Заявления подобного рода не только извращают политическую систему, созданную Иваном III, позорят благословившую ее православную церковь, но и выставляют на позор русский народ, поддержавший строительство деспотии. Ведь, как известно, каждый народ заслуживает ту власть, которой он достоин. Поэтому страшен сам вывод, который стремятся сделать из подобных рассуждений: порочна, а значит несовершенна не только российская власть, порочен и несовершенен сам народ, ставший опорой деспотии. Следовательно все, что работает на уничтожение самобытности российского народа, работает на уничтожение России как «империи зла» во всех ее социальных проявлениях.
Подход противников созданной Иваном III самодержавной государственности определяется непониманием ее сущности, опирающейся на религиозно-политические приоритеты православия, а не на узурпацию власти государем. Для православия остается очевидным, что в людях господствует зло, поэтому любое расширение их политических прав и свобод раскрепощает в них порочные начала.
Чтобы не допустить этого, русская государственность той поры стремилась «пусть не всегда удачно, приблизить свое делание к Церкви, поднять все до ее уровня, уйти в нее, а не отделиться, эмансипироваться и снизить все возвышенное до потребностей обывателя»[56].
Идя этим путем, светская и духовная власть Московской Руси не признавала абстрактной свободы, а видела в ней двойственную природу, вытекающую из двойственной природы всего сущего на земле. Считая, что есть свобода «для греха», разрешающая и защищающая порочную жизнь, и свобода «от греха», создающая условия для нравственного совершенствования граждан, русская власть той поры понимала, что «в православии подлинная свобода обретается в освобождении от власти греха, от… злого начала. Эта свобода подразумевает способность подчинять свою волю воле Господа. Либеральная же идея не призывает к освобождению от греха, ибо само понятие греха в либерализме отсутствует. Она требует полной свободы для падшего человека»[57].
С опорой на эти положения строилась государственная теория. Благодаря этому «справедливость» стала ее важной политической категорией. Главной целью российской власти выступало создание такой системы управления, которая могла помочь человеку не только спасти душу, но и отдалить грядущий конец света. Власть, способная задержать движение к царству Антихриста, воспринималась гражданами как угодная Богу и, принимая консервативный характер, никогда не обольщала подданных мифом о светлом будущем. Это было характерной чертой российской власти вплоть до ее свержения либеральными демократами в феврале 1917 г.
Идеальным типом организации государства православие считало ветхозаветное судейство. Оно соответствовало «единственной истинной теократии»[58], при которой власть действовала не путем принуждения, а силой своего авторитета, сообщаемого ей «Божественной санкцией». Исполнение властью своих функций было возможно только благодаря тому, что вера в Бога была весьма сильна и носила массовый характер.
Переход к монархии указывал на ослабление веры в Бога и в обществе, и во власти, ставшей «уклоняться в корысть и судить превратно»[59]. Ослабление нравственности заставляло ужесточить закон и ввести наряду с «Царем Незримым» царя зримого (земного), наделив его власть карательной функцией и инструментами силового принуждения. Устанавливаемые при этом ограничения считались благом, так как подавляли в людях свободу «для греха».
Поскольку библейская «эпоха судейства» считалась пройденным этапом, идеальное государство, к которому следует стремиться, понималось как союз общества, духовной и светской власти во главе с монархом[60]. При этом важное место отводилось принципу соборности.
Теория соборности, помня о несовершенстве человека, скептически относилась к переносу вечевых традиций на всю вертикаль государственной власти. Для нее собор не был съездом лиц, представляющих враждебные интересы, когда каждый депутат выступает в роли агента, лоббирующего узкогрупповые цели в ущерб государству и вере. Сословное представительство выступало политической формой демонстрации единства и совета государства и общества по ключевым вопросам реализации намеченных целей, что можно трактовать как «солидаристский» тип власти, признающий ее божественную природу и договорной характер. Вот почему именно собор стал высшим органом духовной власти и получил всю полноту законодательных и судебных функций. На его основе в России постепенно формировался Земский собор как институт высшей государственной власти, объединивший в себе православную церковь, самодержавие и народ в лице его представителей (самодержавная соборность). При этом идеология православной государственности всегда подчеркивала, что раз истина одна, то и «церковь всегда одна, не может быть двух или несколько церквей»[61]. Поэтому давать равные права представителям других конфессий в государственном управлении было запрещено. Считалось, что, войдя во власть, иноверцы будут в первую очередь служить интересам своей веры и той цивилизации, с которой они через веру связаны.
Однако гуманистический характер создаваемого Иваном III государства заключался в том, что оно не препятствовало сохранению инородной организации власти и церкви на местном уровне для народов, оказавшихся в составе России. Подобная многоукладность стала характерным признаком российской власти. Благодаря соборности и многоукладности власти Россия сумела застраховать себя от абсолютизма вплоть до реформ Петра I.
Правовая сфера была подчинена тем же задачам и служила тем же целям, что и сфера политическая. Основу правовой системы составляли книги Нового Завета, постановления Вселенских и Поместных соборов, сочинения отцов Церкви и только во вторую очередь это были труды и законы представителей светской власти Византии и Руси. Категории «нравственность» в Московской Руси был придан юридический характер.
Учитывая все вышесказанное, можно сделать вывод, что при Иване III были заложены основы не деспотии, а высокодуховного социально-политического устройства, позволившего власти в тяжелейших условиях войны на два фронта объединить русские земли, спасти славяно-православную цивилизацию на государственном уровне и стать на века одной из самых могущественных держав мира.
10. Миф о движении «жидовствующих» как русском средневековом вольнодумстве
В советской историографии религиозно-политическое движение «жидовствующих» рассматривалось с позиций марксистского понимания истории как национальный протест против усиления эксплуатации со стороны властей, форма вольнодумства «городских ересей», как писал об этом еще Ф. Энгельс. Неслучайно данному движению приписывался характер свободомыслящей оппозиции, а борцов с ним облачали в одежды мракобесов, мешающих прогрессивному развитию российского государства и общества.
Между тем с XV в. носители данной идеологии в русских источниках именовались именно «жидовствующими», то есть предавшими Христа и пошедшими за его гонителями – иудеями. В этом состояло главное отличие нового учения от всех ранее известных на Руси. До его появления все оппозиционные идеологии рождались с опорой на христианское учение, в рамках которого предлагалось свое видение спасения души как следствия нравственного совершенства. И только в идеологии «жидовствующих» эта тема отсутствовала.
Были ли «жидовствующие» действительно приверженцами иудаизма в полном смысле слова, трудно сказать. От классического талмудистского варианта их воззрения были довольно далеки. Из иудейской религиозной доктрины они заимствовали главным образом каббалистическую традицию. Но во всяком случае очевидно наличие у них антихристианских воззрений и обрядов. Они отвергали Троицу и загробную жизнь, хулили Сына Божьего и Пречистую Деву, ругались над святыми вещами, мочились и плевали на иконы, клали их в лохань, мазали птичьим пометом кресты. Влияние «жидовствующих» было столь значительно, что чуть ли не большинство первых лиц в государственном аппарате России оказались их представителями: фаворит великого князя Федор Курицын, невестка государя Елена, сам митрополит Московский Зосима и другие. Даже Иван III впоследствии каялся, что был посвящен в их ересь. Впрочем, он и позже не проявлял особого рвения в преследовании еретиков, что дало основание некоторым православным иерархам подозревать великого князя в сохранении приверженности к сектантам. Только благодаря бдительности подвижников, таких как Иосиф Волоцкий и новгородский архиепископ Геннадий, ересь удалось изобличить. «Се есть сатанино воинство», – звучал приговор еретикам. Но и после своего разгрома столь мощная организация вряд ли могла исчезнуть бесследно[62]. К ее искоренению уже в XVI в. приступил Иван Грозный.
