5
Согласно Ф. Броделю, мода — «возникает из желания привилегированных любой ценой отличаться от стоящей ниже их массы, воздвигнуть преграду…» (34, 346). Мода — это образец, на который ориентируется цивилизация, она касается не только одежды, но и поведения, манер, чтобы придать больше приятности и изящества.
Развлечение, по мнению М. Вебера, а именно: встреча на балу или игра в карты на праздничном вечере являются для индивида единственным фактом, подтверждающим его сословные привилегии, а состав партнеров по развлечению свидетельствует о соблюдении кодекса приличий (352, 186). К тому же бал дает забвение действительности, что и объясняет многие нравы высшего света.
Следует иметь в виду, что Павел I в силу инстинкта порядка, дисциплины и равенства начал борьбу с сословными привилегиями. Он отменил свободу от телесных наказаний — привилегию, данную дворянам (и высшим городским слоям) жалованной грамотой. Равенство прав превратилось в общее бесправие, в произвол.
В домах высшего света покои, предназначенные для приема гостей, поражали своей поистине азиатской роскошью, хотя они и были обставлены в английском стиле.
В. Ключевский следующим образом отзывается об этом: «Чтобы лучше запомнить значение губернских учреждений в истории дворянского сословия, можно так обозначить момент в развитии местного правительственного значения дворянства. В Московском государстве дворянство не правило, а было лишь орудием управления — обязательно служило, и притом служило как в центре, так и в провинции. В первой половине XVIII в., делая центральное правительство, оно продолжало обязательно служить в центре и едва начинало править в провинции; во второй половине века, в последний раз сделавши правительство 1762 т., это сословие перестало обязательно служить в центре и с 1775 г., окончательно взяв в свои руки местное управление, начало править в провинции» (121, т. V, 117). Эти учреждения, «скроенные по французским идеям», закрепляли старые факты нашей истории, что влияло и на нравы.
Известный философ В. В.Розанов в своей книге «Люди лунного света» — пишет о нравах в отношениях между полами в допетровскую эпоху: «… у нас в старо–московскую пору новобрачных, даже незнакомых друг другу, укладывали в постель и они «делали»… и затем — засыпают, без поэзии, без религии, без единого поцелуя часто, без единого даже друг другу слова!» (224, 84).
Интересно признание жандармского генерала А. Спиридовича о том, что, благодаря культивировавшемуся в среде русского офицерства кодексу чести, из нее невозможно было получить информацию ни филерам, ни революционерам (245, 51, 198).
Следует подчеркнуть, что М. Сперанский был одаренной личностью, что он стремился остаться непобежденным обстоятельствами. Для этого он фактически пользовался китайской мудростью: «Чтобы быть сильным, надо быть как вода. Нет препятствий — она течет; плотина — она остановится; прорвется плотина — она снова потечет; в четырехугольном сосуде она четырехугольна, в круглом — кругла. Оттого, что она так уступчива, она нужнее всего и сильнее всего».
Хорошо знавший правящую среду России XIX века Е. Феоктистов в своих «Воспоминаниях» пишет о безнравственности, царящей в высших сферах: «Действительно, безнравственность была поразительная, она сделалась таким обычным явлением, что многие, даже весьма порядочные люди перестали возмущаться ею, относились к ней как к чему–то такому, с чем нужно поневоле примириться» (292, 293). Эту безнравственность культивировали самодержцы призывом: «Обогащайтесь!», считая это естественным (речь идет об Александре II).
Е. Феоктистов в своих «Воспоминаниях» пишет о значимости деятельности Герцена, который даже для стариков сделался авторитетом, не говоря уже о молодежи: «Таким образом, подготовлялось то необычайное явление, что люди вроде Чернышевского, Добролюбова, Писарева, какого–то Зайцева и других выступили вершителями судеб Русского государства, не останавливаясь даже перед самыми преступными замыслами» (292, 111). В определенном смысле это верно, ибо эти лица идеологически подготовили революционное насилие.
Шутов и карлов имела Анна Иоанновна (причем в шуты как наказание за переход в католичество были обращены князь М. Голицын и граф А. Апраксин) Елизавета Петровна и ее преемницы и преемники. До самого конца существования династии Романовых сохранился- обычай держать при дворе и в семьях вельмож шутов и карлов. В одном из своих писем М. Вильмот пишет, что «во многих лучших домах держат шутов — таков обычай» (98, 265). Об этом же сообщает и Б. Фабиани, рассматривая эпоху Николая II (38).
Физиологические исследования с применением такой техники, как спектрометрия, введение в кровь потенциометрических доз гормонов и лактатов, электроэнцефалограммы и измерения электрического сопротивления кожи, показывают, что эти выработанные на основе тысячелетней практики ритуальные позы действительно влияют на состояние организма. При созерцании ускоряется секреция определенных веществ, модифицируются процессы окисления и т. д., и все это происходит в условиях, которые, по–видимому, может воспроизвести экспериментальным путем нейрофизиология.
Приведем тогдашние цены: пуд говядины стоил 28 коп., пуд коровьего масла — 1 руб., пуд белой муки — 1 руб., бочка пива — 2 руб.
В разговоре с Феофаном Прокоповичем Петр говорит: «Вот я и думаю, не все обретается в Библии. Надо бы к десяти заповедям прибавить еще одну — против лицемерия и ханжества. Сей грех, коим так щедро наделил господь пастырей наших, наипаче монашеский чин, все иные грехи в себе содержит. Посуди сам. Прелюбодей и разбойник могут и не ханжить, а вот ханжа может быть и тайным разбойником и прелюбодеем. Таковы ханжи и все монахи наши: льстят, о божественном рассуждают, а сами бездельники. Воистину, как в старой пословице: ни богу, ни людям. (93, 190).
Не случайно, что в конце XIX — начале XX века для России характерен Ренессанс религиозной философии, представленной именами Вл. Соловьева, С. Булгакова, П. Флоренского, Н. Бердяева и др. и оказавшей влияние на культуру Запада XX столетия.
Митрополит Антоний говорит: «Есть одно, мало замеченное критиками стихотворение («В начале жизни школу помню я… — В. П.), в котором Пушкин описывает те два царящие в нашей общественной жизни греховные начала, что служили причиной его первоначального отступления от детской чистоты и от детской веры. Это — демон гордыни и демон разврата» (8, 6–7).
В этом смысле весьма характерен Пушкин, который, по Достоевскому, вмещал в себе в высшей яешаш совершенства широту русской души, позволявшей ему перевоплощаться в умы и сердца всех народностей, обнимать собою лучшие стремления всяком культуры.
«В самых типичных артелях Древней Руси, — отмечает О. Платонов, — могли участвовать все без исключения при одном условии — признании ими артельных основ. В складочные пиры, в пустынные монастыри, в братства и в вольные дружины могли входить и «лучшие» и «молодшие» люди, смерды, и бояре, и духовные лица, и даже князья» (205, 57).
