рыбы прорва – её привозят целыми бочками и барками из Ладоги и других мест, и русские, в особенности – простолюдины, едят её с невероятною охотой, несмотря на запах, побуждающий заткнуть нос». Ещё упоминаются дикие орехи, которые «крестьяне приносят на рынок целыми кулями». Что касается дров, то их предложение ограничено – они доставляются по воде из дальних мест и «постепенно становятся все тоньше и мельче». Виной тому царский запрет на рубку леса в Санкт-Петербурге и его окрестностях.
Г. Фон Урлауб. Бритье бород при Петре I. 1893 год
При всех своих достоинствах Пётр I был деспотом, причём весьма энергичным. Царские указы регламентировали всю жизнь подданных до мелочей, например, запрещалось подбивать обувь гвоздями и металлическими скобами, поскольку они наносят ущерб полам. С одной стороны, забота о сохранности паркета понятна, но с другой – подбитая обувь служит много дольше, а в те времена ходили пешком гораздо больше нынешнего, да и обувь стоила дорого. Но жёсткий регламент – это ещё полбеды, настоящей бедой горожан стали регулярно повторяющиеся наводнения. Небольшие случались ежегодно, но в 1703, 1706, 1715, 1720, 1721 и 1724 годах (это только при жизни Петра I) затапливался весь город. Знакомый нам камер-юнкер Беркгольц писал о ноябрьском наводнении 1721 года следующее: «Невозможно описать, какое страшное зрелище представляло множество оторванных судов, частью пустых, частью наполненных людьми; они неслись по воде, гонимые бурею, навстречу почти неминуемой гибели. Со всех сторон плыло такое огромное количество дров, что можно было бы в один этот день наловить их на целую зиму; вероятно, многие и сделали это, потому что, сколько я знаю, русские на щадят ничего, если идет дело о какой-нибудь прибыли. На дворе герцога вода при самом большом ее возвышении доходила лошадям по брюхо; на улицах же почти везде можно было ездить на лодках. Ветер был так силен, что срывал черепицы с крыш… Около половины второго часа вода начала наконец уменьшаться, а в половине третьего его королевское высочество благополучно возвратился домой, но, чтобы попасть в свою комнату, должен был пройти через новоустроенную конюшню». Никакой государственной помощи пострадавшим не оказывалось, каждый справлялся с последствиями самостоятельно. Но если вода сносила мост, то всех окрестных жителей простого звания могли принудительно привлекать к восстановительным работам. Инстинкт самосохранения брал верх над страхом наказания за ослушание – в особо гиблых местах люди избегали селиться, несмотря на царские указания. Как сказал Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин: «Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». При Петре необязательности не было и в помине, но кое-что всё же удавалось обойти.
Насильственное бритьё бород. Лубок XVIII века
Когда в Городе начали мостить улицы, возник дефицит камня, которого в окрестностях города было очень мало. Пётр решил проблему привычным способом. В 1714 году приказал доставлять булыжники всем прибывающим в Петербург как по воде, так и по суше. Для пеших путников исключений не делалось, они тоже должны были тащить на своем горбу тяжёлые камни. При этом большая часть забот по благоустройству улиц перекладывалась на домовладельцев, которые за свой счёт мостили улицы перед своими домами до середины проезжей части и заботились о поддержании мостовых и тротуаров в должном порядке. Ничего особенного, обычная европейская практика, но русскому человеку она была в диковинку. Заодно Пётр запретил во всем государстве каменное строительство, чтобы весь камень и все каменщики стекались бы в Петербург.
Регламентировались даже развлечения. «Розданы всем жителям безденежно парусные и гребные суда, а для починки оных учредил верфь у Летнего сада под распоряжением комиссара Потемкина», – говорится в пушкинской «Истории Петра». «Велено всем жителям выезжать на Неву на экзерсицию [15] по воскресениям и праздникам: в майе – по 3 1/2 часа, в июне – по 4, в июле – по 3 1/2, в августе – по 3, в сентябре по 2 1/2, в октябре – по 2… Пётр называл это невским флотом, а Потемкина – невским адмиралом». Вспомните этот указ, глядя на октябрьскую Неву (и, разумеется, не вздумайте ему следовать).
Жители европейской столицы, за исключением крестьян и духовенства, были обязаны носить немецкое платье. «Одеваются они почти как лифляндцы, и носят такую же лыковую обувь, плоские шапки и за поясом небольшой топор, но переселившиеся в города ходят в немецком платье», – пишет автор «Описания». В 1700 году Пётр начал с того, что предписал мужчинам «на Москве и в городах» носить платье «на манер венгерского». Впоследствии платье стало немецким и носить его должны были не только мужчины, но и женщины. И попробуй кто нарядиться вопреки царскому желанию… «Нами замечено, что на Невском проспекте и в ассамблеях недоросли отцов именитых как-то: князей, графов и баронов, в нарушение этикету и регламенту штиля в гишпанских камзолах и панталонах щеголяют предерзко. Господину Полицмейстеру Санкт-Петербурга указано: иных щеголей с отменным рвением великим вылавливать, свозить в Литейную часть и бить батогами, пока от гишпанских панталон и камзолов зело похабный вид не останется. На звание и именитость отцов не взирать, а также не обращать никакого внимания на вопли наказуемых». Батоги – это палки или прутья толщиной примерно в палец взрослого мужчины. Представьте, что ими бьют до тех пор, пока одежда не разорвется в клочья… Преследование стиляг в пятидесятые годы прошлого века не идет ни в какое сравнение с петровскими мерами – тем могли разорвать одежду или порезать её ножницами, не более того.
К слову будь сказано, что иноземные одежды в русском обществе считались бесовскими, потому что в них обычно изображался на картинках дьявол. Так что немецкая одежда была не только непривычной, но и греховной, и падение столичных нравов в первую очередь объясняли одеждой.
При всём тотальном регламенте настоящего порядка в петровском Петербурге не было. Уровень преступности был настолько высок, что на ночь все улицы приходилось перекрывать шлагбаумами и выставлять караулы из солдат и местных жителей, у которых караульная служба была одной из многочисленных повинностей. Ночью по городу могли передвигаться только вельможи, военные, врачи и священники, всем остальным предписывалось сидеть по домам. Судопроизводство было скорым – пойманного вора или грабителя обычно казнили на следующий день, публично. Самым распространенным видом казни являлось четвертование, но вешали тоже часто и не спешили убирать трупы с площадей – в назидание другим преступникам. Полицию в Петербурге учредили только в 1718 году и сразу же на перекрёстках центральных улиц появились будки, в
