Ознакомительная версия.
В эту более позднюю эпоху и В. О. Ключевский находит капитал; именно «Русская Правда», вырабатывавшаяся вплоть до XIII ст., есть, по его мнению, — «по преимуществу уложение о капитале… Капитал является в «Правде» наряду с княжеской властью деятельной социальной силой… то сотрудником, то соперником княжеского закона… капитал — это самая привилегированная особа в «Русской Правде». «Такое значение капитала в «Русской Правде» сообщает ей черствый мещанский характер. Легко заметить ту общественную среду, которая выработала право, послужившее основанием «Русской Правды»: это был большой торговый город». Однако тут же Ключевский прибавляет, что несколько позднее, в XIII ст., «торговый город потерял свое преобладание в народнохозяйственной жизни». «Капитал, — указывает он в подтверждение приведенного положения, — служит средством возмездия за те или иные преступления и гражданские правонарушения: на нем основана самая система наказаний и взысканий»{123}. Но такую систему мы находим на Западе уже в так называемых Варварских Правдах начиная с V ст. Неужели уже в эту эпоху капитал являлся социальной силой? Можно ли подобным образом смешивать имущество, не приносящее дохода, с капиталом?
В. О. Ключевский придает большое значение тому обстоятельству, что «Русская Правда» (пространная) отличает поклажу от займа; заем краткосрочный от долгосрочного, заем от торговой комиссии; «находим точно определенный порядок взыскания долгов с несостоятельного должника при ликвидации его дел, т.е. порядок торгового конкурса с различием несостоятельности злостной и несчастной». Упоминаются гости и иноземные купцы, которые «запускали товар» за купцов туземных, продавали им в долг. Капиталист вверял купцу «куны в гостьбу», для оборота из барыша{124}.
Однако то, что Ключевский именует громким названием «торгового конкурса» (у нас и при Петре не было конкурсного процесса), сводилось к тому, что должника прежде всего вели на торг и продавали — явление характерное для первобытных эпох культуры, а отнюдь не для эпохи «капитала», когда ответственность отличается имущественным, а не личным характером; затем, при уплате долга отдавалось преимущество князю перед частными должниками (здесь играет роль власть, а не капитал) и гостю перед «домачным»{125}, — предпочтение, сохранившееся еще и в XVIII ст. и вызывавшее жалобы в Екатерининской комиссии 1767 г. Что же касается торгового кредита, когда иноземный или иногородний купец продавал в долг местным купцам или давал им куны для закупки ему товара «аже кто купец дасть в коуплю куны или в гостьбу»), то это свидетельствует скорее о том, что эти местные торговцы не имели даже тех минимальных оборотных средств, которые необходимы были в эту эпоху, а вовсе не обилие капитала, почему им и приходилось закупать товары в долг у гостей. Вообще это напоминает торговлю ганзейцев с норвежцами в XIII—XIV ст., когда ганзейцы сбывали привезенные товары за рыбу и меха, которые норвежские купцы доставляли им с севера, выменивая их у диких финских племен. Но эти норвежские купцы не имели почти никаких средств, а так как самую рыбу и меха им также еще нужно было выменять, то они брали у ганзейцев муку и другие товары в кредит, обязуясь к следующему году доставить определенное количество рыбы, причем им не всегда удавалось исполнить свое обещание, и тогда от ганзейцев зависело, как поступить дальше{126}.
Как мало был распространен «капитал», мы можем видеть также из того, что заем совершается не только в виде кун, но и в натуральной форме — предметом его являются хлеб, мед, сено, пчелы, животные{127}, что свидетельствует о наиболее ранней форме кредита для потребительных целей. Мало того, как признает сам же Ключевский, размер роста был чрезвычайно высок. «Годовой процент определен одной статьей «Правды» в треть, на два третий, т.е. в 50%» Только Владимир Мономах установил, что «такой рост можно брать только два года»…
Впрочем, при долголетнем займе и Мономах допустил годовой рост в 40%. «Но едва ли, — добавляет Ключевский, — эти ограничительные постановления исполнялись… Если речь идет о годовом займе, то вскоре после Мономаха милосердным ростом считали 60 или 80%, в полтора раза больше узаконенного»{128}.
И на Западе в эту эпоху ссудный процент стоял очень высоко, у нас, конечно, еще выше ввиду еще большей бедности в капитале, еще большей медленности накопления. «Капитал чрезвычайно дорог, т.е. отличается большой редкостью», — признает Ключевский. Как же это вяжется с утверждением, что «Русская Правда» есть уложение о капитале и общественной средой, где она возникла, был большой торговый город?
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Торговля Новгорода с немцами в XII-XV ст. на основании заключенные торговые договоров
Торговля немецких городов с Русью является лишь одной из частей того товарообмена, который совершался в средневековую эпоху купцами северо-германских городов, объединившихся уже раньше фактически, а впоследствии и формально в ганзейский союз, немецкую Ганзу, в состав которой входило свыше 70 городов померанских, вендских, прусских, вестфальских, голландских, ливонских. Ганза являлась ассоциацией не купцов, а городов, представители которых собирались на сеймы и здесь решали совместно все важнейшие вопросы, которые касались торговли их жителей со странами, расположенными у Северного и Балтийского морей. Англия, Фландрия и Брабант, Скандинавские государства, наконец, Новгород (и Псков) и северо-западные русские области — Смоленская, Витебская, Полоцкая — представляли собою поле деятельности немецких городов.
Задача их была нелегкая. Первоначально всякий иноплеменник был бесправен, и лишь постепенно путем соглашений между различными областями удавалось обеспечить ему хотя бы наиболее элементарные права. Создается особое гостиное право, заключающееся в целом ряде стеснений и ограничений, установленных для иногородних купцов. Эти ограничения вытекают из первоначальной бесправности их, являются последующим смягчением ее. Ограниченная правоспособность гостей есть выражение вражды ко всем чужим, которые противополагаются своим, местным жителям, горожанам. Стеснения гостей в правах чрезвычайно затрудняли их торговлю, необходимо было добиться их смягчения, установления особых привилегий для купцов данного города. За это и боролась повсюду Ганза в интересах своей торговли.
Прежде всего, необходимо было получить для гостей право приезжать в данную местность, пользуясь охраной властей как для личности купцов, так и для их имущества, право селиться здесь на известный срок и свободно выезжать обратно, не подвергаясь никаким насилиям, даже в случае возникновения войны между данным государством и родиной купца. Последнего нужно было, далее, освободить от таких жестоких обычаев, существовавших в те времена, как береговое право (присвоение государем товаров, спасенных с корабля, потерпевшего крушение у его берегов), как право на груз, упавший на землю, если поломалась телега «что с возу упало, то пропало»), как очищение себя от подозрений при помощи испытания каленым железом или путем поединка (поля). Надо было гарантировать гостю возможность взыскания с местных жителей сумм по проданным товарам, как и вообще возможность добиться суда в столкновениях и тяжбах с ними. Особенно же важно было для иноземных купцов, чтобы их не привлекали к ответственности за преступления, совершенные другими купцами, или не заставили уплачивать убытки последних (право репрессалий). К этому присоединялась и обязанность передачи имущества, оставшегося после смерти гостя на чужбине, представителю его города для выдачи наследникам. Наконец, необходимо было установление различных правил, облегчавших гостям привоз и вывоз товаров, погрузку и разгрузку их, пользование судами и водами, предоставление им лоцманов, перевозчиков, как и возможности рубки леса для починки судов.
Во всех этих направлениях ганзейцы старались добиться привилегий, освободиться от того тягостного гостиного права, которое господствовало в Средние века, и им действительно удавалось достигнуть этой цели. Они оказывались в несравненно более выгодном положении, чем прочие иностранцы.
Это замечается не только в области перечисленных прав, но относится и к другим группам преимуществ, предоставленных им. Везде и повсюду иностранные и иногородные купцы в те времена образовывали самостоятельные поселения, фактории, конторы, как их именовала Ганза, и эти поселения, представлявшие собою нечто самостоятельное, отделенное от прочих частей города, руководствовавшееся собственными правилами, стремились к проведению принципа экстерриториальности, полного невмешательства в их внутренние дела и в разрешение ими вопросов, которые, касаясь иностранной общины, в то же время затрагивали и местные интересы. Таково было, например, право убежища в поселении гостей (преступник, бежавший туда, не может быть потребован обратно), право их судить местных жителей, которые совершили над факторией насилие, право не допускать к себе различных представителей местной (в особенности полицейской) власти. Они настаивали даже на участии в суде (смешанные суды) в случае столкновения гостя с местным жителем, на возможности судиться на основании права своей родины. Все это были очень важные права, которых немецкие купцы в разных странах (как и итальянцы на Востоке) усиленно добивались и которые должны были поставить их в исключительное положение среди гостей, дать им возможность образовывать повсюду государство в государстве и тем самым обеспечить себе возможность захвата торговли с данной местностью в свои руки.
Ознакомительная версия.
