- Вот гостиница, - заметил Мак-Гроу. - Войдем.
Мы растерялись, войдя в большую залу. Я никогда не мог понять, почему наша задорная храбрость вдруг исчезла, лишь только мы покинули "Утреннюю Звезду".
Однако ведь Спенсер был нашим старым товарищем. Двадцать лет он странствовал под черным флагом, не пренебрегая ни одним нашим развлечением.
Друг за другом мы вошли в залу, украшенную позолоченным камином.
За дубовым столом сидели три матроса королевского флота и пили эль из оловянных кружек. Они повернулись, чтобы посмотреть на нас, а здоровая и красивая женщина, ответившая на наше приветствие, не сводила с нас глаз.
- Мы пришли, чтобы видеть Николая Спенсера, - сказал Мак-Гроу.
- Это мой муж, - ответила женщина.
Мак-Гроу поклонился. В этот момент Николай Спенсер появился из кухни и подошел к нам, вытирая руки о передник.
- Здравствуй, Ник, здравствуй, - сказал Мак-Гроу, растрогавшись. - Это мой друг и я - Мак-Гроу с "Варлуса".
- Ах, да! Ах, да!.. Мак-Гроу, твой друг; да, конечно, твой друг, Мак-Гроу. Присядьте; я выпью бокал за ваше здоровье.
Спенсер потирал руки и смущенно опускал глаза.
Его жена подала нам по кружке пенистого пива. Наши нервы были напряжены. Каждый пил свое пиво, ни слова не говоря, глядя на собравшуюся у краев оловянной кружки пену.
Спенсер, усевшись рядом с Мак-Гроу, смотрел прямо перед собой. Когда три матроса королевского флота собрались уходить, он поднялся, чтобы получить с них деньги, и опять вернулся на свое место рядом с нами.
- Так значит, - сказал он, - вы теперь подчинились?
- Да, - ответил Мак-Гроу.
- Вы хорошо сделали.
Мак-Гроу пожал плечами,
- А Жорж Мэри? - спросил трактирщик.
- Жорж Мэри последовал за Ракамом. Мы еще встретимся с ним рано или поздно, - может быть, очень скоро... А ты... Тебе не жалко Антильских Островов?
- Старый Остров Черепах? И Саванну, где Жуанита ударила меня ножом?.. Нет, мне не жалко.
Он поднялся, взял опорожненную кружку и вернулся, неся назад полную. Мы выпили за его здоровье и за здоровье его супруги. Затем Ник Спенсер оттолкнул свою табуретку и протянул нам правую руку, на которой не хватало двух пальцев - большого и указательного. Мак-Гроу взял руку и хотел взглянуть Спенсеру в глаза, но тот отвернулся.
- Слушайте, друзья мои, - сказал старый пират почти шепотом, - вот вам немного денег; вы будете тратить умеренно, это будет более рассудительно, не правда ли? Возьмите деньги, возьмите.
Мак-Гроу взял монеты, со звоном бросил их на стол, и тогда миссис Спенсер подбежала к нам со сковородкой в руках.
- Прощай, Ник, - сказал я. А Мак-Гроу дотронулся до своей шляпы.
Мы долго, не произнося ни слова, шли по неровным мостовым улиц и набережных. Ветер потрясал вывески лавок, торговавших всем необходимым в плавании. Женщины сомнительного поведения выходили из темных углов, откуда порывы ветра доносили запах смолы.
Отвращение ко всему сдавило мне грудь, и я сказал Мак-Гроу:
- Мы с тобой одиноки, одиноки в целом мире, мой бедный, старый Мак.
- Спенсер тоже одинок в целом мире, - ответил Мак-Гроу.
XVI
На саваннской виселице, на набережной, у самого океана повешен молодой человек.
Он одет так же, как одевался на "Утренней Звезде", - великолепный красный камзол, вышитый жилет, штаны из черного бархата и белые чулки. Все это щедро украшено золотой тесьмой.
На черепе, уже лишенном мяса, кокетливо надета набок треуголка, порыжевшая от прикосновения рук и от солнца. Она закрывает половину его спины, что придает повешенному вид горбуна.
Это - Жорж Мэри, капитан "Утренней Звезды". Он уже не будет больше задумчиво курить свою длинную трубку, и полные испанки не будут утолять его желания.
Великолепный и стройный на своей веревке, он едва привлекает внимание прохожих. Пример его смерти пугает только самых слабых.
А там внизу, среди океана, "Утренняя Звезда" продолжает свое дело под начальством другого капитана. Черный флаг развевается на верхушке мачты, и для корсаров, которые, собравшись на палубе, вспоминают о прошлом, - Жорж Мэри только небольшая подробность, растворяющаяся в воспоминаниях о блудницах из Маракайбо, о Нантсе и его негритянке, обо мне самом и о той совсем маленькой девочке, которая с беспокойством подняла свою розовую юбчонку, чтобы оросить мандрагору, распустившуюся у подножия виселицы.
