После недавних проливных дождей Суйфун вздулся, нес в море массу коричнево-желтой воды и по этому половодью пароходику удалось добраться до самого Никольского - крупного села, откуда переселенцы разъезжались едва-ли не по всей Южно-Уссурийской круге.
Сторговавшись на базаре за пару низкорослых, но крепеньких маньчжурских волов и скрипучую телегу, они загрузили на нее свой жалкий скарб и цоб-цобе - отправились к месту нового жительства.
По узенькой до крайности лесной дороге, скорее тропе, утопая по чеки колес в грязи, тяжело наваливаясь грудью, подталкивая телегу, тащились они к месту заселения, уже проклиная тот день, когда совместно решились ехать.
- Ох уж и дичь! - охал Степан, и ему вторили жена Мария, сыновья Андрей, Арсений и Афанасий.
И впрямь, проселок тонкой ниточкой едва пробивался сквозь вековую дремучую тайгу. Грозно шумели над головами кронами высоченные деревья, толстые их корни, обильные густые кустарники и необыкновенной высоты травы оплетали землю, преграждали путь и уже страшно было вообразить, что придется им еще и пилить, рубить. вывозить лес, раскорчевывать, выжигать и выдирать пни и корни, уничтожать сорные травы, испокон веков хозяйничающие здесь.
У страха глава велики, и Мария уже подвывала от подступившего ужаса. Но Степан, тоже поперву опешивший, начал прикидывать, как быть дальше. Уж если втравил семью в такой дальний переезд, через восемь морей трех океанов, наобещал им на новом месте жизнь безбедную, нарисовал перед ними картины бескрайних пустующих просторов, тучных земель и строевого леса, то не дозволяй терять веру, настраивай на труд. Он по собственному опыту знал: глаза боятся, а руки делают... И начал Степан исподволь, потихонечку ободрять сыновей и Марию.
- Смотри, Мария, какие деревья - высокие, ровнехонькие. Вот приедем на место, напилим лесу, вывезем, годик дадим просохнуть, да и дом поставим.
- И стайку, - оглядев подступившие к дороге могучие кедры, робко напомнила Мария.
- И стайку, и сараюшку, и сеновал, и амбар..., - разгорячился Степан, и сыновья, податливые к душевному настроению бати, воспрянули духом.
- А я постою большую конуру, чтобы там жили сразу две собаки, и буду с ними на охоту ходить, - радостно закричал младший, Афанасий.
- Травы-то какие,- продолжал Степан. - Накосим, высушим и корову, и вторую, и третью заведем.
- Козу бы купить сперва, - охладила его мечтания Мария, - чай забелить.
Недалеко, камнем добросить, из лесу выпрыгнула и перед ними застыла стройная, на высоких тонких ножках зверушка с маленькими рожками на голове и без робости принялась разглядывать их блестящими выпуклыми глазами, задирая точеную головку, словно принюхиваясь к будущим соседям.
- 0й, кто это? - забоялась Мария.
- Вот коза я прибежала, услышала, небось, что ты ее позвала.
Сыновья, успевшие за месяц с лишком жизни в Приморье по своим мальчишечьим каналам многое разузнать о тайге, охоте и рыбной ловле, сразу бурно вмешались в разговор.
- Нет, батя, это олень-цветок!
- Нет, не олень, у него по бокам белые пятна. Это кабарожка!
- Или изюбрь, сохатый!
- Ты и сказал, изюбрь с быка ростом и рога у него, как корни от дерева.
Сошлись на том, что это была кабарожка.
- Охота, видать, здесь знатная, ели-пали, если зверь сам прямо на человека бежит, - предположил Степан.
- Ух, и зверья здесь, - хором, перебивая друг друга, спешили выплеснуть обширные своя познания сыновья, - И медведи, и изюбры, и олени, и кабаны, и косуля, и барсуки, и еноты, белки, выдра в речках, дикие козы и кабарги...
- И тигры полосатые, кусучие, - испуганно-счастливо дополнил Афанасий, младший, любимый, двенадцатилетний сын.
Мария с тревогой огляделась, но дальше как рукой подать сквозь густые заросли ничего же было видно.
- Не бойся, Мария, он вола скушает и уйдет к себе домой картошку окучивать, - подтрунивал Степан и от веселого гомона и громких восклицаний стало легче толкать телегу, и волы зашагали поживее, отмахиваясь чахлыми кисточками хвостов от висевшей над ними тучи слепней.
Афанасий сломал густую ветку и пошел помогать волам отбиваться от изнуряющих кровопийцев.
- Вола нельзя, нам и землю пахать, и лес возить, никак нельзя, - не соглашалась Мария.
- Тогда, кроме тебя, и некого, - пошутил Степан и тут же ощутил увесистый шлепок по спине.
- ... комарика..., - пояснила Мария.
И тревога перед неизведанным исчезла, уступила место тысячам повседневных мелких забот и волнений, из которых и складывается жизнь.
Основанная в восемьдесят третьем году между двух мелких речушек Лубянки и Ивановки, правых притоков реки Лефу, деревушка Ивановка представляла собой два десятка вольно разбросанных русских изб, тяготеющих к реке, да такого же количества корейских фанз, окруженных огородами.
Встретивший их староста долго выспрашивал, откуда они, как добрались, изучал, шевеля губами, документы, а потом, прикидывая, осмотрел деревеньку и решил, - Остановитесь пока у Ивана Кривошеева. У него дом новый, просторный, места на зиму должно хватить. Лес напилите, а вывезти вам поможем, следующим летом поставите дом. Да вам помощь и не нужна, - четверо мужиков, - пошутил он, заставляя выпрямиться и расправить плечи семнадцатилетнего Андрея, пятнадцатилетнего Арсения и младшего Афанасия.
- Мужики, - поддержала его шутку Мария, и жалея сыновей и надеясь, что все обойдется благополучно.
У Ивана Кривошеева просторно не было, хоть и в новом доме. Андрея, Арсения и Афоню определил он в комнату к двум своим сыновьям, а Степану с Марией предложил жить в старой полуземлянке, в которой сам ютился четыре года.
-Жизнь - не мед, помучаетесь, так скорее за свой дом приметесь, философски заметил он. - Насмотрелись тут за шесть-то лет. Многие приехали с надеждой на готовенькое; как там ни за плуг, ни за топор не могли взяться, словом - нищета, перекати поле, так в здесь... Безруки. Жизнь - она труд любит, все в ней трудом дается!
Степан и Мария несказанно были рады, что так пофартило.
Место под дом отвели им на бугре над речкой Ивановкой, а участок под пахоту десятин в двадцать, указали дальше, вверх по речке Лубянке. Участок представлял собой понижавшуюся к речке террасу, покрытую густой порослью дуба, березняка, ясеня, осины и орешника, с небольшим, вершка в три, пластом чернозема на суглинистой подпочве.
По совету старожилов Степан с сыновьями почти месяц подсекал деревья, чтобы на зиму пустить огонь и сжечь подсохшие стволы, палые листья и сухую траву. Мужики помогли ему отобрать и заготовить строевого леса, который он выволок волами на место будущего дома. Пусть бревна сохнут. Кедры были ровные, длинные и прямые, на распиле желто-кремового цвета, крепко пахли смолой и обещали воплотиться в прочный просторный дом.
- Пятистенок, - уверяла Мария.
Степан хмыкал, но в душе поддерживал жену. Уж если строиться, так надолго. А пока они всей семьей разместились в полуземлянке, чтобы без надобности не стеснять семью Ивана Кривошеева. Впрочем, женщины сдружились, да и ребята были - водой не разольешь. Сыновья помогали отцам в нелегком труде с утра до вечера, но и себе находили время для игр и близкого знакомства с окрестностями.
Степан выбрал время, съездил с Андреем в Никольское и вернулся с коровенкой неизвестной породы, но обладавшей ровным, степенным характером и дающей за дойку с полведра молока. Мария несказанно обрадовалась, чмокнула в лоб, назвала коровенку Зоренькой и велела накосить для нее побольше сена на зиму. Что и пришлось сделать. Как хозяйку ослушаешься?
И еще, на радость мальчишкам, они привезли ветхую кремневку и банку пороха.
- Охота - весомая поддержка в хозяйстве - твердил Кривошеев. - Вот урожай снимем, на зверя войдем. Научу охоте. У вас там, в Малороссии, небось, страшнее зайца и зверя нет.
Мария с сыновьями успела и огород посадить - немного, с десяток соток, а капуста, и бульба, и морковь, лучок, чесночек, огурки и помидорки взошли дружно и зацвели. Все - и коричневые длинные стволы кедров, сохнущие на солнце, и хрумкающая свежую траву Зорька, и звонкие голоса сыновой радовало Марию, вселяло уверенность в прочность будущей жизни.
Приходили корейцы, предлагали взяться обрабатывать его землю за половину урожая, но Степан лишь рассмеялся. В себе и сыновьях он уверен, соседи были заинтересованы в увеличении Ивановки; оно и понятно, когда народу поболее, то в душе спокойнее, а землицы всем хватит, и охотно помогали и словом и делом.
И он всегда шел людям на помощь. Мужские руки ценились на вес золота крестьянская работа выматывала до такой степени, что, едва придя домой и поснедав, Степан без сил валялся на застланный стареньким ватным одеялом топчан и мгновенно засыпал. И Мария, накрутившись по хозяйству, тоже к вечеру чувствована себя сильно уставшей. Но они радовались тому, что так много дел впереди - земли распахивать необъятно, дом строить, усадьбу городить, всевозможные клетушки-сараюшки лепить, сад садить, пчел заводить... У Марии уже и хозяйства прибавилось - заботливая квочка с выводком маленьких желтеньких цыплят и дымчатый котенок, точивший острые коготки о табуретку и любивший играть в свирепого тигра в густой высокой траве.
