Троцкий строил свои представления, безусловно, заглядывая в кладезь марксистских премудростей. К. Маркс и Ф. Энгельс считали необходимым после социалистической революции установление "одинаковой трудовой повинности для всех", а также "создание трудовых армий, в особенности для земледелия". На VII съезде РКП(б), созванном в экстренном порядке, Ленин среди неотложных задач ставил и такие, как "принудительное объединение всего населения в потребительско-производительные коммуны" и "немедленный приступ к полному осуществлению трудовой повинности, с наиболее осторожным и постепенным распространением ее на мелкое, живущее своим хозяйством без наемного труда крестьянство".167
Жизнь не оправдала надежд на мировую революцию и показала не только искусственность всех названных выше мер, но и их большую опасность, грозящую большевикам потерей власти. Они слишком забежали вперед. Надо было отступать, хотя бы временно. Нэп и означал, как им казалось, временное отступление. Так оно, пожалуй, и было, но не во всем. Обращение к нэпу стало началом конца политики интернационализации русской революции, т. е. политики Россия для революции. Перед партийной правящей верхушкой чрезвычайно остро возникла, по выражению Г. П. Федотова, проблема "национализации" революции.168 Только разрешив эту проблему, Россия могла выйти на путь национального строительства и, вопреки стараниям ее недругов, обеспечить себе будущее, а большевики — удержать власть.
Переход к "национализации" Октябрьской революции принял на начальном этапе форму борьбы И. В. Сталина и его соратников с "троцкистско-зиновьевским блоком" и "социал-демократическим уклоном" в партии.169 Оппозиционный блок, отстаивавший теорию "перманентной революции", был разгромлен. Но инерционная сила мышления (а может быть, тактика борьбы с блоком) не позволила даже Сталину не думать "об интересах международной революции".170 Он говорил, что "победа социализма в одной стране не является самоцелью, а подспорьем, средством и орудием для победы пролетарской революции во всех странах".171 Более того, Октябрьская революция, как ему представлялось, есть "не только сигнал, толчок и исходный пункт социалистической революции на Западе", но и база "дальнейшего развертывания мирового революционного движения".172
И все же сталинский курс на построение социализма в "одной стране", или в СССР, исключал тактику "подталкивания" мировой революции путем "революционной войны", концентрируя усилия на вопросах внутреннего строительства. Недалеко было время, когда Сталин восстановит идею державности-одну из коренных национальных русских идей. С точки зрения исторической, а именно в плане исторической перспективы, все это было благом для России, несмотря на мерзости режима: раскулачивание, насильственное объединение в колхозы, искусственный голод, массовые репрессии, поощряемое сверху всеобщее "стукачество", жесточайшее подавление личности и пр. И все же, как говорил А. Зиновьев, "надо отдать должное Сталину: … он начал руководить построением реального коммунизма, в реальных условиях России, с реальным российским человеческим материалом, в окружении реальных врагов".173
Из вышеизложенного следует, что в решении Россия для революции были заложены негативные для России как национальной и суверенной державы последствия. Но в Октябрьской революции присутствовал еще один элемент явной антироссийской направленности. Вот почему, развивая классификацию ее составляющих, предложенную В. Кожиновым, нужно сказать, что в Октябре с самого начала столкнулись не два, а три взаимоисключающих решения: революция для России, Россия для революции и революция против России. Два первых мы уже затрагивали. Что касается третьего решения, то оно связано с игрой внешних сил, враждебных России.
Ф. М. Достоевский как-то высказал мысль, замечательную по глубине проникновения в суть явления. Он говорил, что "движением демоса" управляют мечтатели, а "мечтателями — всевозможные спекулянты".174 Иными словами, в революционном движении существуют видимые, легальные вожди и руководители невидимые, теневые, не известные порою тем, кого Ф. М. Достоевский называет "мечтателями". Возникает вопрос, возможно ли в принципе выявить участие этих "теневиков" в работе по стимулированию революции в России. Ответить на этот вопрос с точностью и определенностью очень не просто, а точнее, невозможно, поскольку перед нами самая таинственная, самая сокрытая сторона Октябрьской революции. Однако по ряду намеков и косвенных данных мы можем все-таки допустить, что такая проблема существует, что в ней нет ничего надуманного или фантастического, хотя все суждения на сей счет имеют лишь предположительный характер. Каковы эти намеки и косвенные данные?
С. Ю. Витте в своих "Воспоминаниях" рассказывает о том, как в 1905 г., когда он приехал в Америку для подписания Портсмутского мира с Японией, его дважды посетила группа влиятельных американцев. Об этих посещениях граф Витте пишет так: "Что касается депутации еврейских тузов, являвшихся ко мне два раза в Америке говорить о еврейском вопросе, то об этом имеются в министерстве иностранных дел мои официальные телеграммы. В депутации этой участвовали Шифф (кажется, так), глава финансового еврейского мира в Америке, доктор Штраус (кажется, бывший американский посол в Италии) — оба эти лица находились в очень хороших отношениях с президентом Рузвельтом-и еще несколько других известных лиц. Они мне говорили о крайне тягостном положении: евреев в России, о невозможности продолжения такого положения и о необходимости равноправия. Я принимал их крайне любезно, не мог отрицать того, что русские евреи находятся в очень тягостном положении, хотя указывал, что некоторые данные, которые они мне передавали, преувеличены, но по убеждению доказывал им, что предоставление сразу равноправия евреям может принести им более вреда, нежели пользы. Это мое указание вызвало резкие возражения Шиффа, которые были сглажены более уравновешенными суждениями других членов депутации, особенно доктором Штраусом, который произвел на меня самое благоприятное впечатление. Он теперь занимает пост посла в Константинополе".175
Витте не раскрывает, к сожалению, содержание "резких возражений" Шиффа. Это попытался сделать В. В. Шульгин с помощью речи "некоего Крауса", напечатанной в одном из западных журналов. "В августе 1905 г., - рассказывал Краус, — Витте, бывший русский министр, о котором барон Розен говорит как о человеке, острый ум которого мог бы предупредить войну, был главный представитель России в Портсмуте на предмет заключения мира с Японией. Комитет, которого я был участником, просил Витте ходатайствовать перед русским правительством, чтобы получить человеческие права для русских подданных-евреев. Этот дипломат, которому впоследствии Царь пожаловал графское достоинство и назначил первым министром, принял нас любезно, даже дружественно, но подал нам мало надежды. Он нам сказал только, что Царь, конечно, мог бы помочь евреям, но что, благодаря наличию известных данных, много лет пройдет, пока евреям будет дано равноправие. Тогда один из членов нашего комитета сказал ему: "Если Царь не желает дать своему народу свободу, в таком случае революция воздвигнет республику, при помощи которой права будут получены". — "Конечно, — ответил Витте, — это может статься, но не раньше, чем через сто лет, а до той поры будут царствовать Романовы"".176 Витте слишком оптимистично смотрел в будущее: "революция разразилась в России не через сто лет, а через два месяца после этого знаменательного разговора, то есть в октябре 1905 года".177 Шульгин, слова которого мы выше процитировали, связал угрозу революцией с членом депутации Шиффом, что, по-видимому, правдоподобно.178
Ранее Шифф, если верить Шульгину, "субсидировал Японию во время русско-японской войны и давал деньги на революционную пропаганду среди русских военнопленных в Японии".179 Он активно способствовал денонсации русско-американского договора 1832 г. о торговле и мореплавании, что нанесло вред России.
В 1916 г. Шифф финансировал революционное движение в России. Это видно из донесения русского агента в Америке, которое поступило в штаб Верховного Главнокомандующего. Донесения помечено 15 февраля 1916 г. "Русские революционеры в Америке, — говорится в нем, — без всякого сомнения приняли решение перейти к действию. Поэтому каждую данную минуту можно ждать волнений. Первое тайное собрание, которое можно почитать началом периода насильственных действий, состоялось в понедельник вечером 14 февраля в восточной части (Еаst Side) Нью-Йорка. Должно было явиться всего шестьдесят два делегата, из которых пятьдесят- "ветераны" революции 1905 г., а остальные новые. Большинство присутствующих были евреи, из них значительное число людей с образованием: врачи, публицисты и т. д.; среди них несколько профессиональных революционеров. Дебаты этого первого собрания были почти целиком посвящены обсуждению способов и возможностей поднять в России большую революцию, благо момент весьма благоприятен. Было доложено, что революционные организации получили из России секретные сведения в смысле, что положение совершенно подготовлено, так как все предварительные соглашения на предмет немедленного восстания заключены. Единственное серьезное препятствие-это недостаток денег, но как только этот вопрос был поставлен, сейчас же было заявлено собранию некоторыми из присутствующих, что это обстоятельство не должно вызывать никаких колебаний, потому что в ту минуту, когда это будет нужно, будут даны крупные суммы лицами, сочувствующими русскому освободительному движению. По этому поводу имя Якова Шифа было произнесено несколько раз".180
