в день меняющую свой лик Луну. Именно в новом облике, ибо когда человек начал воспринимать Солнце как неизменное, он начал постигать ту великую мысль, что Солнце – выше, могущественнее Луны, что оно вечно, ибо не изменяет своему круглому лику, а умирает лишь на считанные мгновения, ужасающие человека, – во время затмений. Солнце постепенно превращалось в явление – единственное и неизменное и отождествлялось с абсолютным бытием.
На первой стадии почитания человек поклонялся Солнцу как «рыжему орлу», почитая светило в виде крылатого диска. Египтяне почитали крылатое Солнце под именем Гора, аккадцы – Ашшура, шумеры – Шамаша, хурриты – Шимиге, иранцы – как Хварно, индоарии – как птицу Гаруду. На смену лунным культам постепенно шли, покуда еще не заменяя их, но постепенно вытесняя, солярные, причем Солнце далеко не всегда воспринималось светлым, но порою и черным: Белому богу нередко сопутствовал Черный бог, сопровождавший в иномирье души павших героев.
Именно героев, ведь вместе с переносом поклонения с Луны на Солнце происходил перелом общественного сознания и всего общественного уклада. На смену внеисторической Архаике шел героический век, открывающий дверь цивилизации, век, когда общество раскололось не только по гендерному признаку, но еще и кастово.
Минуло более столетия с тех пор, как начались споры по поводу того, какой именно регион следует считать местом происхождения индоевропейских племен.
Поначалу велась речь о трех прародинах: в Малой Азии, на Балканах и в Центральной Европе. Но сейчас на этот счет существует уже более двух десятков гипотез.
Исследователь проблемы В. А. Софронов в своей работе «Индоевропейские прародины» высказывает предположение о существовании четырех прародин: карпато-полесской, восточно-средиземноморской-малоазийской, балкано-дунайской, позднеиндоевропейской, – но, кроме того, приводит еще великое множество гипотез.
В Азии в различное время на роль прародины «выдвигались» семь регионов: Индия, Гималаи, Средняя Азия, Передняя Азия, Месопотамия, Ближний и Средний Восток, Малая Азия, близ Армянского нагорья. В общем, перебрали все, не добравшись только что до Китая!
В Европе прародину искали повсюду от Западной Франции до Урала – в Восточной Европе (несколько гипотез), в Западной Европе, в Северной Европе, в Поволжье, между Средиземноморьем и Алтаем, в Причерноморье, в русских степях, в Северо-Восточной Европе, в Северо-Западной Европе, в Центральной Европе, к северу от Балкан, в Альпах и Пиренеях… Не повезло оказаться в числе претендентов на прародину разве что Исландии, но уж больно далеко, да и холодно! Наконец, следует упомянуть «симбиотическую» концепцию Иванова – Гамкрелидзе об общей прародине на территории Армянского нагорья и прилегающих к нему регионах и вторичной прародине древнеевропейских индоевропейцев в черноморско-каспийских степях.
Если обобщить все эти пространственные метания, приходим к трем основным точкам зрения по поводу прародины наших далеких предков. Яяфетиды – иначе праиндоевропейцы: себя они, верно, именовали просто людьми – вышли 1) из Передней Азии, 2) из Северной Европы, 3) из причерноморских и предкавказских степей.
Вероятно, сторонники скандинавской теории праареала праевропейцев правы, но ровно наполовину, ибо вторая доля истины пришлась на их оппонентов, «поселивших» праевропейцев в причерноморских степях.
Говоря о покинутом рае на севере, мы вряд ли, однако, должны вести речь о Скандинавии; скорее, это был все-таки Западный Урал. Отправившись оттуда примерно в середине V тысячелетия до н. э., индоевропейские племена достигли юго– востока Европы – региона к северу от Черного моря и Кавказа. Здесь возник новый ареал обитания, своего рода «полурай», где «вызревали», проклевывая скорлупу единой общности, отдельные этносы.
Вслед за этим изначально единая индоевропейская языковая общность начинает делиться. В так называемую протоиндоевропейскую эпоху (конец V – IV тысячелетие до н. э.) постепенно и поочередно образовались четыре индоевропейские группы семей: южноиндоевропейская (предки хеттов, лувийцев, палайцев, лидийцев, ликийцев, этрусков), центрально– индоевропейская (предки греков, армян, фригийцев, даков, мизийцев, индоиранцев), западноиндоевропейская (предки кельтов, латинов, фалисков, осков, умбров, венетов), северноиндоевропейская (предки балтов, славян и германцев). Одновременно происходило обособление индоевропейских языков, приобретавших личностные, отличные один от другого свойства.
Протоиндоевропейцы находились в постоянном движении, то один, то другой этнос осуществлял миграцию, что приводило к непрерывной пространственной диффузии – распространению индоевропейских племен на все большие территории.
Сначала они обратили жадный взор на юг, за моря и горы, выбираясь в пределы Азии пограбить, но оседали здесь только немногие, ибо местный люд к тому времени научился огрызаться. Зато на закате проживали люди беззащитные и потому безобидные.
Во второй половине V тысячелетия до н. э. на Европу накатилась первая волна воинственных пришельцев: они возводили над павшими вождями курганы, отчего эта культура и получила название курганной.
Виднейший специалист по истории первобытной и древней эпох И. М. Дьяконов, характеризуя это явление, пишет: «…В реальной истории полного передвижения некоей антропологически и лингвистически единой массы людей на новые места жительства с полным вытеснением первоначального населения почти никогда не бывает: для этого необходимо, чтобы переселяющийся “этнос” стоял в численном и материально-культурном отношении много выше первоначального местного населения… Трудно представить себе, например, чтобы древнейшие индоевропейцы шли, как танк, по Европе и Азии, сметая местное население… На самом деле происходит не вытеснение, а слияние этносов…» Впрочем, миграция довольно часто обращалась в завоевание с подчинением, поглощением, а то и истреблением коренного населения. В любом случае характер миграций носил агрессивный характер. Тем более что мало какой из «контактных» этносов мог сравниться с индоевропейцами в пассионарности.
Во многом их экспансионистским успехам способствовали два обстоятельства. Во-первых, очутившись в русских степях, индоевропейцы приручили лошадь. И пусть эти лошадки были невелики габаритами и не отличались мощью (хотя и были выносливы), они дали варварам немалые преимущества. Они были мобильны и могли придерживаться тактики неожиданных нападений и маневров; сам вид всадников пугал аборигенов, полагавших, что на них нападают злобные демонические существа. Вторым «козырем» индоевропейцев было бронзовое оружие, не очень качественное, однако превосходящее медное.
Буйная волна варваров прокатилась по Придунавью, уничтожив, основательно потрепав или согнав с насиженных мест с добрый десяток древнеевропейских культур. На разоренных территориях практически исчезла прежняя материальная культура – огрубела керамика, перестали лепить статуэтки «венер», были заброшены святилища Богини.
Но, выплеснув избыток населения, индоевропейцы на время поуспокоились, словно набираясь сил… И с приходом III тысячелетия до н. э. степи изрыгнули вторую волну, которая погнала перед собой собратьев, ушедших на запад прежде. Часть их устремилась на север, другие на юг – в Грецию и дальше – в Азию. Невеликие числом племена варваров вторгались в неведомые им земли и без особого труда занимали их, вытесняя, истребляя или ассимилируя местное население. Ведь в отличие от семитов, которые по возможности разрешали конфликты словом, индоевропейцы предпочитали слову оружие.
Практически вся Европа оказалась если не под властью, то под влиянием индоевропейцев, которые проникли даже на Британские острова. Новоприбывшие украшали свои горшки орнаментом в виде шнура, отчего и были прозваны археологами шнуровой культурой.
Затем, всего через пару-тройку столетий, на многострадальную Европу накатилась третья волна, вернее, вал в несколько волн. Одни племена варваров отметились кубками в форме колокола, отчего их культура и получила название культуры колоколовидных кубков. Другие имели привычку класть в могилы боевые топоры, отчего их культуру нарекли культурой боевых топоров.
На этот раз варваров было очень много, и они выказывали крайнюю агрессивность. Здесь следует отметить, что миграциям индоевропейцев свойственна нарастающая жестокость. Если прежде они ограничивались подчинением или вытеснением коренного населения, то теперь они чаще попросту «зачищали» территории, уничтожая коренное население. Так, в Скандинавии найдено множество захоронений людей, относимых ко времени появления варваров с кубками и топорами. У многих раздроблены черепа, причем не только у мужчин, но и у женщин, и даже детей. Археологи даже прозвали это жуткое время Периодом раздробленных черепов.
