В вопросе о положении женщин легче всего заметить, какое глубокое влияние оказала на Вавилон несемитическая культура сумерийцев.
Как различны могут быть, однако, человеческие мнения по одному и тому же предмету! В то время, как Koldewey и другие высказывают удивление, что при вавилонских раскопках до сих пор не найдено ни одной неблагопристойной фигуры, один католический ветхозаветник утверждает, что «бесчисленное количество найденных в Вавилоне статуэток не имели другой цели, как служить выражением самой грубой, низкой чувственности». Ты, бедная богиня рождения, бедная богиня Истар! Хотя ты и представляешь теперь для нас лишь кусок глины, ты можешь всё же явиться перед нами со спокойной совестью; я уверен, что ты не вызовешь никакого соблазна, как не вызывает его в нас всем хорошо известное прекрасное мраморное изображение Евы с её двумя детьми.
И если другой евангелический ветхозаветник, на основании одного, далеко ещё окончательно не истолкованного, места вавилонского стихотворения и восклицает в негодовании: «Можно обыскать все уголки передней Азии и не найти ничего подобного», то мы, не будучи в состоянии похвалиться подобным знанием местности, попросили бы его, прежде чем бросать камни в то, что не может уместиться в его сознании, объяснить нам, почему наше, школьное ведомство так настойчиво требовало исключения из Библии некоторых мест?
Рис.27. Глиняные изображения богини ИстарЕсли мы станем пользоваться, как источниками, дошедшими до нас памятниками древнееврейской письменности, нам не удастся установить ни для одного периода истории Израиля благодетельного влияния его монотеизма. Невозможно даже признать дух пророчества «действительным откровением Бога живого», ввиду присущих ему всевозможных чисто человеческих заблуждений и слабостей, и это обстоятельство не позволяет, как следовало бы, провести определённую грань между человеческой формой и божественным содержанием пророков. Вспомним, например, о бесчисленных несбывшихся предсказаниях и благовещениях пророков, или о многочисленных речах их, полных смертельной ненависти ко всем остальным народам, — речах, являющихся в большей части своей лучшими созданиями еврейской риторики; вспомним, главным образом, те из них, которых не знают другие семитические и восточные литературы и которые, — несмотря на понятность и может быть извинительность их с чисто человеческой точки зрения, — следовало бы совершенно исключить, раз пророчество выставляется, как орган высшего, очищающего просветляющего и оплодотворяющего духа.
Рис.28. Ева с её детьми Каином и АвелемЧто касается нравственного уровня обоих народов, мне кажется более важным окончательный вывод, на который при провозглашении «нравственного монотеизма израильтян», или «духа пророчества», как «действительного откровения Бога живого», не было обращено достаточно внимания.
Пять раз в день, и даже больше, читает правоверный мусульманин свой «Отче Наш», первую суру Корана, заканчивающуюся словами: «веди нас, Аллах, верным путём, путём тех, над которыми Ты смиловался, которые не подпали твоему гневу (как Иудеи) и не заблуждаются» (как христиане).
Только мусульмане осчастливлены милостью Аллаха, лишь они — избранный Богом народ, молятся и почитают истинного Бога. Все остальные народы — kâfirûn, неверные, которым Бог не предопределил вечного спасения. Точно такой же, глубоко коренящийся в натуре семитов, характер имеет у евреев поклонение Иегове как до, так и после изгнания. Иегова — единственный истинный Бог, но в то же время он Бог одних израильтян; израильтяне — Его избранный народ, все остальные народы — «гои» или язычники, самим Иеговой обречённые на безбожие и идолопоклонство. Подобный взгляд, совершенно несовместимый с нашим просветительным пониманием Бога, ясно выражен в следующих словах (Второзак. IV, 19–20) — кстати сказать, одним ударом рассеивающих призрак «откровения» — «дабы ты, взглянув на небо и увидев солнце, луну и звёзды и всё воинство небесное, не прельстился и не поклонился им и не служил им, так как Господь, Бог твой, уделил их всем народам под всем небом. А вас взял Господь и вывел вас из Египта, дабы вы были народом Его удела». Таким образом поклонение светилам и идолам санкционировано по отношению ко всем остальным народам самим Иеговой. И тем ужаснее приказание Иеговы беспощадно уничтожить семь больших и сильных народов, которых израильтяне встретят в Ханаяне, за их безбожие (Вторзак. VII, 16).
«И истребишь все народы, которые Господь, Бог твой, даёт тебе; да не пощадит их глаз твой».
Этот национально обособленный монотеизм, который, конечно, не может проявиться в таких отрывках, как рассказ о сотворении мира, но которым неоспоримо проникнут весь Ветхий Завет, начиная с Синая: «Я Господь, твой Бог» до слов Исаии: «Утешьте, утешьте мой народ» и до пророческих слов Захарии (VIII, 23): «Так говорит Господь Саваоф: будут в те дни, возьмутся десять человек из всех разноязычных народов, возьмутся за полу иудея и будут говорить: мы пойдём с тобою, ибо мы слышали, что с вами Бог» — этот монотеизм, который, по словам апостола Павла (Еф. II, 12), в течение тысячелетий оставляет все остальные народы «без надежды» и «без Бога в мире» — едва ли может быть признан за «откровение» святого и справедливого Бога! И всё же мы ещё с детства настолько находимся под влиянием этого преимущества израильтян (см. Еф. II, 11), что рассматриваем историю древнего мира с совершенно неправильной точки зрения, и теперь ещё, довольствуясь ролью «духовного Израиля», забывая о великих исторических переменах, происшедших в новозаветное время, начиная с проповедей Иоанна Крестителя и Иисуса Христа — о той драматической борьбе между Иудейством, Иудейским христианством и христианством языческим, пока, наконец, апостол Пётр мог воскликнуть (Деян. X, 34–35): «Истинно познаю, что Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему», разрывая этими словами завесу, разделявшую восточно–израильское и христианско–философское миросозерцание.
Мы уверены, что древне–еврейские творения, даже потеряв характер «откровения» или творений, проникнутых «духом откровения», всё–таки сохранят своё значение, в особенности как единственный памятник великого, доходящего до нашего времени, религиозно–исторического процесса.
Возвышенные места творений пророков и псалмопевцев преисполнены живого доверия к Богу и стремления к миру в Боге, и, несмотря на их партикуляристический характер, на заметное стремление их представить Иегову Богом одних израильтян, которое кроме того в значительной степени потеряло свою силу в наших переводах Библии, всегда найдут живой отклик в нашем сердце. Такие слова, как например, пророка Михея (VI, 6–8): «„С чем предстать мне пред Господом, преклониться пред Богом небесным? Предстать ли пред Ним со всесожжениями, с тельцами однолетними? Но можно ли угодить Господу тысячами овнов, или неисчётными потоками елея? Разве дать Ему первенца моего за преступление моё и плод чрева моего — за грех души моей?” О, человек! Сказано тебе, чтò добро, и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим» — такие, требующие проявления религии в нравственных поступках, слова и ныне найдут сочувствие в душе каждого религиозно–мыслящего человека. С другой стороны, не будем упорно придерживаться старых, научно опровергнутых догм лишь из боязни, что может пострадать ваша вера в Бога и истинная религиозность. Вспомним, что всё земное находится в живом движении, всё неподвижное равносильно смерти.
Вспомним ту зиждительную силу, тот толчок, который дала немецкая реформация всем народам земли в усиленной работе на всех отраслях человеческой деятельности. Но и реформация — лишь один этап на дороге к поставленной нам Богом и в Нём завершающейся цели — истине. К Нему стремимся мы смиренно, но пользуясь всеми средствами свободного научного исследования, радостно присоединяясь к замеченному зорким взглядом и горделиво возвещённому всему миру лозунгу дальнейшего развития религии.
Да будет нам позволено сказать ещё несколько слов о том, насколько восстановленные памятники ассиро–вавилонской старины расширили наш умственный кругозор, как глубоко, в связи с успешными исследованиями Ветхого Завета, изменили они наш взгляд на древне–еврейскую литературу, и насколько ярко они, по–видимому, в состоянии осветить нам главнейшие вопросы религии.
Никто не поставит в упрёк так называемой «карте народов» (Бытие X) её многочисленных упущений, ошибок и пробелов в описании стран и народов Малой Азии на пространстве между Средиземным и Персидским морями, описании, соответствующем ограниченным познаниям людей, живших приблизительно около 7–го столетия до Р. Хр. И, не умаляя нисколько того факта, что эта «карта» является первой попыткой классификации многочисленных племён и народов, мы невольно вместе с тем обращаем внимание на то, что еврейский писатель, именно Сима, называет первенцом отца человеческого рода, населявшего землю после потопа. Однако мы не можем вечно рабски следовать за подобным ограниченным и даже небеспристрастным по отношению к семитским народам изложением истории происхождения народов и должны быть благодарны раскопкам в Ассиро–Вавилонии, значительно расширившим наши познания в области древнейшей истории человечества.
