Из сказанного следует, что директива ОКВ № 32 представляла собой последнюю попытку перспективного военного планирования в рамках общей концепции32.
В конце 1941 года в странах Арабского Востока еще продолжалась национально-освободительная борьба против английского колониального господства, которой стремились воспользоваться гитлеровцы. Следует сказать, что, значительно расширив свое политическое, экономическое и военное проникновение в страны Ближнего и Среднего Востока с началом Второй мировой войны, германский фашизм нашел себе здесь мощную опору. В этой связи напомним, что в начале декабря 1941 года в Берлин прибыл бывший премьер-министр Ирака Рашид Али аль-Гайлани, который был принят Риббентропом. Аль-Гайлани выразил согласие на сотрудничество с нацистами и просил Риббентропа о провозглашении «декларации независимости» арабских стран под эгидой фашистской Германии и об официальном признании его премьер-министром Ирака. Миссия аль-Гайлани в Берлин по своему содержанию явилась повторением недавнего визита муфтия аль-Хусейни. Так же как и муфтию, аль-Гайлани было отказано в его просьбе, однако впоследствии, преодолев колебания, Риббентроп 22 декабря все же подписал и вручил ему письмо, в котором заверял о готовности как можно скорее «обсудить условия будущего сотрудничества между Ираком и Германией»33. Разумеется, под понятием «сотрудничество» подразумевалось полное подчинение Третьему рейху всего арабского мира. Но пока эти «сокровенные чаяния» нацистов для аль-Гайлани, так же как и для муфтия аль-Хусейни, Фаузи Каукджи и других лидеров арабского национализма, были тайной. Германские и итальянские фашисты, изображая из себя «друзей ислама», стремились поставить себе на службу религиозный фанатизм и национальную рознь34. Заметим, что муфтию нацисты оказали большее предпочтение, нежели бывшему премьеру Ирака. Аль-Хусейни был принят лично Гитлером, а аль-Гайлани не был «осчастливлен» фюрером, которому было тогда уже не до него.
Первое крупное поражение вермахта под Москвой получило огромный международный резонанс. События под Москвой оказали огромное влияние и на страны Ближнего и Среднего Востока, в частности Ирак, Сирию, Палестину и Трансиорданию. 19 января 1942 года, когда уже всему Арабскому Востоку стало известно о разгроме германских армий под Москвой, один из агентов «Особого штаба Ф», прибывший из Сирии в Анкару, доложил информационному центру III, размещенному в столице Турции, что «арабы в Сирии и Ираке недовольны немецкой пропагандой, предназначенной для арабских стран». Далее этот агент в качестве основной причины недовольства выдвигал, «во-первых, отношение Германии к объявлению независимости Сирии и Ливана, во-вторых, отступление германских войск в России… в-третьих, бестактность, допущенную берлинским радио, распространявшим неточные сведения, касающиеся арабских стран, которые слушают на местах и которые не соответствуют действительности». Эти факты «разочаровали» и «обескуражили» даже симпатизирующих нацистам арабских националистов35.
Заметим, что в этот период советские и английские войска уже были в Иране. Следовательно, престиж фашистской Германии в глазах арабских националистов в не меньшей степени пал и из-за провала иранской авантюры нацистов. Тем не менее вопрос о создании «Арабского легиона» и последующем подчинении его «Особому штабу Ф» даже в этой обстановке не снимался с повестки дня. Как представитель ОКВ полковник Лахаузен, так и представитель абвера – начальник штаба «Особого штаба Ф» майор Рикс Майер включились в активную подготовку по созданию «Арабского легиона». Они считали, что после сформирования «легиона» главное командование сухопутных сил вермахта срочно «должно его придать и подчинить …«Особому штабу Ф» в Афинах»36.
4 января 1942 года генерал Фельми посетил Рапгида Али аль-Гайлани и муфтия аль-Хусейни. Во время встречи, в которой участвовал и генерал Гробба, аль-Гайлани, как уже отмечалось выше, выразил желание заключить соглашение о «германо-иракском военном сотрудничестве». Гробба и Фельми после переговоров с лидерами арабского националистического движения составили проект военного соглашения. Аль-Гайлани и аль-Хусейни рассчитывали на то, что при вступлении германских войск «в арабское пространство» почти вся иракская армия в составе трех дивизий присоединится к ним. При этом они считали, что еще одну-две дивизии арабских добровольцев можно будет сформировать в Сирии. Арабские лидеры надеялись и на племена зоны Персидского залива, среди которых, по их мнению, можно было бы завербовать более 10 тысяч человек, готовых сотрудничать с германскими войсками. Гробба и Фельми исходили из вероятности того, что переход арабов на сторону нацистов, прежде всего мелкими группами, вызовет необходимость формирования новых соединений иракской армии. Надежные, как это понимали нацисты, кадровые дивизии и соответствующие кадры младших командиров для этих новых формирований должны были «создаваться целенаправленно уже теперь (т е. в январе 1942 года – X. – М. И.) путем формирования Арабского легиона»37.
Аль-Гайлани и аль-Хусейни обязывались поставлять для «Арабского легиона» людские ресурсы. Все остальные задачи брал на себя «Особый штаб Ф» (впоследствии выполнявший функции военной миссии в Ираке). По германо-иракскому военному соглашению, немецко-фашистские войска должны были оставить территории Ирака и Великой Сирии через шесть месяцев после окончания войны. Несомненно, этот пункт «соглашения» был введен гитлеровцами не случайно, а с целью дезориентации арабов относительно своих ближневосточных агрессивных планов. В этом нетрудно убедиться, если ознакомиться с «соглашением» более детально. Достаточно следующих строк, дополняющих пункт о «шести месяцах после окончания войны»: «Исключение составляют соединения (дивизии), остающиеся там по желанию Ирака и Великой Сирии»38.
Что касается договоренности гитлеровцев с лидерами арабских националистов о создании «Арабского легиона», то он был задуман в первую очередь как «школа младших командиров», которая должна была первоначально подготовить из арабов 100 унтер-офицеров и младших лейтенантов. Последние, в свою очередь, должны были взять на себя подготовку следующей группы из 500—1000 человек. В дальнейшем большая часть младших командиров, согласно планам гитлеровцев, должна была стать инструкторами вновь формируемых иракских и сирийских дивизий39.
Как ранее отмечалось, в планах расширения дальнейшей экспансии после осуществления плана «Барбаросса» нацисты предусматривали наступательные операции в направлении к Персидскому заливу, Афганистану и, если возможно, к северо-западной границе Индии40. Правительство фашистской Германии и Верховное главное командование вермахта попыталось в этот период убедить правительство Японии, еще не вступившей в войну, предпринять наступление против английских форпостов в Юго-Восточной Азии. По планам японского военного командования, военные действия Япония должна была начать нападением на Пёрл-Харбор и впоследствии вести наступление на Индию с востока, тогда как германские войска будут наступать с запада. Когда 24 июля 1942 года советские части после тяжелых боев оставили Ростов-на-Дону и в город ворвались войска армейской группы «Руофф»[4], командующий группой генерал-полковник Руофф пригласил японского военного атташе подняться на высокий пролет взорванного моста и, указав в сторону Батайска, воскликнул: «Ворота на Кавказ открыты! Близится час, когда германские войска и войска вашего императора встретятся в Индии»[5]41.
А вот что содержалось в телеграмме посла Японии в Берлине Осимы, отправленной в Токио 28 сентября 1942 года: «Япония, Германия и Италия должны продемонстрировать непоколебимую готовность вести войну. Необходимо активно осуществлять связи между Японией и Германией через Индийский океан, создать общий несокрушимый оплот в системе стран оси. Весной будущего года (1943 г. – Х. – М.И.) Япония неожиданно нападет на Советский Союз, а Германия произведет высадку на Британские о-ва»42. Кстати, в этот период германское военно-политическое руководство вводило в заблуждение своих японских партнеров по оси, дезинформировав их о положении дел на Кавказе с целью ускорения нападения Японии на СССР. Осима сообщал: «Риббентроп говорит, что немецкие и итальянские войска заняли весь Кавказ, а военный атташе Саканиси и военно-морской атташе Номура сообщают, что, по словам Йодля, немецкие войска заняли только Северный Кавказ»43 . Японский историк полковник Такусиро Хаттори подчеркивал, что поражение вермахта под Сталинградом «в корне перевернуло планы трех стран, рассчитанные на покорение Англии путем совместных активных действий в направлении Индии и Аравии»44. Как видим, Т. Хаттори невольно признавал решающее влияние событий на советско-германском фронте на общий ход войны.
