Шуленбург в своей беседе с Ассарссоном, естественно, проводил официальную линию Германии, согласно которой финны сами повинны в своих трудностях. Финская делегация, и в особенности Таннер, во время московских переговоров явно не учитывала психологии русских. Для них столетиями существовала необходимость защиты Петербурга-Ленинграда, и они становились непреклонными, когда городу грозила опасность. Перспектива для Финляндии оказаться под властью России, сказал посол, не в интересах Германии. Но вести на эту тему разговор с Молотовым ему запрещалось. 19 Штейнгардт, со своей стороны, сказал Ассарссону, что президент Ф. Рузвельт поручил ему "как можно скорее" добиться окончания войны между Финляндией и Советским Союзом. Штейнгардт решил переговорить с Молотовым, пригласив его на завтрак 28 февраля. Народный комиссар уклонился от приглашения и дал понять, что Красная Армия намерена продолжать наступление и Москва не нуждается во вмешательстве Соединенных Штатов в дела между СССР и Финляндией.
На пути к развязке
К заседанию финляндского правительства 28 февраля ситуация во многом прояснилась. Позиция Швеции по вопросу о помощи Финляндии оставалась неизменной. Для дальнейшей обороны промежуточной позиции на перешейке, продолжавшейся десять дней, уже не было сил. Ее изможденные защитники вынуждены были отойти на совершенно не подготовленные рубежи к югу от Выборга. Посол Верекер в то утро сказал Таннеру, что численность войск западных держав, предназначаемых для оказания помощи, составит лишь 12-15 тыс. человек. Да и они прибудут только во второй половине апреля. Посол также не смог дать ответа на вопрос о том, смогут ли союзники гарантировать независимость Финляндии и неизменность ее теперешних границ на послевоенной мирной конференции 21.
С этого времени Таннер занял довольно твердую позицию в правительстве. Финляндию оставили в одиночестве, заявил он. Отношение к ней Швеции стало решающим фактором, поскольку помощи от западных держав не будет. Условия надо принимать. "Отрезав от себя одну часть, мы можем спасти страну". Во всяком случае Финляндия достигла того, что Советский Союз отказался от услуг правительства Куусинена. Только что вернувшийся из Берлина Кивимяки поддержал Таннера. В Германии посоветовали достигнуть мира на любых условиях и подождать окончания мировой войны, когда можно будет получить компенсацию, независимо от того, кто победит. Рюти также высказался в пользу заключения мира, отметив, что даже совместной помощи Швеции и западных держав недостаточно для того, чтобы изменить ситуацию на Карельском перешейке в пользу Финляндии. Ниукканен и еще более непреклонный Ханнула продолжали отвергать мирные условия, но остальные министры начали колебаться. Аграрий Хейккинен уже изменил свое мнение в пользу достижения мира. Многие министры, как и президент Каллио, хотели, тем не менее, прежде, чем принять решение, выслушать Маннергейма. Таннер возражал против этого, потому что позиция маршала была известна. Все же пришли к заключению о встрече премьер-министра Рюти, министров фон Борна, Фагерхольма, Хейккинена и Седерхьельма в Миккели с главнокомандующим. Поехали те министры, которые были готовы изменить свою позицию или колебались 22.
Пять министров, которые отправились ночным поездом в Миккели, надеялись узнать у главнокомандующего о положении на фронте и его мнение о дальнейших шагах в сложившейся ситуации. Правительство считало, что понадобится авторитет маршала для разъяснения необходимости подчинения жестким условиям мира всему народу, который до этого слышал по радио и читал в газетах о тяжелых потерях врага, о победах в оборонительных боях и об обещаниях зарубежной помощи. Как убеждал Таннера Фагерхольм, главнокомандующий должен был взять на себя ответственность в вопросе о мире. Маршал охарактеризовал обстановку как исключительно тревожную. Прямо же высказаться о том, следует ли принимать выдвинутые условия, он не захотел. Когда Фагерхольм задал этого вопрос, последовал краткий ответ: "Я доложил о военной обстановке. Дело господ, а не мое, принимать политические решения". В частной беседе с премьер-министром Маннергейм все же посоветовал согласиться с условиями мира, поскольку в одиночку невозможно продолжать борьбу. 23
После посещения Ставки колебавшиеся, прежде всего фон Борн, Седерхьельм и Фагерхольм, пришли к твердому убеждению о неизбежности переговоров на предъявленных условиях. Только Ханнула твердо стоял на позиции отказа. Ниукканен сомневался. Он соглашался на переговоры при условии, что граница будет проходить южнее Выборга и восточнее Янисярви. Учитывая моральное состояние войск, Маннергейм рекомендовал не посвящать парламентские фракции в обсуждения, держать их в секрете. Но правительство не считало возможным начать переговоры, не заручившись поддержкой парламентского большинства. 29 февраля Таннер дважды докладывал о сложившейся ситуации комиссии парламента по иностранным делам. В результате его энергичного выступления комиссия, за исключением депутата. У. Кекконена, решила оказать поддержку усилиям, направленным на достижение мира. Вечером того же дня мирные условия были доведены до парламентских фракций. В социал-демократической фракции Таннер получил почти единодушно поддержку. Среди депутатов-аграриев, напротив, развернулась дискуссия, которую возглавили Ханнула и Кекконен. В конце концов и среди них только трое продолжали выступать против переговоров. Правительство теперь знало, что большинство парламента стояло за мирные переговоры 24.
Ответ финского правительства Москве был готов к полуночи 29 февраля. За основу переговоров принимались условия советского правительства. Вместе с тем отмечалось, что они нуждаются в уточнении. Ответ пытались составить таким образом, чтобы он не выглядел как отказ, но одновременно не исключал возможность внести изменения в условия мира в ходе переговоров. Местом их проведения предлагалась Москва. Надеялись на участие в них Сталина, который мог проявить большую снисходительность к Финляндии, чем другие советские руководители, уступки во всяком случае зависели от него. 25 Текст финского ответа передали по телеграфу в Стокгольм Эркко, но не разрешили его вручать до получения специальных инструкций.
Тем временем в правительстве ситуация оценивалась как трагическая. Правительство готовилось уступить обширные территории, которые столетиями являлись частью Финляндии, где проживали сотни тысяч финнов. Советские войска завоевали к тому времени только долю тех территорий, на которые претендовала теперь Москва. Сорта-вала, Кякисалми по-прежнему были в руках финнов, и флаг вооруженных сил Финляндии все еще развивался над башней Выборгского замка. Широкая общественность не знала, в каком состоянии была армия, и условия мира будут для нее глубоким потрясением. Вызывало тревогу также и другое. Что произойдет после заключения мира? Новая граница пройдет много западнее и станет более протяженной – сможет ли Финляндия защитить ее, если Советский Союз вновь совершит нападение? Предложение оборонительного договора с Швецией, естественно, получило поддержку и означало своего рода шведскую гарантию новых границ. Но многим трудно было смириться с мыслью, что отдаваемое теперь под давлением утрачивается навсегда. Ю. Седерхьельм описал следующим образом настроения пяти министров во время поездки в Миккели 28 февраля: "Многое было высказано в пути. Существовало единое мнение, что, ощутив первый испуг, Швеция вынуждена будет после подписания мирного договора пойти на заключение оборонительного союза… Были единодушны в том, что мирный договор следует считать перемирием, а утраченные территории не рассматривать как потерянные и народ нужно держать в готовности их отвоевать. При первой же возможности". 26
Шаг назад
Решение, принятое 5 февраля Высшим военным советом западных держав, предусматривало, что 100 тыс. английских и французских войск должны быть направлены в Скандинавию в середине апреля. Большая часть этих сил предназначалась для оккупации железорудных районов Швеции и побережья Норвегии, к тому же требовалось обеспечить защиту Южной Швеции в связи с опасностью принятия Германией контрмер. В частях, направляющихся для помощи Финляндии, должно было быть не более 15 тыс. человек (без тяжелого оружия). Такое ограничение, очевидно, вызывалось слабой пропускной способностью железных дорог на севере Скандинавии. Наибольший энтузиазм в проведении операции проявляла Франция, которая все время спешила с осуществлением предусмотренного плана. У премьер-министра Э. Даладье были для этого и внутриполитические мотивы. Выступая защитником Финляндии, премьер-министр стремился укрепить свои позиции против яростных нападок правых. По существу его политическое будущее зависело от предоставления помощи Финляндии. В Лондоне более отчетливо сознавали риск интервенции и к тому же не хотели окончательно сжигать мосты в отношениях с Советским Союзом. Поэтому английское правительство действовало более осторожно. Расчеты строились на том, что в Лулео следовало оказаться до появления немцев. Существовала опасность, что они могли оказаться там сразу после освобождения Ботнического залива от ледяного покрова, что происходило обычно в середине апреля. С учетом этих обстоятельств экспедиционные войска и их снаряжение должны были отправиться на десантных судах из британских портов 12-15 марта.
