Итак, царь создавал новую политическую иерархию. Фактически он очищал огромную зону от всякого присутствия главнейших княжеских родов. Эта зона распространялась прежде всего на вооруженные силы «удела», а также на земли, отданные в опричнину и управляемые опричными служильцами. Появилась вторая Боярская дума — опричная. Многое государь Иван Васильевич доверил опричникам и в сфере дипломатии.
С течением времени опричная зона расширялась — и территориально, и как область государственных дел, и как военная сила. В 1568 году опричная боевая машина могла выводить в поле армию из трех полков. А в 1569–1570 годах — уже из пяти полков[29].
Для того чтобы это стало возможным, опричнина должна была получить мощную социальную базу. Так и произошло.
Несколько больших общественных групп оказались на стороне царя и опричнины. Как ни парадоксально, еще в ранней опричнине служило множество аристократов. Первое время этот новый политический уклад был настоящим благом для большой группы знатных людей.
Для тех же старых боярских родов, изнемогавших от господства княжат. В их число попали Плещеевы-Басмановы, Плещеевы-Очины, Колычевы-Умные, Салтыковы, боярин Чеботов, военачальник Волынский-Попадейкин, а возможно, и кое-кто из знатнейших Захарьиных-Юрьевых. Они сыграли роль столпов опричнины.
Для титулованной знати «второго ряда». Выходцы из этой среды могли в опричнине получить высокие чины быстрее, нежели в земщине, ведь из опричнины были исключены их главные соперники — первостепенные княжеские роды.
А какую позицию занял еще один общественный слой — худородное дворянство? Разве не было бы уместным предположить великую поддержку опричнины со стороны тех, кто ни при каких обстоятельствах не мог конкурировать со служилой знатью. Ни с княжатами, ни с отпрысками старинных семейств московского боярства. Полезно будет повторить и подчеркнуть: провинциальный «городовой» сын боярский (дворянин) или, чуть лучше, «выборный», то есть порой служивший в столице «по выбору», не мог рассчитывать ни на полковые воеводские чины, ни на место в Боярской думе, ни на должность приказного судьи, ни на высокие должности при дворе великого государя. Сын боярский «дворовый», то есть время от времени служивший при дворе монарха, кое-какие карьерные перспективы имел, но весьма незначительные. Вне опричнины на воеводские чины такие люди попадали исключительно редко. А на уровень командующего армией за всё полувековое правление Ивана Грозного «выскочил» один только Никифор Павлович Чепчугов-Клементьев — безо всякой опричнины, за счет выгодной матримониальной комбинации, обеспечившей поддержку влиятельной родни.
Опричнина всем этим людям — многим сотням и тысячам дворян! — дала шанс на возвышение. Попав в состав опричного двора или опричной военной иерархии, худородный дворянин мог впоследствии взлететь намного выше, чем позволяло его происхождение.
Складно получается? О да.
И сколь многие историки писали о том, как государь Иван Васильевич выдвигал «молодых», «талантливых», «худородных» дворян! Как он опирался на них «в борьбе с княжеско-боярской знатью». Как много доброго принесли эти люди своей службой России…
Однако исследования последних десятилетий показали: в опричных административной и военной иерархиях весьма немногие «худородные выдвиженцы» дошли до сколько-нибудь серьезных назначений. А общий состав опричного двора по степени знатности не столь уж сильно отличался от земщины.
Почему, собственно, царь должен был двигать наверх людей, которые в среде служилой знати и за людей-то не считались — так, собаки, нечто малость повыше холопов? Свои, конечно, русские, православные, но ведь собаки же. Куда им наверх? Почему царь, имея под своей рукой сколь угодно много опытных, способных, умных, поднаторевших в делах войны и управления аристократов, должен был черпать кадры для опричнины из этих людей, заведомо не имевших подобного опыта? Допустим, к середине 1560-х он мог приобрести недоверие к горделивым княжатам. Допустим, надежды на старомосковское боярство не оправдались: после нескольких лет опричнины эта группа оказалась то ли недостаточно сильной, то ли слишком самостоятельной. Тогда рука монарха могла потянуться к тем, кто попроще, пониже…
Самое время задаться вопросом: как царю выделить среди огромной массы простых служильцев именно тех, кто ему нужен? Выбор огромен. По-настоящему способных людей мало: худородных дворян сызмальства не учили ни воеводствовать, ни управлять землями, ни рассуживать судебные тяжбы.
Требовались особые случаи, позволявшие кому-то из них предъявить свои особые таланты великому государю. Показать себя во всей красе. Тогда в минуту острой необходимости Иван Васильевич вспоминал об «умной собаке» и ставил ее наравне с «людьми». Так, например, государь Иван Васильевич должен был высоко ценить служильцев, замеченных им во время зимнего 1562/63 года похода на Полоцк. Царь тогда лично возглавлял армию и мог поставить себе в заслугу приобретение богатого древнего города. Радость от большой победы, надо полагать, соединялась в его сознании с образами тех участников похода, которые отличились у него на глазах.
Очень характерна фраза из его послания Василию Грязному, как раз одному из «худородных выдвиженцев»: «Ты объявил себя великим человеком, так ведь это за грехи мои случилось (и нам как это утаить), что князья и бояре наши и отца нашего стали нам изменять, и мы вас, холопов, приближали, желая от вас службы и правды. А вспомнил бы ты свое и отца своего величие в Алексине — такие там в станицах езживали, а ты в станице Пенинского был чуть ли не в охотниках с собаками, а предки твои у ростовских архиепископов служили. И мы не запираемся, что ты у нас приближенье был. И ради приближенья твоего тысячи две рублей дадим{6}, а до сих пор такие и по пятьдесят рублей бывали…»[30]
Сам царь гнушался «неродословным» отребьем. Но все же принялся «перебирать людишек».
Во время Полоцкого похода царь, как видно, отметил для себя в лучшую сторону нескольких дворян, не отличавшихся знатностью, то есть таких вот «охотников с собаками». Из числа участников «Полоцкого взятия» видными опричниками стали Михаил Безнин, Роман Алферьев, Игнатий и Михаил Блудовы, Василий Ошанин, Григорий Ловчиков, Иван Черемисинов. Что ни человек — то всё заметная фигура.
Но редко случались подобные счастливые совпадения обстоятельств. Да, опричнина предоставляла великий шанс, однако им смогли воспользоваться лишь считаные единицы «худородных», стремительно взлетевшие по лестнице служебных назначений. Может быть, полтора или два десятка.
Если же такому человеку удавалось счастливо пережить опричнину, он мог потерять высокое положение в постопричные годы. Так случилось со многими опричными воеводами. Побывав на почетных воеводских постах в годы опричнины, они скатывались потом до службы на уровне воинских голов. Немногие дожили до следующего царствования, оставшись на высотах власти. Но с 1584 года, когда скончался Иван IV, их ждала незавидная судьба. При царе Федоре Ивановиче аристократы полностью их разгромили за два года. К 1586-му последние крупные фигуры из числа неродовитых деятелей опричного посола были выведены за пределы высшего яруса властной пирамиды. Ко временам правления Бориса Годунова о небольшой группке «худородных выдвиженцев» уже и думать забыли: была и нету.
Но когда-то некоторые из них сыграли яркую роль.
Стоит, пожалуй, вглядеться в их судьбы.
Поднимались эти люди разными маршрутами. Чтобы сделать карьеру, им надо было показать по-истине выдающиеся способности к военному делу или дипломатии; если же подобных способностей не имелось, существовал иной путь — стать выдающимися палачами.
Так вот, не стоит смешивать тех, кто совершал восхождение по первому пути, с теми, кто пошел по второму. Это очень разные судьбы. И очень разный у них итог.
Наиболее известные люди из этого сектора опричных служильцев — Р. В. Алферьев, М. А. Безнин, И. Б. Блудов, К. Д. Поливанов, Г. Л. Скуратов-Бельский, Б. Я. Бельский{7}, Г. Д. Ловчиков, род Грязных-Ильиных, род Черемисиновых-Карауловых. Их совсем немного! Дюжина… собак. Они тонут в окружении гораздо более значительных по знатности лиц и в опричной Думе, и в опричной военной иерархии. Отнюдь не они определяют лицо опричной военной машины и опричной администрации. Но они — хотя бы и в столь незначительном количестве — представляют собой живой прецедент: «худородные», «низкая кровь», «неродословные люди» прорвались к власти! Водят полки, командуют гарнизонами крепостей, заседают в Боярской думе, ведут переговоры с иностранными послами… Да, их мало. Однако это уже не единичный случай, не аномалия, а — политика. Система. Зародыш будущего, которое перевернет всё общественное устройство Московского государства.
