Ознакомительная версия.
Но если денег не было, то генератором идей царь был великолепным. Будучи женат на половецкой княжне Гурандухт, дочери хана Атрока и внучке знаменитого Шар-хана, он списался с тестем, как раз тогда поставленным на край гибели степными победами Владимира Мономаха, и предложил тому программу green-card на сколько угодно семей. Кстати сказать, слегка понимая Давида, считавшего ходов на десять вперед, поневоле подозреваю, что и брак этот, заключенный задолго до того, был реализован с видами на далекое будущее. Тесть ответил согласием. Имелась, правда, проблема: половцы были в размирье с осетинами, и те ни за что не пропустили бы эмигрантов на новую родину, однако этот вопрос Давид решил быстро, сперва сходив на осетин походом, затем же, когда они поняли, что драться будет себе дороже, предложив союз и материальную помощь. А знати еще и набор столь привлекательных преференций, от чинов и титулов до земель и золота, что горцы возражать не стали. В период с 1118 по 1120 год через перевалы прошло на юг несколько тысяч (источники говорят «сорок тысяч», но это полная чепуха, а почему, будет растолковано в книге) кипчакских семей, получивших землю и подъемные в обмен на обязательство выставлять джигитов по первому требованию из расчета «одна семья – один всадник». На этом военную реформу можно было считать законченной. А война была уже на носу.
Раздробленные, ненавидящие друг друга кузены из недавно еще великого Дома Сельджука все же не были идиотами. Грузия как таковая, возможно, их и не очень интересовала, но появление «франков», потеря важнейших торговых портов, да еще и очевидно возросшее стремление к реваншу Империи делали вполне вероятной перспективу возвращения в пустыню и саксаула в меню. Султаны, успевшие привыкнуть к персикам и рахат-лукуму, этого очень не хотели, а рождение еще одного сильного христианского государства в тылу ставило саксаул на повестку дня. Меры следовало принимать немедленно, причем совместно. Порознь они не значили уже ничего. Так что вовсе не по приказу султана Махмуда, уже не имевшего возможности что-то приказывать кузенам и племянникам, а исключительно по зову души весной 1121 года мелкие эмиры Ирака и Сирии после долгих проволочек объединились и, доверив командование Иль-Гази, атабеку Алеппо, единственному турецкому военачальнику, умевшему побеждать «железных людей» в полевом сражении, двинули на Южный Кавказ очень большое и сильное войско – 20–25 тысяч бойцов (дикие цифры источников, говорящих о 250 и даже 350 тысячах, доверия не заслуживают никакого). Войско Давида тоже было сильным и профессиональным, но, конечно, поменьше (до 15 тысяч человек, включая, помимо грузин и половцев, несколько сотен осетин и несколько десятков воинов-интернационалистов в белых плащах с алыми крестами). И тем не менее 12 августа 1121 года на Дидгорском поле «абхазы, картвелы, раны, кахи», а также армяне, кипчаки, аланы и «франки» одержали красивую и элегантную победу, навсегда переформатировавшую геополитику региона.
Сельджуки, как единое целое, перестали быть проблемой. Некоторой угрозой являлся Румский султанат, возникший в Малой Азии, на территории бывших восточных фем Империи, но эта опасность на тот момент была гипотетической: тамошние «мини-султаны» осваивались в новом качестве, не слишком пока еще успешно огрызаясь на воспрянувший духом Константинополь, а ничего более страшного, куда ни глянь, не наблюдалось. Даже Тбилиси царь не стал брать сразу. Он выждал год, видимо, наводя контакты по линии «мстовари», а затем яблочко упало в руки само собой, чуть ли не с цветами и хлебом-солью. Упразднение эмирата прошло в полном порядке, без каких-либо эксцессов. Всем «калакели» (коренным тбилисцам), невзирая на деятельность при старом режиме и вероисповедание, были гарантированы (вспомним еще раз о том, чего мы не знаем, но чего не могло не быть – тайные контакты в течение года) неприкосновенность и покровительство, причем самым низким налогом (3 динара в год) были обложены правоверные. С евреев взимали 4 динара, с армян, насколько мне удалось выяснить, столько же, и только православным было предписано платить по обычной, без льгот, таксе 5 динаров. Арабский историк Ахмад Аль-Фариги указывает, что даже при преемнике Давида, Деметре I, «даже и в самом Багдаде не относятся к мусульманам столь тепло и уважительно, как в Тбилиси». Не приходится удивляться, что к царю, мгновенно прослывшему великим и мудрым, поехали посольства, явные и тайные. Жители мелких окрестных владений, и мусульмане, и, естественно, армяне, вполне справедливо полагали, что от добра добра не ищут, а власть сильного и гуманного господина, к тому же еще имеющего достаточно средств, чтобы не обдирать подданных до нитки, предпочтительнее прозябания под крышей жадной мелочи. Очень быстро Грузия обросла вассалами. Кто не хотел, тому – как довольно крупному по тем местам Ширванскому шахству – разъясняли, но опять-таки в умеренных тонах. Затем как-то незаметно, почти что сами собой, в составе Грузии оказались огромные территории северных провинций бывшей Великой Армении, в том числе и ее красавица-столица Ани, правитель которой получил сан и полномочия вице-короля. А потом, 24 января 1125 года, великий Давид IV, уже при жизни с полным правом названный Агмашенебели (Восстановитель), скончался. По меркам того времени, не столь уж молодым, но и не стариком – 52 лет от роду, оставив после себя Грузию «от Никопсии до Дарубанда и от Овсетии до Арагаца». Причем обустроенную, богатую и сытую, с мощной армией, знающей свое место знатью, боящейся Бога церковью, работающим как еще не изобретенные часы аппаратом и мелкими, слабенькими, заглядывающими в рот любому гостю из Тбилиси соседями.
Никогда после, считая и «коллективного Давида» эпохи Тамар, и «почти Давида» Брцхинвале, не было в Грузии никого подобного, но массе стран такие в лотерее генов не выпадают и вообще за все века существования. Наследник же Деметре, будь он даже семи пядей во лбу, обречен был до скончания жизни сидеть в отцовской тени, но, надо сказать, эти семь пядей он таки имел, поскольку тешить свое ego, что-то кому-то доказывая, не пытался, а только всеми силами поддерживал страну в том виде, в каком получил от родителя, воюя лишь тогда, когда спорные вопросы не удавалось решить компромиссом, но если уж воюя, то наверняка. Жесток не был, однако любые попытки испортить сделанное отцом пресекал по-черному: например, когда младший брат в 1130-м решил, что корона будет идти ему больше, чем старшему, безо всякой жалости приказал выколоть смутьяну глаза, хотя по дальнейшей судьбе слепца – большая пенсия, роскошное имение, масса слуг, – видно, что любил. В общем, все при нем оставалось, как при батюшке. То есть хорошо. Вот только батюшкой, умевшим контролировать все, он все же не был, а потому вынужден был привлекать к рулю преданных людей из числа знати, что в перспективе сулило немало неприятностей. Не слишком хорошо было и в семье. Оба сына, и наследник, Давид, и младший, Георгий, были юноши способные и достойные, но очень не любили друг друга, а отец почему-то больше симпатизировал младшему и, что хуже, не умел не показывать этого на людях. Естественно, начались склоки, интриги, двор, как водится, разбился на враждующие кланы, Давид, не желая оказаться лохом, принялся копать под отца и в 1155-м добился пострижения старого царя в монахи. Правда, совсем ненадолго и на свою голову.
Глава VI. История нелюбви
Шутка насчет природы, отдыхающей на детях великих отцов, зла, но несправедлива только отчасти. Плохо всю жизнь не жить, а стараться соответствовать. Надо думать, в полной мере ощутил это на себе Деметре I. Храбрый вояка, видимо, неплохой администратор, всегда бывший рядом с отцом, он и правил страной вполне достойно, но – гением не был. Ни на поле боя, ни в делах государственных, ни в решении проблем семейных. Так что, если при грозном папе интриговать при дворе не посмела бы и кухонная крыса, эпоха его сына оказалась куда занятнее. В частности, по официальной версии, наследный принц Давид всю жизнь только и делал, что строил козни. В 1130-м, в сговоре с военным министром Иванэ Абулетисдзе, он якобы даже устроил масштабный заговор, но сумел выйти сухим из воды, а в 1154 (или 1155) все-таки сверг папеньку, запер в монастырь и короновался под именем Давида V. Однако процарствовал совсем недолго и в 1156-м умер, оставив малолетнего сына Демну (Деметре – видимо, в честь деда), а на престол вернулся старый царь-монах, Деметре I. Но и он, в свою очередь, через несколько месяцев скончался, и царем стал его младший сын Георгий.
Факты точны. Но, как говорил Владимир Ильич, по форме правильно, по сути – издевательство. Прежде всего, явная чушь, что заговор 1130 года Давид задумал, «опасаясь, что отец передаст престол младшему брату». Даже не говоря, что в Грузии действовал жесткий принцип наследования по старшинству, он, судя по тому, что к моменту смерти царя его первенец был совсем мал (а женились тогда рано), в 1130-м был слишком юн, чтобы вообще что-нибудь организовывать. Да и, учитывая возраст обоих царевичей, рано было говорить о каких-то отцовских предпочтениях. Наконец, ничего не известно о каких-либо разногласиях между братьями. Напротив, умирая, Давид назначил регентом именно Георгия. Предположение, что заговор 1130 года готовился в пользу Давида, но без его участия, тоже не катит. Заговор-то имел место, и клан Абулетисдзе в нем активно участвовал, но по итогам раскрытия был сурово наказан (ослеплен) младший брат Деметре, Константин. Из чего ясно следует, на кого играли конфиденты. Кстати, в тот момент, кроме брата, царь никого наказывать не рискнул, но позже, в 1138-м, военный министр, чье влияние упало вследствие серии поражений в войнах, был все-таки арестован и казнен. Поскольку казнить полководцев-неудачников в Грузии было не принято, казнили его, скорее всего, в связи с причастностью к очередному, как раз тогда раскрытому заговору в пользу еще одного царского брата – Вахтанга. Вполне возможно, что припомнили и старые грешки. Но, как бы то ни было, нет никаких указаний на какую-либо причастность уже подросшего Давида и к этим событиям. Строго говоря, нет оснований даже утверждать, что переворот 1155 года вообще имел место. Подробностей нет никаких. Зато известно, что ближний круг Давида (в первую очередь, род Орбели) сохранил свои посты и при «реставрированном» Деметре, и позже, при Георгии III, не подвергаясь никаким репрессиям. Так что совершенно не исключено, что уставший от активной жизни престарелый монарх ушел на покой по доброй воле, сдав власть, как положено, законному наследнику.
Ознакомительная версия.