подпункт 1г). Сейчас эпицентр чисток передвинулся в южную часть мира. Покуда человечество не примет меры, этнические чистки будут расширяться — до тех пор, пока миром не станут управлять демократии (надо надеяться, не прошедшие этнических чисток). Впоследствии станет легче. Но если мы хотим избавиться от этого явления быстрее, нам придется взглянуть в лицо темной стороне демократии.
2. Враждебность на этнической почве возникает там, где этническая принадлежность вытесняет классовую в качестве основной формы социальной стратификации. При этом чувства, близкие к классовой ненависти, направляются в русло этнического национализма. Этнические чистки в прошлом были редкостью, потому что большинство обществ в истории делилось на классы. В этих обществах доминировала аристократия или какие-то другие разновидности олигархии. Эти правящие классы редко имели с простым народом общую культуру или этническую идентичность. По существу, доминирующие группы презирали народ, практически не считая его за людей. Народ стратифицировался по классовому признаку — класс вытеснял этническую принадлежность.
Даже в первых обществах современного типа доминировала классовая политика. Либеральные государства, основанные на принципе представительства, возникли как форма достижения компромисса в классовом конфликте, давая враждующим группам ощущение принадлежности к единым народу и нации. В этих государствах допускалось определенное этническое многообразие. Но там, где в борьбу за демократию включается целый народ, борющийся с властью, воспринимаемой как чужая, возникает чувство этнической принадлежности, часто вбирающей в себя эмоции классового характера. Народ воспринимает себя как «пролетарскую» нацию, добивающуюся базовых демократических прав в борьбе с империалистическими нациями, составляющими высшие классы общества и претендующие на то, что они несут цивилизацию своим отсталым народам. В настоящее время борьба палестинцев, безусловно, носит «пролетарскую» окраску, причем враг определяется как эксплуататорский, колониальный Израиль, за которым стоит американский империализм. При этом израильтяне и американцы утверждают, что защищают цивилизацию от примитивных террористов. Подобной аргументацией в прежние времена пользовались враждующие классы.
Этнические различия переплетаются с другими социальными различиями — в первую очередь классовыми, региональными и гендерными. Этнонационализм набирает особую силу там, где его подпитывают другие виды эксплуатации. Самым серьезным недостатком недавних работ, посвященных этническому национализму, является почти полное игнорирование классовых отношений (см. Brubaker, 1996; Hutchinson, 1994; Smith, 2001). Другие авторы ошибочно считают класс материальной категорией, а этническую принадлежность — эмоциональной (Соппог, 1994: 144–164; Horowitz, 1985: 105–135). Они делают ошибку, подобную той, которую допускали авторы прежних поколений, считавшие главным классовый конфликт и игнорировавшие этническую принадлежность. В наше время верно обратное, и это относится не только к авторам из академической среды. Наши средства массовой информации широко освещают этнические конфликты, в значительной степени игнорируя классовую борьбу. Тем не менее эти два типа конфликтов подпитывают друг друга. Палестинцы, даяки, хуту и прочие верят, что подвергаются материальной эксплуатации. Большевики и маоисты полагали, что нацию эксплуатируют классы помещиков и кулаков. Игнорирование этнической и классовой принадлежности одинаково ошибочно. Иногда может доминировать та или другая форма конфликта, но она будет поглощать другую. То же самое можно сказать об эмоциях, связанных с гендерной и региональной принадлежностью.
Безусловно, кровавые чистки не происходят между соперничающими этническими группами, которые отделены друг от друга, но пользуются равенством. Одних только различий недостаточно, чтобы создать такой конфликт. Проблемы создает не противостояние христиан мусульманам, а ситуации, в которых мусульмане чувствуют, что их угнетают христиане (или наоборот). Если бы Южная Африка действительно осуществляла свою программу апартеида — раздельного развития рас, пользующихся равенством, — африканцы бы не восстали. Они восстали, поскольку апартеид был прикрытием для расовой эксплуатации африканцев белыми. Для развития серьезного этнического конфликта одна этническая группа должна рассматриваться как эксплуатирующая другую. В свою очередь, имперские угнетатели отвечают праведным гневом на попытку утопить их «цивилизацию» в «примитивизме» — точно так же, как поступают высшие классы общества, когда им угрожает революция.
3. Ситуация оказывается в опасной близости от кровавой чистки, когда (а) движения, претендующие на представительство двух достаточно древних этнических групп, выдвигают заявку на создание собственного государства на одной и той же территории или ее части и (б) эта заявка им кажется легитимной и имеющей определенные шансы на осуществление. Почти во всех опасных случаях в конфликте участвуют две этнические группы, обе группы достаточно сильны, и взаимно противоречащие претензии на политический суверенитет накладываются на давно сформировавшееся ощущение этнического различия — хотя это ощущение и не связано с тем, что принято называть старинной враждой. В результате постоянных взаимопротиворечащих притязаний на политический суверенитет этнические различия раздуваются до серьезной ненависти, и конфликт выходит на опасный уровень чистки. Я выделяю четыре основных истока власти в обществе: идеологический, экономический, военный и политический. Кровавый этнический конфликт связан прежде всего с отношениями политической власти, хотя по мере своего развития он затрагивает также отношения идеологической, экономической и в конечном счете военной власти. Я предлагаю главным образом политическое объяснение этнических чисток.
4. Ситуация оказывается на грани кровавой чистки тогда, когда осуществляется один из двух альтернативных сценариев. (4а) Более слабая сторона получает импульс к борьбе, а не к подчинению (поскольку подчинение делает конфликт менее кровавым), полагая, что помощь придет со стороны — обычно из соседней страны, возможно представляющей собой этническую родину участников конфликта, — как в модели, сформулированной в работе Брубейкера (Brubaker, 1996). При таком сценарии обе стороны предъявляют политические претензии на одну и ту же территорию — и обе верят, что имеют достаточные ресурсы для их осуществления. Так произошло, в частности, в случае Югославии, Руанды, Кашмира и Чечни. Нынешняя американская война с терроризмом именует терроризмом именно такую внешнюю поддержку и стремится положить ей конец.
(4б) Сильнейшая сторона настолько уверена в своей превосходящей военной силе и идеологической легитимности, что считает себя способной осуществить чистку без особого физического и морального риска. Так происходит в случаях колониального поселенчества, которые мы рассматриваем далее: в Северной Америке, в Австралии и на черкесских землях. В случае армян и евреев мы имеем дело со смешанным сценарием, поскольку господствующая сторона — турки и немцы — полагала, что должна нанести первый удар прежде, чем более слабая сторона — армяне и евреи — заключит союз с гораздо более грозными силами извне. Все эти ужасные события были результатом взаимодействия между двумя сторонами. Мы не можем объяснить эскалацию насилия на этнической почве исключительно с точки зрения действий и убеждений исполнителей. Мы должны проанализировать взаимодействие между исполнителями чисток и их жертвами, а также их взаимодействие с другими группами. Ведь совсем не во всех случаях, в которых взаимодействуют две этнические группы, дело доходит до кровавых чисток. Сначала одна из сторон или обе стороны должны сделать выбор
