Митрофан Довнар-Запольский - История Беларуси

Мы меньше знаем о состоянии просвещения в Турове. Но появление здесь такого блестящего ученого оратора, каким был епископ св[ятой] Кирилл Туровский, бесспорно свидетельствует, что и здесь были доступны средства к широкому образованию. В самом деле, в лице Кирилла Древняя Русь имеет выдающегося церковного оратора и знатока византийской литературы. По складу ума, по литературным приемам это византийский проповедник эпохи наибольшего развития церковного ораторства в Византии. Он обращался к избранному кругу слушателей, так как вся паства не могла бы понять его длинной, построенной на толковании символов, испещренной обширным запасом учености, проповеди. Но несомненно, что научная недоступность для народной массы проповедей Кирилла находила, однако, избранных слушателей: в Древней Руси читали и ценили русского Златоуста — следовательно, и слушали, тем более, что и при жизни проповедник пользовался огромным уважением и славой; его проповеди расходились даже в южнославянских списках, далеко от скромного города, где была его кафедра. Конечно, литературная манера и литературные вкусы Кирилла, свидетельствуя о его широком образовании, не дают возможности считать его писателем вполне оригинальным. Однако, Кирилл обладал огромным талантом, прекрасно владел языком, [так] что даже и современные нам церковные писатели не считают его отсталым: «Слова Кирилла Туровского, — говорит знаток истории церкви, проф[ессор] Голубинский, — не имея ничего общего с другими современными ему словами и поучениями, представляют собою совершенно такие же ораторские произведения, как слова современных нам ученых проповедников. Если перевести их на русский язык и сказать, что они принадлежат такому-то современному проповеднику, то разве самый тонкий знаток дела не будет введен в обман».

Итак, Туров и Смоленск по своей литературной деятельности высоко стояли в Древней Руси.

Что касается Полоцка, то о нем мы вообще так мало имеем известий, что трудно сказать о нем что-либо определенное: быть может, наши источники не сохранили сведений о состоянии учености и просвещения в этом центре, столь одиноко стоявшем в Древней Руси, но очень возможно и то, что все наличные силы полочан уходили на развитие политической и социальной жизни. Мы видели, что в этом отношении полоцкое общество серьезно работало. Правда, Софийский собор в Полоцке и некоторые другие церкви служат свидетелями того, что церковное византийское искусство не было безызвестно полочанам и витеблянам. С другой стороны, деятельность Ефросинии (в мире Предславы), дочери князя Святослава Всеславича, внучки знаменитого «чародея», также свидетельствует, что и в Полоцке появлялись лица, деятельность которых была посвящена чтению книг и их распространению в обществе. Княжна Предслава родилась около 1110 г. В юности она отличалась красотой. Заслышав, что родители желают выдать ее замуж, она убежала в монастырь, где игуменьей была ее тетка — вдова князя Романа Всеславича. Все старания родителей оказались тщетными и Предслава приняла монашество. Она посвятила себя, главным образом, переписке книг. Вскоре Ефросиния основала свой женский монастырь близ Полоцка на уроч[ище] Сельце, подаренном княжне полоцким епископом Ильей. Здесь уже была деревянная церковь Спаса, служившая усыпальницей полоцких епископов. Вскоре монастырь разросся, и на месте деревянной церкви была построена каменная. Затем Ефросиниею был еще основан мужской Богородичный монастырь для подготовления священнослужителей для женского. Год смерти св[ятой] Ефросинии не известен, но он относится ко времени после 1161 г., потому что в этом году сооружен по ее повелению известный крест для монастыря. Умерла она, вероятно, в Киеве, во время путешествия ее в этот город. Впрочем, житие позднейшего происхождения рассказывает, будто Ефросиния умерла в Иерусалиме.

Обширная литература Белорусской земли способствовала выработке и развитию белорусского языка. Правда, древнейшие произведения дают еще мало особенностей местного языка, потому что авторы предпочитают пользоваться общелитературным языком того времени, шедшим из центра тогдашнего просвещения — Киева. Кирилл Туровский еще пишет на общелитературном языке, в котором едва ли можно отличить местные белорусские особенности. Но уже памятники 13 и 14 вв. выделяют смоленско-полоцкий говор, близкий к говору дреговичей и радимичей и таким образом представляют собственно белорусский литературный язык.

Итак, древние Дреговицкая и Кривицкая земли к половине 13 в., т. е. к концу древнерусского периода, приходили в упадок, будучи ослаблены политически, раздроблены на множество уделов, стиснутые среди счастливо усиливающихся соседей, но зато [они] имели богатый запас культурного населения. В политическом строе они выработали принцип широкого участия веча, т. е. всего земства, в делах всей земли. На вечевых собраниях ясно обнаруживались два социальных элемента — добрых и малых людей. Добрые и малые худшие люди различались по своему экономическому благосостоянию. Это не были еще сословия, так как никакой закон, никакой обычай не закрепили принадлежности данного лица к той или иной социальной ячейке. Но в этом различии, пока чисто бытовом, уже крылись зачатки социальных подразделений, зачатки политического неравенства сословий. В таких условиях эти земли входили в литовско- русский период их истории.

Несмотря на соседство с русью, литовское племя весьма поздно становится известным русским летописям. Правда, еще Владимир Св[ятой] ходил воевать на ятвягов, но летописец сообщает об этом самое краткое известие. Только к концу 12 в. имя литовцев чаще встречается в наших летописях. В этом веке, в его начале, литовцы иногда совершают набеги на земли соседнего Полоцкого княжества. В то же время галицко-волынские князья рядом походов в Ятвягскую землю, порабощают ятвягов и имя их скоро исчезает. Только около половины 13 в. среди литовских племен замечается стремление к образованию государства. Долгое время литовское племя живет в весьма первобытных условиях быта. Оно делилось на несколько отдельных племен: пруссы, собственная литва (в б[ывшей] Виленской губ.), жмудь (в б[ывшей] Ковенской губ.), лейтголла (латыши), корсь(куроны в Курляндии) и, наконец, ятвяги. Все эти племена жили в условиях родового быта, имея многочисленных родовых старейшин. Наша летопись и древнейшие немецкие хроники называют этих старейшин «князьями», насчитывают многие десятки их. Эти князья пользовались почетом и уважением литовцев и остальное население находилось у них в подчинении.

Ни торговлей, ни ремеслами литовцы не занимались и даже не имели поселений городского типа. Они жили в лесах, в бедных хижинах, занимались земледелием или бортничеством. Культурное их развитие стояло очень невысоко. Сведения о религии литовцев сохранились у позднейших писателей. Эти сведения придают литовской религии характер стройно выработанных религиозных представлений. Но в этих сведениях имеется немало домыслов позднейшего характера. Литовская религия отличалась такой же примитивностью, как и весь быт литвы. Они верили в Перкуна, бога грома и молнии. Вообще они поклонялись силам природы. Они почитали ужей и насекомых, любили гадания, поклонялись духам природы. Литовцы имели жрецов, но рассказы позднейших писателей о значении жреческого элемента литвы являются большей частью вымышленными.

Около половины 13 в. в среде литовских племен замечается стремление к объединению. Трудно объяснить причину этого стремления, но толчком ему послужили, видимо, военные обстоятельства. В походах на Полоцк или с полоцкими князьями литовцы должны были научиться объединять свои мелкие отряды под начальством одного из князьков; для того, чтобы отбиваться от нападений галицких князей, им приходилось прибегать к тому же средству. В самом начале 13 в. на Балтийском побережье появляются два немецких ордена крестоносцев. Один поселился по приглашению мазовецкого князя среди пруссов, другой — Ливонский орден — укрепился у устья Западной Двины. Оба ордена получили благословение от папы силой оружия распространять христианство. Это предвещало покорение и неволю для литовцев. Пруссы были очень быстро порабощены. Ливонский орден укрепился среди латышей, покорял их и угрожал литве и жмуди.

Все эти обстоятельства дали мысль одному из очень предприимчивых князьков Мендовгу начать дело образования государства, для борьбы с врагами. Может быть у него были предшественники. Литовские летописи передают целый ряд преданий, но все эти рассказы не носят характера достоверности. Мендовгу пришлось выдержать очень сильную борьбу, причем он показал себя искусным политиком. Мы видим его во главе собственной литвы, во главе с городо[м] Керновым. Он захватывает соседние русские земли и даже свою столицу переносит в Новгородок (н[ынешний] Новогрудок), где устраивает свою столицу. Он вообще стремился подкрепить себя силами русского населения. В Полоцке прекратилась местная династия, и на Полоцком столе мы уже видим Мендовга, племянника Товтивила. Мендовгу было трудно справиться с галицкими князьями, которые даже устроили против Мендовга сильную коалицию, объединив с собой Ливонский орден и возбудив против Мендовга Товтивила. Тогда Мендовг вошел в сношения с Ливонском магистром, принял крещение и даже был коронован королем литовским — папским представителем. Галицийская коалиция разбилась. Но кроме того он вошел в связь с галицкими князьями при посредстве своего сына Войшелка. Последний был князем в Слониме и Волковыске. Благодаря влиянию Войшелка состоялся мир с галицкими князьями. Сам Войшелк, крещенный по православному обряду, удалился в монастырь.