Ознакомительная версия.
Причины войны 1648–1654 гг. автор видит в экономическом гнете, попытках закрепостить крестьян-колонистов, свободно обрабатывавших восточноукраинские пустоши и в религиозном гнете со стороны польского католицизма. «Но в отличие от всех других крестьян Речи Посполитой, в том числе и Западной Украины, хлеборобы Надднепрянщины не знали крепостного ярма – и не хотели его знать. Их мало интересовало, кем считали их магнаты, – сами-то они осознавали себя свободными людьми. <…> Многочисленные горожане заявляли, что по определению являются и свободными, и самоуправляемыми. <…> Большинство жителей пограничья свято верили в то, что их право на свободу и древнее, и законнее всех польских законов. И это сознание в свою очередь укрепляло их решимость дать отпор “ляхам”, как они называли поляков. А то, что католики-ляхи еще и преследовали православную веру, только подливало масла в огонь. Мало того, что жители украинского пограничья всегда были готовы к неповиновению и бунту, они к тому же в массе своей прекрасно владели оружием»[79].
О проблеме украинской национальной элиты автор пишет: «В конце XVI – начале XVII вв. культурно-религиозные противоречия вышли на поверхность общественной жизни. <…> Украинское дворянство было поставлено перед трудным выбором. С одной стороны – родная, но истощенная почва духовной традиции, украинская культура, практически лишенная возможности нормального развития. С другой стороны – внешне привлекательная, бьющая через край культурная жизнь католической Польши. Надо ли удивляться, что огромное большинство украинских дворян сделало свой выбор в пользу католицизма и полонизации, не заставившей себя долго ждать. И эта потеря естественной элиты имела эпохальное значение для всей последующей истории Украины»[80].
По поводу Переяславского соглашения: автор не высказывается категорично в пользу какой-либо версии о юридическом статусе Украины в составе России. Но он явно против термина «воссоединение» или «объединение». По косвенным признакам можно предположить, что О. Субтельному ближе трактовка этого договора В. Липинского, который считал его временным военным союзом между Россией и Украиной, а Б. Хмельницкого – основоположником национальной украинской государственности.
Итак, О. Субтельный указывает на следующие важные аспекты:
1. Он считает, что у украинского народа в целом в начале XVII в. была высокая правовая культура, близкая западноевропейской, что, однако, не мешало восточноукраинским земледельцам игнорировать польские законы.
2. Совершенно справедливо указывает на отсутствие у малороссийского народа в XVII в. дееспособной национальной элиты (в то время этой элитой могло быть только дворянство).
3. Причины восстания, охватившего Украину в 1648 г., он видит в экономическом и религиозном гнете со стороны польского дворянства (или полонизованного) и государственной католической церкви.
4. Категорически возражает против трактовки Переяславского договора как добровольного воссоединения украинского народа с русским.
Сделаем теперь общий вывод. Для украинской националистической историографии в целом характерны следующие взгляды: 1) украинский народ гораздо более «европейский», чем русский; 2) причины восстания 1648 г. лежат, в основном, в экономической и религиозной областях; 3) Переяславский договор категорически не может трактоваться как «добровольное воссоединение» Украины с Россией, как воссоединение двух братских народов, только об этом и мечтавших; 4) польско-украинский конфликт – трагедия двух народов, вероятно, наиболее близких друг другу в общекультурном плане, несмотря даже на различие в вероисповедании.
Вообще, для любой эмигрантской литературы (русской, украинской) характерен некий уклон в публицистику. Видимо, сказывается отрыв от национальной почвы и явно выраженная попытка возможно популярнее донести до читателя собственные политические взгляды и идеи.
Современная российская историография «Украинского вопроса». Постсоветский период в историографии Украины начала – середины XVII в. в РФ в значительной степени связан с деятельностью Института славяноведения РАН, который, начиная с 2003 г., приступил к выпуску ежегодника «Белоруссия и Украина: история и культура», а также с работой Центра украинистики и белорусистики МГУ, который стал проводить коллоквиумы по украинско-белорусской тематике, отчеты о которых и публикует вышеупомянутый сборник. Отличительной особенностью нынешнего периода развития отечественной украинистики является практическое отсутствие идеологического давления на деятелей науки со стороны государства, что благотворно сказалось на открытости дискуссий и широте охвата проблем истории Украины как в период ее нахождения в составе Речи Посполитой, так и в составе России.
Вопросам Брестской Унии и конфессиональных отношений на Украине XVI–XVII вв. посвящены статьи М. В. Дмитриева, например, статья «Православная культура Московской и Литовской Руси в XVI веке: степень общности и различий», помещенная в упомянутом выше сборнике за 2003 г.
В том же томе сборника помещена статья Б. Н. Флори «Спорные проблемы русско-украинских отношений в первой половине и середине XVII века», в которой автор обращает внимание на такой аспект самосознания великорусского народа, как необходимость восстановления древнерусского государства в его древних границах: «И это воспринималось как важнейшая национальная задача, а не имперская, – как освобождение других древнерусских земель от иноверной и инородной власти»[81]. «…Эти политические действия московских правителей шли под лозунгом не объединения близких между собой в этническом отношении земель, а возвращения московским правителям, как потомкам Рюрика, их наследственного права на земли, которые не находятся под их властью»[82].
Далее автор останавливается на существовании «Проекта большой русской нации», объединявшем все группы восточнославянского населения, входившие когда-либо в состав Древнерусского государства, и проводит аналогию с проектом создания «большой французской нации», осуществлявшийся французскими королями на протяжении XII–XIII вв. (объединение существенно различных в культурном и экономическом планах регионов Севера и Юга Франции). Переходя в этом контексте к вопросу присоединения Украины к России, автор отмечает, что в части историографии политика Москвы по отношению к Украине «определяется как имперская, а политика Капетингов как таковая не определяется. Это, в сущности, происходит потому, что конечный результат оказался в обоих случаях разным. В результате объединения Севера и Юга Франции сложилась (пользуясь аналогичным термином) “большая французская нация”, а на территории Восточной Европы “большая русская нация” не сложилась»[83].
Далее автор касается темы историографии русско-украинских отношений и в этой связи отмечает, что «в историографии наблюдаются две крайности в освящении этой темы. С одной стороны, в традиционной русской дореволюционной, а потом советской историографии период первой половины XVII века – это время, когда русско-украинские связи развиваются, укрепляются, одновременно обостряются отношения с Речью Посполитой, и в это время подготавливаются предпосылки для Переяславской рады и т. д. Другое направление – это скорее отрицание какого-либо серьезного значения этих связей, что находит свое выражение в утверждении, что, вообще, Хмельницкий стал думать о каких-то соглашениях с Россией, только когда разочаровался в союзе с Крымом»[84]. Далее следует утверждение, что, действительно, на рубеже XVI–XVII вв. эти отношения стали существенно углубляться по двум направлениям:
1. После Брестской Унии «произошли перемены в отношениях между верхушкой украинского православного духовенства и Россией», но объясняется это только тем, что украинское православное духовенство в результате этой унии оказалось в крайне затруднительном положении.
2. Усиление ориентации на Россию в среде казачества (хотя там присутствовали сторонники поиска разных союзников). Происходило это в связи с тем, что казачество, а особенно его верхушка, постепенно утрачивали иллюзии, что они смогут добиться более почетного для себя положения в составе Речи Посполитой.
Как мы видим, автор не придает большого значения развитию торгово-экономических отношений между Россией и украинскими землями Речи Посполитой в первой половине XVII в., как это делали представители советской историографии, к примеру А. И. Баранович.
Завершает свою статью Б. Н. Флоря рассуждением о том, почему верхушка украинского общества тех лет остановила свой выбор именно на вхождении в состав Московского государства, хотя условия этого вхождения давали ей довольно куцые автономные права, но ввиду отсутствия на территории Украины владений русских помещиков казачество на этой территории «могло оставаться господствующей социальной группой в течение достаточно длительного периода»[85].
Ознакомительная версия.
