Хуже обстоит дело с землевладением светских феодалов, которое может быть изучено главным образом сквозь призму документов, попавших в церковно-монастырские фонды.
Для характеристики условий экономической жизни середины XVI в. некоторые данные дают хозяйственные монастырские книги (например, Книга ключей и денежных оброков и Долговая книга Волоколамского монастыря)[178]. Но подобные документы, к сожалению, для Этого времени единичны[179]. Из неизданных нами используются книги Николаевского-Корельского монастыря, хранящиеся в архиве Ленинградского отделения Института истории (ЛОИИ)[180]. Крестьянские и бобыльские порядные грамоты для первой половины XVI в. отсутствуют полностью, а полные, кабальные и докладные известны главным образом в составе так называемых «ретроспективных» кабальных книг по Великому Новгороду (две из них, хранящиеся в фонде Новгородской приказной избы ЦГАДА, остаются все еще неизданными)[181].
Таможенные книги для первой половины XVI в. отсутствуют, а число уставных таможенных грамот для середины века не превышает 5[182] (три из них, хранящиеся в разных фондах ЦГАДА, не опубликованы, но привлекаются нами к исследованию)[183].
Таковы основные материалы для характеристики социально-экономического строя России середины XVI в. Их крайняя неполнота не позволяет провести хоть сколько-нибудь точных статистических вычислений и в какой-то мере определяет иллюстративность в аргументации тех или иных, подчас важных, выводов по данной теме. В таких условиях необходимо было привлечь к анализу максимум сохранившихся источников и координировать наблюдения над ними с общим ходом исторического процесса как до середины XVI в., так и в последующие десятилетия.
Некоторые дополнительные и весьма интересные источники используются в настоящей работе для изучения политического строя Русского государства. Это в первую очередь разрядные книги, содержащие погодные записи распоряжений русского правительства о назначении на военную службу. Изданная так называемая Древнейшая разрядная книга (середины XVI в.), как показало исследование В. И. Буганова, не является ни древнейшей, ни полной[184]. Поэтому в какой-то мере для нашей работы использованы материалы так называемой пространной редакции; лучшие списки хранятся в Государственном Историческом музее (собрание Щукина, № 496) и в Государственной публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина (№ 390)[185]. К сожалению, до сих пор плохо изучены многочисленные родословцы, сохранившиеся во многих списках XVI–XVIII вв., хотя они содержат интересные сведения не только о генеалогии знатнейших дворянских фамилий, но и о службах их наиболее видных представителей.
О разнообразных документах «Царского архива» середины XVI в. сообщает его опись[186].
Немногочисленные, по весьма колоритные наместничьи, указные и кормленые грамоты (большинство из которых опубликовано)[187] дают возможность составить общее впечатление об особенностях местного управления к середине XVI в. Значительно хуже обстоит дело с материалами по истории центрального правительственного аппарата. Они сводятся главным образом к отрывочным сведениям в актовой документации, в жалованных и указных, таможенных и других грамотах, в разрядах и посольских книгах (польско-литовские книги за интересующий нас период)[188] Не опубликованы крымские и турецкие посольские книги[189], плохо изданы (с купюрами и частично в пересказе) ногайские (все они хранятся в ЦГАДА). К числу особенностей русского законодательства следует отнести почти полное отсутствие отдельных законов между Судебниками 1497 и 1550 гг. Объяснить это «случайностью», конечно, нельзя. Дело, очевидно, заключается в том, что централизованный аппарат власти еще только складывался, сильны были следы феодальной раздробленности, правительственные распоряжения касались отдельных районов и поэтому фиксировались в тех или иных грамотах (указных, наместничьих, жалованных) местного, а не общегосударственного характера.
Сущность социально-политических позиций Шуйских, Бельских и других временщиков может быть наиболее отчетливо прослежена по немногочисленным губным грамотам и по обширному комплексу жалованных и указных грамот. Совсем недавно С. М. Каштановым выявлено и исследовано более 600 документов этого рода, что, конечно, явилось ценным подспорьем и для автора настоящей работы[190].
С теми же трудностями, что и при обращении к социально-экономическим сюжетам, исследователь встречается и при работе над вопросами истории борьбы крестьянства и посадских людей в середине XVI в. против феодального гнета, т. е. с недостаточностью сохранившихся источников. В то же время нигде, пожалуй, не проявляется так недвусмысленно классовая тенденциозность составителей документов, как в губных и указных грамотах, а также в летописях, содержащих сведения о подъеме классовой борьбы в конце 30–50-х годах XVI в. В источниках, вышедших из-под пера представителей господствующего класса, эта борьба тенденциозно рассматривается как «разбойные» и «татиные» дела «лихих людей». Поэтому необходим тщательный анализ всех этих сведений с целью установления, где речь должна идти о борьбе народных масс против эксплуататоров (в какой бы «разбойной» форме она не протекала), а где мы имеем дело с обыкновенными уголовными преступлениями, которые могли совершать и представители класса феодалов.
Сравнительно благополучно обстоит дело с материалами по истории правительственных реформ середины XVI в. Законодательные памятники, летописные и публицистические сочинения того времени в основном изданы.
Капитальная академическая публикация судебников XV–XVI вв., содержащая наряду с другими законодательными кодексами комментированное издание Судебника 1550 г. (подготовка к изданию Р. Б. Мюллер, комментарий Б. А. Романова), дает возможность монографического изучения этого основного памятника русского права середины XVI в.[191]
Новые сведения о реформах середины XVI в. содержатся в последнем издании Тысячной книги 1550 г. и Дворовой тетради 50-х годов XVI в.[192], в найденной А. И. Копаневым земской грамоте 1552 г.[193], в Уставной книге Разбойного приказа 1555–1556 гг. и в некоторых других источниках, ставших известными совсем недавно[194].
Политическую историю в годы малолетства Ивана IV обычно изучали по летописным источникам, основная масса которых издана.
К числу наиболее значительных летописей 30–50-х годов XVI в. относятся Воскресенская летопись[195] и Летописец начала царства. Особый интерес представляет редакция Воскресенской летописи, составленная около 1542–1544 гг. кем-то из сторонников боярской группировки Шуйских[196]. Примерно в 1553–1555 гг. в кругу Алексея Адашева был написан Летописец начала царства — широкое историческое повествование, охватывающее рассказ о первых десятилетиях правления Ивана IV[197]. Дополнения и исправления в тексте этого Летописца, сделанные около 1558 г., наглядно отражают сдвиги в политике и идеологии правительства Алексея Адашева. В конце прошлого года под редакцией М. Н. Тихомирова была издана крайне интересная Вологодско-Пермская летопись. Летописный рассказ этого памятника за 30-е годы XVI в. содержит много совершенно оригинальных известий, в том числе о монетной реформе Елены Глинской, о «мятеже» Андрея Старицкого и некоторые другие[198].
Найденные и изданные за последние годы летописные памятники также вносят много нового в понимание событий середины XVI в. А. Н. Насоновым выполнена новая публикация псковских летописей XV–XVI вв.[199]. М. Н. Тихомиров нашел записки о регентстве Елены Глинской, представляющие собою своеобразные мемуары современника боярских распрей 30–40-х годов XVI в.[200] Опубликованное С. О. Шмидтом Продолжение Хронографа 1512 г. содержит новые подробности о Земском соборе 1549 г., о московском восстании 1547 г.[201] Наконец, в изданном О. А. Яковлевой Пискаревском Летописце начала XVII в. содержится новая характеристика деятельности Адашева и Сильвестра, раскрывающая обстановку начального этапа в истории Избранной рады[202].
Для изучения так называемого «боярского мятежа» 1553 г. основным источником являются приписки к Лицевому (иллюстрированному) своду второй половины XVI в.[203], сделанные, очевидно, самим Иваном Грозным в годы кануна и первого периода опричнины. Эти приписки крайне тенденциозно отразили события середины XVI в.
