Ознакомительная версия.
Специфическим было и отношение к форме. С ней сроднились, полюбили ее, и постепенно она стала национальной одеждой казаков. Появиться в станице в «сиповках» – гражданских сюртуках, выглядеть «пиджачниками» было позором, на смех поднимут! Каждый предмет формы, казачьего снаряжения имел свой смысл. Фуражка считалась знаком полноправия казака. Нестроевые носили ее без кокарды. А в доме вдовы фуражка висела под иконой, означая, что семья находится под защитой Бога и общины. Нагайка выполняла не только прямое назначение, подстегивать коня, но считалась как бы «мини-перначом», знаком хозяйской власти. В некоторых станицах ее носили только женатые. Свой смысл имели и серьги. Серьга в правом ухе казака значила, что он единственный сын у матери, серьги в обоих ушах – единственный ребенок в семье. И командир видел, кого надо в бою поберечь.
Одежда казачек тоже, конечно, изменилась с прошлых веков. У них были свои вкусы, моды. Любили платки, шали. Носили кофты с юбкой, с оборками и кружевами, их называли «матаня». Праздничная кофта в талию называлась «баска», нарядные платья – «принцесса» (со множеством оборок), «распашон» (с пелериной). Обувались «на выход» в нарядные кожаные «гусарики» на пуговицах, гетры со шнуровкой. Свадебным платьем на Дону нередко был старинный кубелек. А на Тереке свадебный наряд был не белого, а красного цвета.
Особенным почетом не только у казака, но и у всей его семьи пользовалась шашка. Это был символ воинской чести. Ее любили, лелеяли, в доме она висела на видном месте. Казак старался обзавестись шашкой самого лучшего качества. Особенно ценились шашки кавказского производства – «гурда», «волчок». Но превзошли их шашки Златоустовского завода, изготовленные из «русского булата», изобретенного Павлом Амосовым. Очень хорошими считались и «таннеровки» – в 1850-х гг. генерал Евдокимов заказал большую партию оружия в Германии на заводах Таннера, эти шашки изготовлялись из золингеновской стали и были очень хорошо сбалансированы, говорили, что «таннеровка» при рубке «сама идет». Шашки передавались по наследству, были дедовскими. Не отцовскими, а именно дедовскими – когда сын подрастал, отец еще находился в запасе, должен был иметь все снаряжение. А дед выходил в отставку. Шашка вручалась казаку в 17 лет. А в 21 год, отправляясь в полк, он получал темляк к шашке, погоны и кокарду. Если казак умирал, не имея наследников, шашка ломалась и укладывалась в гроб. А за серьезный проступок человек по решению круга мог быть лишен права ношения шашки на какой-то срок. Это было одним из самых серьезных наказаний, последним предупреждением перед изгнанием из станичной общины.
В общем казачество осталось весьма своеобразным «миром». И в психологическом, и в бытовом плане. Иногда традиции, казалось бы, входили в противоречие с эффективностью хозяйства: при постоянных переделах земли не было возможностей для ее улучшения, мелиорации, урожайность и доходность были ниже, чем в частных хозяйствах. Но жили-то не бедно. На Кубани «средним» считалось хозяйство, имеющее 14–30 коров, 5—113 лошадей, 41—190 овец, 4–8 свиней [118]. А в Забайкалье хозяйство, имеющее 15 голов крупного скота и 30 овец, считалось бедняцким. Богатые же казаки владели тысячными стадами и десятитысячными отарами [166].
Жизнь вокруг менялась, в России бурно развивалась промышленность, предпринимательство. Но и к этому казачество прекрасно сумело приспособиться! Как только ему перестали мешать, оно в короткий срок добилось чрезвычайного экономического подъема. По новым российским законам войсковая земля считалась принадлежащей казне, но данной в вечную аренду казакам за службу . Из нее выделялся войсковой юрт – который находился в распоряжении Войска в целом. Он составлял примерно 30 % земли, а остальное делилось на станичные юрты. Войсковой юрт предназначался для конских заводов и для резерва – чтобы с ростом количества казаков пополнять станичные юрты. Но резерв не лежал впусте, его Войско сдавало в аренду, а средства шли в войсковую казну на культурные нужды, на помощь малоимущим казакам. Точно так же и в станичных юртах выделялись участки общего пользования – для выгона скота, табунов, и резерв, сдававшийся в аренду.
К войсковому юрту относились и месторождения полезных ископаемых, и их также сдавали арендаторам. Например, Терское Войско со своих нефтяных месторождений получало до 2 млн. руб. в год. На Кубани сдавались нефтяные участки, были построены нефтеперегонные заводы. Войско Донское имело огромные прибыли от разработок угля в Донецком округе, Оренбургское Войско – от соляных месторождений. Рыболовные промыслы и рыбоперерабатывающие предприятия действовали в Донском, Кубанском, Терском, Уральском, Астраханском Войсках. Казачьи Войска юга давали 40 % зернового экспорта России. Процветало виноделие. На Дону изготовлялось знаменитое «Цимлянское», на Тереке – популярная «кизлярка». Кубань давала в год 700 тыс. пудов фруктов, 200 тыс. пудов ягод, 200 тыс. ведер вина. Сибирское Войско занималось пушным промыслом, поставкой ценных сортов древесины, кедрового ореха. Да и свои промышленные предприятия росли, как грибы. На территории одного лишь Кубанского Войска возникло 8 тыс. фабрик и заводов. И Казачьи Войска не требовали вложений, они стали вдобавок ко всему еще и прибыльными. Та же Кубань ежегодно вносила в государственныю казку свыше 100 млн. руб. [106].
Николай II, вступивший на престол в 1896 г., не обладал твердостью и решительностью отца. Старался действовать помягче, без конфликтов. И… пошел на поводу «общественности». Снова осмелела либеральная пресса, из всех щелей полезли наверх масоны. Нет, сам царь либералом не был, но под нажимом окружения шел им на уступки. Частные и вроде по мелочам. И характерно, что уже в 1896 г. был восстановлен милютинский закон, разрешавший иногородним селиться в Казачьих Войсках. И снова хлынули. Нанимались батраками к помещикам, богатым казакам, устраивались ремесленниками в городах и станицах, рабочими на шахтах, заводах. Арендовали войсковые и станичные земли. Да и среди казачьих офицеров большинство были бедны, получали значительные паи или наделы в частную собственность, а поднять эту землю не могли, поэтому сдавали в аренду.
И если, например, в Кубанском Войске с 1880 по 1890 г. в связи с «контрреформами» Дондукова-Корсакова доля иногородних снизилась с 43,8 до 38,7 %, то к 1900 г. она подскочила до 56,8 % [118]. Число иногородних превысило количество казаков. Результаты были негативными. С одной стороны, поток извне ухудшал положение казаков. Снижалось паевое довольствие. Уже не хватало земли для выпаса станичных табунов. А цены росли, и с 1900 г. для казаков, призываемых на службу, царь был вынужден ввести пособия в 100 руб. на покупку коня. Но, с другой стороны, и положение иногородних было тяжелым, они завидовали казакам, относились к ним неприязненно. Таким образом в Войсках возникли «мины замедленного действия».
А либеральная и масонская агитация, заражая умы, закладывала другие «мины» по всей стране. Но этому пока не придавалось должного значения. Россия выглядела несокрушимой. Она находилась на пике могущества. Покрывалась сетью заводов, фабрик, железных дорог. Занимала первое место в мире по производству хлеба, но вошла и в число ведущих промышленных держав. Строила мощный флот, перевооружала армию. В частности, казаки получили лучшие в мире на то время трехлинейные винтовки Мосина, револьверы Нагана, появились первые пулеметы Максима. Казачья артиллерия переходила на скорострельные орудия. И вооружаться было действительно нелишне. Заносчиво вела себя Англия. Все более откровенно бряцала оружием Германия – и удержать ее от войны временно удалось лишь заключением союза России и Франции. Николай II попытался решить проблему более основательно. Именно он был первым, кто предложил создать систему коллективной безопасности, механизмы мирного урегулирования конфликтов. По его инициативе в Гааге были созваны мирные конференции, учрежден международный арбитражный суд. Но… тогдашний Запад подобные шаги саботировал. Счел признаком слабости России. Над царем смеялись.
С Востока угроз вроде бы не предвиделось. У сибирского казачества после присоединения Средней Азии служба стала вообще спокойной. Отбивать наскоки кочевников уже не приходилось. А везти сибиряков служить в другие края считалось далеко и дорого. Да и не требовалась в армии дополнительная конница. И сибирских казаков использовали для гарнизонной, полицейской службы, в качестве сельской стражи, для этапирования ссыльных, охраны приисков, мест заключения. Но в Забайкалье и на Дальнем Востоке обстановка была иной. Внедрение западных держав и распространение наркотиков в Китайской империи привели ее в упадок. Государственная власть ослабела, в провинциях верховодили преступные группировки. Местная администрация сладить с ними не могла, а чаще контролировалась ими. Расплодились шайки хунхузов, которые стали совершать нападения и на русскую территорию. Да и контрабандисты теперь примыкали к мафиям, были отлично организованными, вооруженными. И у казаков-забайкальцев, амурцев, уссурийцев, солдат пограничной стражи (они вооружались и организовывались по образцу казаков) служба была действительно боевой. С постоянными стычками, перестрелками, погонями, выслеживаниями.
Ознакомительная версия.
