Северной Италии после объявления перемирия, теперь он остался ее последним солдатом: Муссолини сбежал (он будет казнен партизанами 28 апреля), немцы находились на грани капитуляции (они сложат оружие через два дня, 27 апреля).
Вернувшись в казармы дивизии «Сан-Марко», Валерио Боргезе закрылся в своем кабинете. Менее чем через час, около 22 час. 30 мин., один из его офицеров разведки (который был, по словам как его друзей, так и врагов, одним из самых информированных людей в Италии) представил ему доклад о последнем подпольном заседании Комитета национального освобождения горных районов Италии, состоявшемся этим же утром в 8 час. 30 мин., в Милане.
В партизанской армии было объявлено состояние полной боевой готовности. Создавались военные советы и народные трибуналы, и была принята 5 статья декрета об установлении системы правосудия. Эта статья гласила: «Члены фашистского правительства и деятели фашистской партии, виновные в осуществлении нарушений конституционных гарантий, разрушившие систему общественных свобод, создавшие фашистский режим, скомпрометировавшие и предавшие будущее Родины и виновные в действиях, приведших к нынешней катастрофе, должны быть наказаны смертной казнью или, в менее серьезных случаях, каторжными работами».
Кроме того, предусматривалось, что все фашисты «Республики Сало», захваченные с оружием в руках или пытавшиеся оказывать сопротивление, могут быть также подвергнуты смертной казни, в некоторых случаях на месте.
Принцу не стоило терять время, если он хотел спасти свою жизнь и жизнь своих солдат!
Впереди была только короткая ночь. Он воспользовался ею, чтобы переодеть своих людей в гражданскую одежду и отпустить их на свободу, чтобы они попытались добраться до своих домов, раздав им те небольшие деньги, которые у него были.
К утру казармы опустели. Только человек двадцать его самых верных соратников отказались оставить его. Боргезе заставил и их в течение дня 26 апреля разойтись и вечером, переодевшись, сам покинул свой кабинет.
«Я бы мог призвать на помощь смерть, — вспоминал он потом, — некоторые из нас добровольно покончили бы с жизнью. Я мог бы — это относительно легко — перебраться за границу. Но я отказался покинуть свою родину, свою семью и своих товарищей. Мне нечего было скрывать, я никогда ничего не делал, по-моему, за что настоящему солдату могло бы быть стыдно. Я решил отправить мою жену и четырех детей в надежное убежище, а затем ждать, пока климат не смягчится, а потом сдаться властям».
Действительно, после капитуляции немецких войск и кончины «Республики Сало» в Италии установился не самый добрый режим.
В первые недели после освобождения, когда в Италии почти не существовала гражданская или военная власть, способная удовлетворить всех, в стране воцарилась атмосфера мести и убийства. Процесс «сведения счетов» намного превзошел подобные преступления, совершенные после освобождения во Франции. Еще через месяц после казни Муссолини на улицах Милана каждое утро находили двадцать-тридцать трупов, которые невозможно было идентифицировать, так как документы и даже метки на одежде были тщательно уничтожены, а не все жертвы были жителями города. Их число невозможно подсчитать для всей Италии, и этот период ее недавней истории надолго останется одним из самых темных.
Лучше было не попадаться в тот момент в руки партизан, если вы хотели сохранить маленький шанс выжить. Боргезе скрывается в пригороде Милана в ожидании лучших дней. Затем, почувствовав, что вокруг него тиски разжимаются, он 17 мая решает сдаться британским войскам. Он надеется, что его бывшие иностранные враги отнесутся к нему более достойно, менее жестоко, чем соотечественники.
После короткого процесса выяснения личности его помещают в лагерь в Падуле, а затем передают итальянскому правосудию в августе 1945 года. Он избежал смерти без суда и следствия.
Если Валерио Боргезе мог высказать множество упреков, часто справедливых, правосудию своей страны, надо заметить, что по крайней мере одно из них не оправдалось. «Я провел, — писал он, — четыре долгих года своей жизни в тюрьме, чтобы быть почти оправданным». Ирония судьбы! Благодаря медлительности правосудия, ему удалось избежать более длительного тюремного заключения, а может быть, и смерти.
Когда он предстал в первый раз перед одним из специальных трибуналов в Риме, 15 октября 1947 года — больше чем через два года после заключения под стражу, — атмосфера в стране была самая благоприятная. Первый закон об амнистии был уже принят год назад почти день в день, по инициативе председателя итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти. Мы не будем касаться мотивов, которые вызвали это решение Тольятти, мы только отметим сам факт. Он достаточно важен сам по себе. Он указывает на коренной поворот к большей терпимости. Этим и воспользовался Валерио Боргезе, так же как и его начальник времен Социальной республики маршал Грациани, дело которого рассматривал другой римский трибунал 11 октября того же года.
И в одном, и в другом процессе сценарии были похожи и доводы защиты копировали друг друга, хотя трудно сказать, кто кого копировал.
В большом зале трибунала с лепными потолками в тот день, 15 октября 1947 года, Валерио Боргезе, с изможденным лицом, с мешками под глазами, стоял в клетке для обвиняемых среди семнадцати своих бывших подчиненных офицеров дивизии «Сан-Марко». Боевые пловцы и пилоты «баркини» и «маиали» не преследовались.
«В школе по подготовке пловцов в Вальдано, — рассказывал лейтенант Луиджи Ферраро, — еще в то время, когда район находился в руках немцев, я встретился с английским офицером Лайонелом Крэббом и итальянцем Марцуло. Увидев их, я сначала подумал, что они явились предложить нам сдаться в плен. «Не беспокойтесь, — сказал мне Крэбб после того как представился, это не входит в цели моего визита. Я знаком с вашими боевыми заслугами и восхищен ими. У меня единственная цель: предложить вам сражаться вместе с нами против японцев». Я ответил ему, что не могу принять его предложение. Оно кажется мне ребяческим и постыдным. Недостойно для солдата сражаться сегодня в одном лагере, завтра — в другом. Крэбб меня тогда довольно по-рыцарски одобрил и сказал: «Так и должен вести себя любой человек, достойный этого звания. Нуждаетесь ли вы в чем-нибудь?» Я попросил его позволить мне и моим людям вернуться к себе домой и позаботиться о нашей безопасности. Он дал обещание. Таким образом, для нас война закончилась без особых забот».
Но для Валерио Боргезе и офицеров дивизии морской пехоты «Сан-Марко» все сложилось по-другому. «И все же, — считал Боргезе, — мы вели одну борьбу, сражались за одни и те же идеалы». Эти аргументы он и изложил в заявлении, которое зачитал перед трибуналом в начале процесса.
«Мои действия и действия моих людей, за которых я несу полную ответственность, — говорил он голосом, в котором сквозила гордость, всегда были в согласии с традициями Децима МАС, девиз которой: «За честь и итальянский флаг, независимо от государства, будет ли это республика, монархия, фашистский или антифашистский режим».
Преступник? Жертва? Одновременно и тот и другой? В конце концов, трибунал приговаривает его к пожизненному тюремному заключению.
Процесс возобновляется через шесть месяцев, 12 февраля 1949 года.
Обвинитель заявил, что Валерио Боргезе действовал из личных амбиций и безмерной своей гордыни, не принимая во внимание никаких других соображений. «Боргезе, — утверждал прокурор, — был мятежником, который использовал власть в личных целях, сотрудничал с немцами и проводил жестокие репрессии против партизан. За все свои деяния он заслуживает смертной казни».
Защитник на процессе, миланский адвокат Леннер, снова выдвинул уже известные аргументы, которыми Боргезе защищался еще на первом процессе.
«Принц Валерио Боргезе пожертвовал собой, — говорил он, — как для того чтобы спасти честь Италии, так и чтобы спасти ее от ужасного предательства. Он сражался с партизанами только в той мере, в какой те выступали его противниками».
И приберегая главные аргументы на конец, он снова напоминал о спасении итальянской индустрии, которая должна была погибнуть от рук немецких оккупантов.
«Боргезе, — сказал в заключение Леннер, — не предатель. В Италии никогда не было предателей среди офицеров».
«Черный принц», признавая факт военного сотрудничества с немецкими властями, настаивал на обстоятельствах, смягчающих вину, на своей роли «спасителя части промышленной мощи Италии». По новому приговору он получает двенадцать лет тюремного заключения, из которых восемь были сразу исключены. Четыре оставшихся были покрыты годами предварительного заключения, и Валерио Боргезе выходит на свободу уже вечером 17 февраля 1949 года.
