Ознакомительная версия.
- В Вашей биографии имеются моменты, так сказать, "разбойных" выступлений. Интересовались ли Вы личностью Степана Разина? Каково Ваше отношение к нему как "идейному разбойнику"?
- Мы, большевики, всегда интересовались такими историческими личностями, как Болотников, Разин, Пугачев, и др.25
Рассуждая и дальше об этих крестьянских вождях, Сталин ни словом не обмолвился о собственных "разбойных" выступлениях, сознательно уйдя от какого-либо ответа на этот вопрос. Годы участия в революционной деятельности, хотя и на региональном уровне, романтический ореол "экспроприатора", прошедшего этапы, тюрьмы, сибирские ссылки, исподволь создавали Сталину репутацию "боевика", практика, человека дела. Скорее всего, такая характеристика близка к действительности с учетом, однако, его пассивности во время последней ссылки.
Конечно, на становление Сталина как марксиста большое влияние оказал В.И. Ленин. Известно его первое письмо, написанное в декабре 1903 года Сталину в Иркутскую губернию, село Новая Уда, где тот находился в ссылке. Владимир Ильич, очень внимательно присматривавшийся к революционерам с национальных окраин, заметил И. Джугашвили по ряду небольших публикаций в партийной печати и рассказам товарищей. В своем письме он разъяснял Джугашвили некоторые насущные проблемы партийной работы. Первый раз об этом письме И.В. Сталин публично вспомнил на вечере кремлевских курсантов в конце января 1924 года, посвященном памяти В. И. Ленина. Глухим, невыразительным голосом Сталин рассказывал о своих встречах с Лениным:
"Впервые я познакомился с Лениным в 1903 году. Правда, это знакомство было не личное, а заочное, в порядке переписки. Письмецо Ленина было сравнительно небольшое, но оно давало смелую, бесстрашную критику практики нашей партии и замечательно ясное и сжатое изложение всего плана работы партии на ближайший период... Это простое и смелое письмецо еще больше укрепило меня в том, что мы имеем в лице Ленина горного орла нашей партии. Не могу себе простить, что это письмо Ленина, как и многие другие письма, по привычке старого подпольщика, я предал сожжению"26.
Сталин не мог пожаловаться на невнимательность Ленина к себе. Когда он находился накануне революции в Сибири, на заседании ЦК РСДРП(б), проходившем под руководством Ленина, обсуждался специальный вопрос об организации побега из ссылки Я.М. Свердлова и И.В. Сталина27. Несколько раньше Владимир Ильич высылает Сталину в туруханскую ссылку 120 франков28. Ленин внимательно отнесся к письму Сталина из ссылки, в котором ставился вопрос о возможности издания статьи о "культурно-национальной автономии" и брошюры "Марксизм и национальный вопрос" в виде отдельного сборника29.
До 1917 года состоялось несколько встреч Сталина с Лениным. Из них наиболее продолжительной была встреча в Кракове. Имели место контакты Сталина с Лениным и ранее - во время IV съезда партии в Стокгольме, V съезда в Лондоне. Однако позже Сталин эти встречи стал рассматривать иначе. Уже в 1931 году он заявлял: "Всегда, когда я к нему приезжал за границу - в 1906, 1907, 1912, 1913 годах..."30 Выходит, Сталин отправлялся не на съезды и совещания, а "ездил к Ленину". Такое смещение биографических акцентов впоследствии "работало" на концепцию "двух вождей", создание мифа об особых отношениях Сталина с Лениным еще до революции. Правда, Сталин в своих утверждениях о близких отношениях с Владимиром Ильичем проявлял привычную для него осторожность. Вот пример.
Незадолго до начала войны на имя Поскребышева пришло письмо следующего содержания.
"Тов. Поскребышеву.
Прошу согласовать вопрос о возможности опубликования в печати информации: "Музей революции к ленинским дням".
Ответственный руководитель ТАСС
Я.Хавинсон
5 января 1940 г.".
К письму был приложен документ для "согласования".
"В.И. Ленину, через Крупскую, в Краков, 7 марта 1912 г.
Транспорт литературы около двух пудов привезли. Средств у нас нет ни копейки. Сообщите куда следует, пусть посылают смену людей или шлют денег...
С товарищеским приветом Чижиков".
Сталин ниже, на документе, резюмировал:
"Письмо Чижикова - не мое письмо, хотя я и ходил одно время под фамилией Чижикова.
И. Сталин"31.
Сталин мог бы добавить, что он "ходил" не только под фамилией Чижикова, но и Ивановича, Чопура, Гилашвили. В данном случае то ли кому-то "передали" фамилию Чижикова, то ли Сталин посчитал, что такое письмо его не "поднимает", но ясно одно: "вождь" не захотел хотя бы временно, хотя бы мысленно вернуться в прошлое. Даже в связи с Лениным.
Из искусства дореволюционной конспирации Сталин вынес немалое умение перевоплощаться. Он был одним на Политбюро, другим - выступая на съезде, третьим - беседуя со стахановцами. Не все могли сразу заметить эти перемены, но они были. Сталин в узком кругу мог быть более жестким, нежели "являясь народу". Об этом свидетельствуют люди, долго работавшие рядом с генсеком. В жизни все мы играем свои социальные роли. Хорошо или плохо. Понимаем это или не понимаем. Многие естественны в этой роли: труженика, матери, отца, учителя, сына, дочери. Самые искренние "актеры" - дети. Однако многие из тех, кто находится на высоких этажах социальной иерархии, именно играют свои роли. Порой фальшиво. Иногда естественно. Но... играют. Может быть, потому, что человек, находясь на вершине, попадает в поле зрения многих, замечающих даже мелочи. А власть человека над другими людьми всегда зависит не только от силы, но и от впечатления, "видимости" образа, привлекательности или непривлекательности руководителя. Находясь в Курейке, Сталин еще не думал об этом. Он все поймет позже. Тем более что до революции мало кто внимательно приглядывался к Сталину. В его невнушительной фигуре, тихой речи, вкрадчивых манерах никто не мог бы усмотреть будущего диктатора.
Работа Сталина в Баку, Кутаиси и Тифлисе показала наличие у Кобы неплохих организаторских способностей. Но уже тогда проницательные подпольщики заметили, что Сталин смотрит на партийные организации как на аппарат, механизм, машину реализации тех или иных решений. Большевики А.С. Енукидзе, П.А. Джапаридзе, С.Г. Шаумян, например, были более известны среди рабочих, чем Джугашвили. Не уступая им в марксистской подготовке, опыте подпольной деятельности, Джугашвили заметно отставал от этих признанных лидеров Закавказья в личной популярности. У него еще не было аппарата, который появится позже, чтобы настойчиво создавать эту популярность.
Подходил конец не только ссылки Сталина. Катилась к финалу и династия Романовых. Еще немногие могли предположить, что многовековое здание самодержавия менее чем через год рухнет и станет ареной ожесточенной борьбы двух начал: нового, революционного, и старого, традиционного. Свою роль в этой борьбе сыграет и человек, чьи анфас и профиль в России были пока совершенно незнакомы.
Февральский пролог_____________________________________
Могут ли быть "сигналы" из будущего? Кто скажет? Может быть, это возможно только в легендах, мифах, пророчествах, предсказаниях? Скупые вести, докатывавшиеся до Курейки, будоражили воображение, вызывали жаркие споры, отдавались упругими ударами сердца и покалыванием в висках. Сталин как-то сразу почувствовал приближение из-за горизонта будущего, которое виделось ему в контурах смутной надежды. Ведь только революция могла изменить положение ссыльного. В обычной жизни он обречен на прозябание. Ни профессии, ни дома. А самое страшное для человека - когда его нигде не ждут. Революционные толчки встряхнули Сталина. Она, эта надежда, росла, отодвигая куда-то в глубь стылых снежных равнин неверие, сомнения, колебания. Пожалуй, и сама жизнь есть вечная надежда. Как только она умирает, человеку уже нечего делать на этой земле.
Возможно, в канун нового, 1917 года Сталин чувствовал, что скоро вновь окажется в городе на Неве, где он так нелепо был схвачен охранкой четыре года тому назад на вечеринке, устроенной Петербургским комитетом большевиков в зале Калашниковской биржи. Ссыльные рвались на волю, где зрели бурные события.
Угрюмый грузин, хотя и был уже с 1912 года членом Центрального Комитета партии, кооптированным в его состав Пражской конференцией РСДРП(б), так и не стал среди ссыльных популярной личностью. Правда, он довольно близко сошелся с Каменевым. На одной из фотографий, сделанной в Монастырском, Сталин - рядом с ним, своим будущим союзником, а затем и противником. По своему характеру Сталин всегда был замкнут и малодоступен. Едва ли перед кем-нибудь он был готов открыть душу и пойти на тесные дружеские контакты. Его не привлекала пестрая община ссыльных с ее ожиданиями, обсуждениями писем, вестей с воли, семейными заботами, многочисленными спорами и проектами о бесклассовом обществе, полном справедливости, священном равенстве... Ему был чужд, как тогда говорили, "аристократизм духа"; не случайно уже после Октября он однажды назвал себя "чернорабочим революции". В глазах тех, кто его знал тогда, Сталин выглядел "боевиком", практиком подполья, но без большого полета мысли и фантазии.
Ознакомительная версия.
