- Лучше Гурджаани... - подал голос Вахтанг.
- Распорядитесь, дружище, - и еще одна пачка банкнот перекочевала в ловкие руки портье...
...Когда они вошли в номер, предупредительный портье закрыл за ними дверь со словами:
- Я надеюсь, вам понравится в нашем отеле, господа.
Жерар тут же подбежал к массивному старинному креслу с выточенными на спинке орлами, собравшись с силами, поднял его над головой и смаху обрушил на пол. Раздался треск дерева, у кресла отвалились ножки.
- Что ты делаешь? - испуганно вскрикнул Даниэль.
- Хочу почувствовать себя хозяином в этой паршивой конуре! Тем более, что на этом кресле, наверное, сидел сам Гиммлер! - Жерар обеими ногами с силой прыгнул на широкую кровать. С хрустом подломились ножки, лопнули пружины. - И он, наверное, спал на этой кровати! И уж, конечно, пил из этих фужеров, чтоб он еще раз сдох на том свете! - Жерар стал колотить об стену тяжелые хрустальные фужеры. Хрустальные осколки разлетались в разные стороны с мелодичным звоном.
- Ах, как звенят! - мечтательно прикрыв глаза, говорил Жерар. - Настоящий венский хрусталь!
Владимир хохотал, глядя, как беснуется Жерар, протянул ему огромное блюдо:
- Трахни-ка вот это! Кажется, богемское стекло!
- Давай! - Жерар с силой швырнул блюдо о стену, прищелкнул языком. Действительно, настоящее богемское!
- Прекратите! - кричал Даниэль. - Вы с ума посходили? Вахтанг, а ты что сидишь, как на панихиде?
- Я жду мой любимый Гурджаани, - улыбнулся Вахтанг. - Я мечтал о нем четыре с половиной года...
- Прекратите же! - снова закричал Даниэль. - Варвары!
- За все заплачено! - резонно возразил Владимир.
...Когда портье в сопровождении официанта с подносом, на котором стояли бутылки водки и тарелки с закуской, появились в номере, у портье едва не отвалилась челюсть. Можно было подумать, что тут прошло стадо быков. Портьеры на окнах порваны, переломаны кресла, побита посуда. На сломанной широкой кровати лежал, раскинув руки, Жерар и кричал:
- Что еще можно сломать в этом борделе?! Владимир, Вахтанг, придумайте, что еще можно сломать! У меня руки чешутся!
- О, перекур! - Владимир кинулся к официанту, налил в фужер водки, залпом выпил, схватил с тарелки ломти колбасы, обернулся. - Вахтанг, твое любимое Гурджаани!
- Твой любимый Гурджаани, - по-русски поправил его Вахтанг и тоже подошел к официанту с подносом, взял бутылку, подержал, словно взвешивал, прочел этикетку, улыбнулся, проговорил тихо: - Ну, здравствуй, дорогой... столько лет к тебе шел...
- Господа... как это понимать? - бормотал подавленный портье. - Это дорогая мебель... восемнадцатый век, господа... дорогая мебель...
- Не волнуйтесь, дружище! - прожевывая колбасу, успокоил его Владимир. Просто нам некуда девать силы и мы решили немного повеселиться после этой проклятущей войны! Имеем право? Или веселиться можно только Гиммлеру с Кальтенбруннером?
- Восемнадцатый век... Боже мой... - лепетал портье.
- Мы понимаем - восемнадцатый век! За восемнадцатый особая плата, так? Пожалуйста, получите, - Владимир достал еще пачку банкнот, сунул ее портье, и выметайтесь отсюда, дружище, не мешайте веселиться! Давай шевели ногами! он подтолкнул портье и официанта к двери, захлопнул ее...
...В ресторане дымно и шумно. Больше всего галдят американские солдаты, расположившиеся за несколькими столиками недалеко от эстрады. Дальше столики с французами, в углу четверо русских офицеров. Через плечо у одного висела на красной ленте гитара. На эстраде пела моложавая женщина, белокурая, в длинном серебристом платье с разрезом почти до пояса, так что мелькало голое бедро. На лице ее морщины преждевременной усталости и только когда она улыбалась, из глубины души всплывала придавленная годами трудной жизни красота.
Жерар, Владимир, Вахтанг и Даниэль вошли в ресторан, глазами ища свободный столик. Затем Жерар пальцем поманил к себе метрдотеля, что-то проговорил ему на ухо, сунул деньги и тот повел их через зал к свободному столику, тут же приказал что-то официанту и тот, кивнув, торопливо ушел.
Жерар, Владимир, Вахтанг и Даниэль сели за стол.
- Вон русские, - сказал Владимир, - два старлея и капитан... Я бы теперь, наверное, был бы уже майором... или подполковником...
- Ты теперь - живой... - сказал Вахтанг.
- И свободный человек! - ухмыльнулся Жерар. - Гражданин мира!
- Грабитель и убийца, - язвительно добавил Даниэль.
- Кажется, мы одной веревочкой повязались, - парировал Владимир, - разве не так?
- Хотел бы я знать, куда она нас приведет? - спросил Даниэль.
- Боюсь не туда, куда мы захотим, - задумчиво проговорил Вахтанг.
- Слушайте, а певичка ничего! - сообщил Жерар. - Да посмотрите же, сукины дети!
Владимир посмотрел на певицу и ему показалось, что она тоже смотрит на него. Она пела и улыбалась, плавно раскачиваясь над сценой, и маленький оркестрик за ее спиной старался вовсю, и французские солдаты восхищались больше всех, кричали, аплодировали, кто-то швырнул ей под ноги букет фиалок, и она грациозно подняла их, послала французам воздушный поцелуй и продолжала петь.
- Веселый народ австрийцы, - грустно улыбнулся Даниэль. - Была война - не было войны, они веселятся и никаких гвоздей. Не то что мы...
- Они не видели настоящей войны, - сказал Владимир, продолжая глядеть на певицу, - Жерар, как ты думаешь, у нее красивый голос?
- Замечательный! - с готовностью восхитился Жерар и подмигнул Даниэлю и Вахтангу. - У нее голос настоящей оперной певицы! А фигура, как у греческой богини!
- Да? - Владимир подозрительно взглянул на него.
- Неужели я похож на торговца, который хочет всучить тебе порченый товар? - обиделся Жерар.
Владимир встал и пошел между столиков к эстраде.
- Как бы мы опять не влипли в историю, - сказал Даниэль, глядя ему вслед.
Владимир подошел к эстраде, некоторое время ждал, глядя на певицу. Теперь она смотрела на него и улыбалась. Она кончила петь и во время короткой паузы, когда гремели аплодисменты и солдаты кричали: "Браво!", Владимир спросил:
- Простите, фройлен, вы умеете петь по-русски?
- Немного, - чуть смутилась певица, - несколько русских песен...
- Каких?
- Ну... "Калитку" знаю... "Гори, гори, моя звезда"...
- Благодарю вас, фройлен, - Владимир раскланялся и пошел к своему столику. Вид у него озабоченный.
- Ты договорился с ней с пулеметной скоростью, - сказал Жерар.
- Эх, если б была гитара... Она могла бы спеть "Калитку"...
- Может, я смогу помочь? - осторожно спросил Вахтанг.
- А ты умеешь на гитаре? - удивился Владимир.
- Не только... - усмехнулся Вахтанг, - я ведь консерваторию кончил...
- Ого! - выпучил глаза Жерар. - Консерваторию? Даниэль, как ты думаешь, сколько еще талантов спрятано в этом грузине?
- Затрудняюсь даже предположить, - улыбнулся Даниэль.
- Я сейчас,-Вахтанг направился к столику, за которым сидели русские офицеры.
- По моему, он это делает зря, - нахмурился Владимир.
- Господа... мой товарищ... - на ломанном русском проговорил Вахтанг, подойдя к столику, - он немного поет по-русски... Можно вашу гитару? Две минуты?
Русские сначала настороженно посмотрели на него, потом капитан улыбнулся, сказал:
- Василий, дай ему гитару.
Василий тоже улыбнулся, снял с плеча гитару, протянул Вахтангу.
- Спасибо, - улыбнулся тоже Вахтанг. - Виват! Победа! Он вернулся к столику, присел и взглянул на Владимира:
- Попробуем на троих. Я тоже знаю "Калитку", - он опытной рукой провел по струнам, взял аккорд.
- Пошли! - Владимир решительно встал. - Только голос у меня так... для компании...
- Ничего, дорогой, ничего...
Они направились к эстраде.
- Прошу прощения, фройлен, мы готовы спеть с вами "Калитку", - сказал Владимир
Певица сделала знак рукой оркестру и музыканты умолкли. Стало тихо, и в этой тишине начали мелодично звучать переборы гитарных струн, и певица первая начала негромко:
- Отвори поскорее калитку...
Вторым вступил Вахтанг. Чуть хрипловатым голосом, с сильным акцентом, но голосом сочным и глубоким. Третьим присоединился Владимир. Зал начал невольно прислушиваться к голосам певицы, Владимира и Вахтанга. Играл он мастерски, гитара плакала и волновалась, и голоса двоих мужчин вселяли в души тревогу и надежду...
Когда они замолкли, ресторан взорвался аплодисментами, и больше всех старались Жерар и Даниэль.
- Когда вы кончаете работу, фройлен? - спросил Владимир.
- К сожалению, я сегодня занята, - с извиняющейся улыбкой ответила певица.
Подлетел официант с корзиной цветов, отдал ее Владимиру, а тот, в свою очередь, протянул цветы певице.
- О-о, - улыбнулась она, - вы очень добры!
Владимир запихнул в корзину пачку денег, отчего у певицы глаза стали вдвое больше. И вдруг Вахтанг легко вспрыгнул на эстраду и сделал повелительный жест оркестру, приказывавший молчать.
И заиграл. И запел по-грузински... Это был плач по родине, это была раненая надежда на встречу с ней, это были любовь и страдание. Гортанный голос легко взбирался в самую высь нот и вдруг обрушивался вниз... и оборвался на глубокой, торжествующей ноте...
