Устанавливая авторство ЗИСД, Е. Голубинский опирался на существование в её тексте положений, которые Кирик приписывал митрополиту Георгию,– установление о сорокоусте по живым, запрещение быть с женою в великий пост, правило о причастии жены священника. Указав на сложный характер ЗИСД, автор не решился установить первоначальный состав этого документа. Историк сводил все источники «Вопрошания Кирикова» к ЗИСД.
С резким возражением против гипотезы Е. Голубинского выступил А. С. Павлов[64]. Он справедливо критиковал историка церкви за отказ от установления первоначального состава ЗИСД. Если Е. Голубинский в диалоге Нифонта и Кирика опирался на мнение Кирика, то А. С. Павлов, указывая на противоречия между ЗИСД и нормами классического канонического права Византии, отрицал вслед за Нифонтом факт существования когда-либо сочинения митрополита Георгия[65]. С. И. Смирнов, автор источниковедческого исследования по истории древнерусского права, занял в этом споре компромиссную позицию – он признавал, что в руках у Кирика находилось сочинение, которое исследователь условно называет «Написанием митрополита Георгия русского и Феодоса», однако, по его мнению, ни митрополит Георгий, ни Феодосий Печерский в действительности не имели никакого отношения к этому сочинению[66]. (Подробнее на разборе предположений С. И. Смирнова мы остановимся ниже.)
По нашему мнению, решая вопрос о том, мог ли митрополит Георгий быть автором епитимийного сочинения, необходимо исследовать условия деятельности русской церкви в период, когда он управлял ею, тщательно проанализировать все сведения, имеющиеся в древнерусской письменности об этом митрополите, социально-политическую обстановку в стране.
Митрополит Георгий (упоминается в летописи под 1072 и 1073 гг.) – один из первых русских митрополитов[67]. Сведения о нём немногочисленны, хотя о нём говорится больше, чем о любом из его предшественников[68]. Летописные известия о митрополите связывают с печерским летописанием[69]. Впервые он упоминается в связи с канонизацией в 1072 г. князей Бориса и Глеба, вместе с князьями Ярославичами, переяславским и юрьевским епископами и игуменами монастырей, первым среди которых был назван Феодосий Печерский. Обращает на себя внимание связь между митрополитом Георгием и игуменом Печерского монастыря Феодосием. Во время игуменства Феодосия в Печерском монастыре был введён студитский устав, «от того же монастыря переяша вси монастыреве уставь: темь же почтень есть манастырь Печерьскей паче всехъ». Появление студитского устава печерское летописание связывало с приходом «из грек» митрополита Георгия, в свите которого был монах Михаил из Студитского монастыря, у которого Феодосий взял список устава.
О встречах между митрополитом и Феодосием сообщает и Кирик в «Вопрошании», добавляя характерный штрих: Феодосий слушал митрополита и записывал его высказывания[70]. Последнее упоминание о Георгии в «Повести временных лет» относится к 1073 г. Летописец, рассказывая об основании Феодосием Печерской церкви, отмечает, что «митрополиту Георгию тогда сущю в Грѣцехъ» [71].
Деятельность митрополита Георгия протекала в условиях напряжённой борьбы между христианством и язычеством на Руси. Особую остроту спор между христианством и язычеством принял в конце 60-х – начале 70-х гг. XI в.[72] Обострение борьбы увеличивает потребность в усилении контроля церкви над массами верующих, следовательно, возникают объективные предпосылки для разработки покаянного права применительно к условиям Древней Руси XI в.
Однако признание объективных условий для разработки покаянного права не отвечает на два главных вопроса, которые возникают при чтении статей Вопрошания Кирикова, содержащих упоминания о сочинении, приписываемом митрополиту Георгию: В чём причина скептицизма новгородского епископа Нифонта, сомневавшегося в принадлежности этих статей митрополиту? Можно ли отождествлять какой-то сохранившийся епитимийник с деятельностью Георгия?
Содержание статей, приписываемых митрополиту Георгию (разрешение сорокоуста по живым, требование воздержания в пост от жён, причастие попадьи у своего мужа), противоречит классическим положениям византийского канонического права, прекрасным знатоком которого был Нифонт. Отрицая каноничность этих статей, Нифонт высказывает поэтому сомнения в авторстве Георгия: «Такоже не ни напсавъ, рече, ни митрополитъ, ни Феодосъ»[73]. Эти противоречия классическому византийскому праву позволили А. С. Павлову высказать сомнение в существовании покаянного сочинения митрополита Георгия. Он писал «В содержании мнимо-Георгиева устава предоставляются такие странности, или, точнее говоря, нелепости, каких нельзя ожидать от митрополита-грека, если, конечно, не считать, что по своим понятиям и образованию он стоял гораздо ниже наших Кириков»[74].
Подобная трактовка упрощает вопрос и несправедливо причисляет автора древнейшего русского сочинения по математике, специалиста по хронологии, летописца Кирика к «сонму малограмотных попов».
Все три процитированных выше правила, принадлежавшие, по словам Кирика, митрополиту Георгию, встречаются уже в «Заповедях Св. отец», древнейший список которых дошёл до нас в глаголическом тексте XI в.[75] Древнейший русский текст, близкий к глаголическому, содержится в составе Устюжской Кормчей начала XIV в.[76]
Использование митрополитом Георгием в качестве источника для своего сочинения ЗИСД многое объясняет в истории первого русского епитимийника[77]. Митрополит Георгий, оказавшись во главе русской церкви в период острого столкновения христианства и язычества, обратился при разработке церковного права к покаянной литературе на славянском языке, в которой содержался готовый опыт применения канонического права к славянским странам, недавно принявшим христианство.
Специфичность источников, использованных митрополитом Георгием, обусловила особенности в содержании статей епитимийника, перечисленных в Вопрошании Кириковом. Отсюда противоречия с нормами византийского права, которые могут быть легко объяснимы временем и источниками возникновения епитимийника митрополита Георгия. Обращение к южно- и западнославянскому праву обусловливается не «невежественностью» митрополита или Кирика, как полагал А. С. Павлов, а сходством, близостью условий, в которых распространялось христианство в славянских странах и на Руси.
Как уже отмечалось выше, было предпринято несколько попыток установить на основании процитированных в Вопрошании статей текст епитимийника митрополита Георгия. Е. Голубинский нашел в ЗИСД статьи, приписываемые Кириком митрополиту Георгию. Историк церкви полагал, что ЗИСД является епитимийником митрополита Георгия. Содержание этого сочинения имело целью, по мнению Е. Е. Голубинского, преподать новым в христианстве русским наставления наиболее для них нужные, и по изложению оно не отличается последовательностью[78].
Е. Голубинскому резко возражал А. С. Павлов. Исследователь считал ЗИСД «худым номоканунцем», возникшим, по всей вероятности, в XVI в.[79] Автором ЗИСД он считал не «высокое иерархическое лицо», а простого клирика. Содержание ЗИСД указывает, по мнению А. С. Павлова, на происхождение этого документа из разновременных источников – болгарских и русских (к болгарским источникам он относил ЗИСД).
С. И. Смирнов, просмотревший большое количество древнерусских епитимийников, обнаружил в рукописи XIV-XV вв. текст, в котором также содержатся 3 правила, приписываемые митрополиту Георгию в Вопрошании Кириковом. Этот анонимный епитимийник С. И. Смирнов опубликовал, дав ему характерное название: «Написание митрополита Георгия русского и Феодоса»[80].
Следовательно, существуют два памятника, которые связываются исследователями с митрополитом Георгием: ЗИСД и «Написание митрополита Георгия русского и Феодоса». Епитимийники объединяет наличие в тексте трёх статей, приписываемых Георгию. Однако выше уже отмечалось, что все они имеют своими источниками славянское церковное право. Поэтому при установлении авторства епитимийников недостаточно только указать на этот признак, необходимо исследовать содержание всего епитимийника.
Исследователи, обращавшиеся к ЗИСД, обычно указывали на сложную структуру документа. Действительно, ЗИСД имеет три неравных части: первая – ст. 1-11, вторая – 12-129, третья – со ст. 130 и до конца[81].
Первые 11 статей рассматривают вопросы поста и пищи, причастия, венчания. Отличительная особенность этих статей в том, что действия, которые описаны в них, мог производить только митрополит. Рассмотрим подробнее эти статьи. В ст. 10 о причастии сообщается: «аще ли того Попове не дрьжат и епископы не учат их тому, то вси хотять о том слово ведати и за то к Богу в день судный – и митрополиты и епископы и Попове, то бо есть велико дело, а неисправлено в руской земли то, а Бога дѣля исправите, архиереи святители, много людии умирает в вас без причащениа святых тайн» (курсив мой. – Р П.)[82].
