Кирилл Соловьев - Император Всероссийский Александр III Александрович

Несмотря на все свои усилия, царь чувствовал свою полную зависимость от докладывавших те или иные вопросы министров. Тем не менее император доверял своим сотрудникам. Не любил злословия и интриг. Всякий стремившийся уронить доверие Александра III к своему коллеге падал в глазах императора.

Российское самодержавие следовало стародавним традициям. Александр III, как и его предки, венчался на царство в Московском Кремле 15 мая 1883 г. Когда куранты пробили девять, императорская чета вышла на Красное крыльцо. Александр III и Мария Фёдоровна трижды поклонились многотысячной толпе, собравшейся на Соборной площади. Раздалось оглушительное «ура». Процессия двинулась в сторону Успенского собора. Над императором и императрицей держали золотой балдахин. Сановники несли регалии царской власти: корону, скипетр, державу, государственное знамя, щит и меч. Рядом шли гренадеры в форме 1812 года. Раздался удар большого колокола с колокольни Ивана Великого. Его подхватили все московские храмы. Начался бесконечный перезвон. Хор в пятьсот человек пропел гимн «Боже, царя храни». У дверей храма Александра III встречали митрополиты и архиепископы. Началась долгая церковная служба. И наконец, один из митрополитов снял с красной подушки корону и передал ее императору, который, в свою очередь, надел ее себе на голову. А затем взял вторую корону и надел ее на голову коленопреклоненной супруге. После этого царь подошел к иконостасу, взял чашу из рук митрополита и принял причастие. Ведь будучи главой церкви, император причащался сам. Вновь зазвонили колокола, раздался пушечный салют. Коронация закончилась. Начался праздник, который продолжался три дня. Он вместил в себя балы, банкеты, раздачу подарков народным массам. 26 мая, как раз в ходе коронационных торжеств, был освящен храм Христа Спасителя в Москве, сооруженный в честь победы России в войне 1812 г. Это положило конец многолетнему строительству, начатому еще в 1839 г. А в 1912 г., спустя почти 20 лет после смерти Александра III, ему был открыт памятник как раз там, рядом с храмом Христа Спасителя.

Казалось, царская власть незыблема. Однако не было сомнений, что самодержавие конца XIX века отличалось от самодержавия прежних веков. Усложнившийся механизм государственного аппарата исключал ситуацию, когда все решения исходили от одного человека. Император все более зависел от бюрократии, которая должна была обладать необходимыми знаниями и умениями.

В обществе господствовало убеждение, что политический курс с этого времени определялся «триумвиратом»: Победоносцевым, Толстым и издателем газеты «Московские ведомости» Катковым. Действительно, ими был инициирован ряд мер, направленных на корректировку законодательства эпохи Великих реформ: в сфере местного самоуправления, образования, судопроизводства.

И все же «как это было мало похоже на правду! – вспоминал Е. М. Феоктистов (в 1883–1896 гг. начальник Главного управления по делам печати). – Мнимый союз трех названных лиц напоминал басню о лебеде, щуке и раке. Относительно основных принципов они были более или менее согласны между собой, но из этого не следует, чтобы они могли действовать сообща. М. Н. Катков кипятился, выходил из себя, доказывал, что недостаточно отказаться от вредных экспериментов и обуздать партию, которой хотелось бы изменить весь политический строй России, что необходимо проявить энергию, не сидеть сложа руки; он был непримиримым врагом застоя, и ум его неустанно работал над вопросом, каким образом можно было бы вывести Россию на благотворный путь развития. Граф Толстой недоумевал, с чего же начать, как повести дело; он был бы и рад совершить что-нибудь в добром направлении, но это что-нибудь представлялось ему в весьма неясных очертаниях; что касается Победоносцева, то, оставаясь верным самому себе, он только вздыхал, сетовал и поднимал руки к небу (любимый его жест). Неудивительно, что колесница под управлением таких возниц подвигалась очень туго». В этом оркестре не было «первой скрипки». Впрочем, и сам «оркестр» не слишком подходил для этого названия: между «музыкантами» согласия не было. Все это позволяло утверждать П. А. Валуеву, что во времена Александра III в России фактически не было правительства, о котором можно было говорить в предыдущее царствование – в период господства, например, М. Т. Лорис-Меликова.

«Триумвиры» единого политического курса не представляли и, более того, нередко препятствовали реализации законодательных инициатив друг друга. Так, Победоносцев, как будто бы вопреки собственным запискам, воспротивился коренной ломке судебных учреждений, которую требовал Катков. Обер-прокурор Святейшего Синода противодействовал утверждению проекта университетского устава в катковской редакции. В итоге Катков относился к Победоносцеву крайне критически, имея на это все основания. Без всякой симпатии отзывался о Победоносцеве и граф Д. А. Толстой. Причиной тому был известный факт, что обер-прокурор подверг ревизии важнейшие мероприятия в сфере духовного образования, реализованные Толстым в бытность его главой Синода. Несогласованность действий, взаимная вражда и, как следствие, отсутствие ожидавшихся результатов давали повод консервативной части бюрократии упрекать себя в бездеятельности, неспособности предпринять решительные шаги, на которые всегда были готовы представители «либеральной партии». Встречая недоброжелательство со всех сторон, как будто бы всесильный Победоносцев старался избегать общения, реже появлялся на публике, постепенно уходил от дел. В феврале 1886 г. Е. М. Феоктистов писал: «Он еще более съежился, замкнулся в свою скорлупу и доводит это даже до непонятной крайности… Он ни единого раза не был ни в Государственном совете, ни в Комитете министров».

При этом руководитель ведомства чрезвычайно зависел от своих ближайших сотрудников, которые непосредственно вели канцелярскую работу. Так, Д. А. Толстой не вникал в подготовку даже важнейших законопроектов (например, об учреждении земских начальников). Во многом это было обусловлено масштабами министерского делопроизводства, обрекавшего руководителя ведомства на бесконечную бумажную работу. Д. А. Толстой любил хвастаться, что читал все бумаги, приходившие из 12 департаментов его министерства. Только на это у него уходило 4 часа в день.

Столь сложно устроенная бюрократическая машина нуждалась в механизмах согласования решений. В противном случае и так мало упорядоченная система обратилась бы в хаос. Это способствовало прочности положения бюрократических коллегий, прежде всего Государственного совета. И все же в восприятии императора это высшее законосовещательное учреждение Российской империи служило оплотом противников господствовавшего направления, поддерживаемого самим царем. Ведь там задавали тон очевидные оппоненты правительственного курса – ближайшие сподвижники Александра II. Их «могущество» вызывало возмущение и Победоносцева, и Толстого, и Каткова. Впрочем, имела место и альтернативная точка зрения тех, кто был недоволен попытками умалить значение Государственного совета.

Общее собрание Государственного совета – лишь вершина айсберга. Были еще его департаменты с могущественными статс-секретарями. Была и Государственная канцелярия, которая определяла ритм законотворческого процесса. Нередко она существенно задерживала прохождение законодательных инициатив. Так, проект нового университетского устава более полугода пролежал в Государственной канцелярии.

Ее «диктатура» вызывала у многих резкое раздражение. Александр III в январе 1882 г. так определил свое отношение к работе этого учреждения: «Я сидел в Государственном совете, будучи великим князем, и уже тогда меня коробило от направления, которое получали дела благодаря стараниям Государственной канцелярии». Император подозревал ее чиновников в либеральном направлении. Порой ставился вопрос: откуда газетчикам становилось известным все происходившее на заседаниях Государственного совета. Опять же подозревали «неблагонадежных» чиновников канцелярии.

Канцелярские средства борьбы были тем более значимы, что прямое политическое столкновение представителей бюрократии было едва ли возможно. Характерно, что последовательный защитник судебных уставов 1864 г. министр юстиции Д. Н. Набоков так о них публично отзывался: «В основе судебных учреждений лежит фальшь. Но разве я этого не сознаю? Разве судебные учреждения созданы мною? Разве я допустил бы суд присяжных?» Но при этом судебную систему, основанную на фальши, по словам Набокова, не следовало трогать, дабы не расшатывать и так зыбкие основы правопорядка. Иная аргументация в 1880-е гг. со стороны министра юстиции была бы немыслимой.

Наиболее влиятельные министры царствования Александра III видели своей целью ревизию всего сделанного в годы Великих реформ, исправление многих ошибок этого времени и, наконец, установление прочного порядка, базирующегося на исторических основах русской жизни.