На фоне общей ситуации в советской исторической науке того периода любопытной выглядит статья А. X. Горфункеля «Молот ведьм — средневековье или Возрождение?»[215], вышедшая в 1986 году. Она посвящена известному немецкому руководству для инквизиторов, «Молоту ведьм» (1486). По мнению автора, сочинение являлось «результатом общественного и духовного кризиса, характерного для позднего средневековья», и «попыткой ответа на те же явления действительности, откликом на которые являлась и культура европейского гуманизма, но с иных, традиционно-аскетических позиций». Это был «ответ на рост индивидуализма, трактовка его проявлений во всех областях как результата дьявольских козней» и «попытка найти выход из кризиса, переживаемого католицизмом»[216]. Другими словами, по мнению А. X. Горфункеля, «охота на ведьм» не являлась «теневой стороной» гуманистической культуры, а была закономерной реакцией Церкви на происходящие в обществе процессы[217].
В 1991 году в нашей стране и в обществе произошли кардинальные перемены, связанные с изменением государственного строя. Изменения в обществе повлекли за собой перемены в исторической науке, которые выразились в падении марксизм-ленинизма как единственно верной научной методологии. В связи с этим возникла необходимость пересмотра многих идейных установок, сложившихся за десятилетия советской власти. Вследствие «антропологического поворота», произошедшего ранее в зарубежной исторической науке, в течении 90-х годов XX века в отечественной историографии наблюдается проблеск интереса к европейскому ведовству. Этот период времени характеризуется развитием направления, связанного с так называемой культурно-антропологической историей, которая, в лице А. Я. Гуревича, воплотила подходы школы «Анналов».
А. Я. Гуревич являлся, пожалуй, одним из немногих современных отечественных исследователей, кто первым уделил ведовству серьезное внимание. В его монографии «Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства»[218], опубликованной в 1990 году, этой проблеме посвящена отдельная глава. В ней А. Я. Гуревич сделал попытку рассмотреть феномен ведовства через призму средневековой ментальности, учитывая при этом специфику исторических условий возникновения феномена. В результате он пришел к выводу, что «охота на ведьм» была результатом глубокого расхождения двух культур: «народной» и «официальной», у которых в XVI–XVII веках уже не оставалось общей почвы. Стремлением официальной культуры, как культуры господствующей, было, по его мнению, подчинить себе духовно культуру народную. Именно поэтому, острие духовного и светского мечей были направлены на ведовство, в котором церковь и государство видели «воплощение всех особенностей народного миросозерцания, и соответствующей ему практики, в корне враждебных идеологической монополии, на которую притязали церковь и абсолютистское государство в XVI и XVII веках». В результате католическая и протестантская церкви, при поддержке государства, развернули наступление на народную религиозность и культуру, целенаправленно добиваясь их искоренения[219]. Иными словами, А. Я. Гуревич видел суть феномена «охоты на ведьм» в конфликте двух культур, сформировавшихся в рамках средневековья.
На современном этапе развития отечественной историографии ведовство все еще является одной из проблем, которым уделено недостаточно внимания. Среди авторов, обращающихся к традиционной судебно-юридической тематике, можно назвать Е. Черняк[220], изучавшую судебные особенности ведовских процессов, С. И. Данилову[221], поэтапно рассмотревшую инквизиционный процесс, E. Н. Гонобоблева и H. Е. Гонобоблева[222], посвятивших статью борьбе с ведовством в Европе и на Руси, З. И. Плавскина, опубликовавшего в 2000 году монографию «Испанская инквизиция: палачи и жертвы»[223] и Н. В. Бессонова, выпустившего «Суды над колдовством»[224]. Ведовским судам также уделено место в одном из томов в специальной книжной серии издательства «Азбука-классика»[225].
Появились также первые историографические обзоры по теме ведовстве. К ним относятся статьи Н. В. Карначук и А. Г. Суприянович[226], посвященные зарубежным и отечественным тенденциям в изучении ведовства.
В последнее время отечественной историографии появились первые микроисторические исследования в области изучения средневековых преследований ведьм. Так, ранние ведовские процессы во Франции заинтересовали О. И. Тогоеву, сделавшую их одним из сюжетов в своей монографии о средневековом правосудии[227]. Новая ее статья посвящена известному средневековому спору о реальности колдовства в контексте процесса против Жанны д'Арк[228]. Среди зарубежных микроисторических исследований, иллюстрирующих интерес отечественной науки к теме ведовства, можно отметить переводную статью К. Говар об одном французском судебном деле, связанном с обвинениями в колдовстве[229].
Среди авторов, работающих в русле исторической антропологии, можно назвать исследования Ю. Е. Арнаутовой[230], посвященные средневековым представлениям о болезнях, вызванных колдовством.
Популярные представления о ведьмах и способах их распознавания стали предметом исследования С. М. Толстой[231], а вредоносная магия — Т. А. Михайловой[232].
Тема ведовства и «охоты на ведьм» привлекает к себе не только историков, но и философов. Так, А. Я. Кожурин посвятил этому феномену статью, в которой связывает причины «охоты на ведьм» со становлением современной науки[233]. Лежащая в основе ведовства народная магия также стала предметом философских исследований. В 1994 году С. Е. Гречишниковым была защищена диссертация на тему «Магия как социокультурный феномен»[234].
Что касается изучения интеллектуальной мысли о ведовстве, то здесь следует отметить защищенную в 2003 году в Москве Е. Б. Мурзиным диссертацию, посвященную ведовству в общественной мысли Германии во второй половине XVI века[235]. Появление этой диссертации свидетельствует о том, что исследование ведовства становится все более перспективным направлением в отечественной науке.
Интерес отечественной науки и современного читателя к теме ведовства иллюстрируется, на мой взгляд, и переводными работами. Среди них — старые и новые книги: монографии известного американского историка, Г. Ч. Ли, исследовавшего ведовство в контексте истории инквизиции[236]; книги французских историков, М. Саммерса[237], Ж. Мишле[238] и Ж. Делюмо[239]; сочинение английского историка Дж. Китриджа[240]; а также издание лекций американского историка Р. Харта[241], и энциклопедическое издание, составленное Р. Э. Гуили[242].
Суммируя сказанное, хочу подчеркнуть, что в отечественной исторической науке, несмотря на очевидное присутствие интереса к теме ведовства, данный предмет исследован довольно фрагментарно. До сих пор среди отечественных исследований не было работ, посвященных английскому ведовству. Можно с уверенностью констатировать, что на данном этапе развития исторической науки в России проблема ведовства при современной ее постановке находится на стадии становления.
Мне, конечно, потребовалось обращение не только к специальной научной литературе по проблеме английского ведовства, но и к литературе по проблеме происхождения и сущности магии и колдовства[243], некоторым культурным и религиозным аспектам[244], теории психоанализа[245], сюжетам, связанным с английским правом и судебной системой[246], вопросам, связанным с историей английской популярной литературы[247] и книгопечатания[248], гендерным проблемам[249], аспектам, связанным с изучением английского сельского общества, народной культуры[250], грамотности и чтения[251], а также некоторым источниковедческим вопросам[252]. Особое значение для исследования имела литература о средневековых представлениях о зле и дьяволе[253]. Разумеется, данная проблематика интересовала меня исключительно в контексте поставленной проблемы и не являлась отдельным предметом исследования.
