Ознакомительная версия.
Праведный халиф Абу-Бакр, последователь и сподвижник Магомета, так писал, обращаясь к арабским племенам: «Во имя милостивого Аллаха… всех уверовавших в единого Бога извещаю, что я намерен отправить истинно верующих в Сирию, чтобы освободить ее от рук неверных. Знайте, что эта война за веру, и послушание сие угодно Аллаху. ‹…› Помните, – говорил этот преемник пророка и полководец правоверным и благочестивым воинам, собравшимся претворить огнем и мечом сей акт послушания, – что вы всегда на виду у Бога: и на пороге смерти, и в ожидании Страшного суда, и в надежде на рай. ‹…› Сражаясь за Всевышнего, оправдайте гордое звание воина и мужчины и не поворачивайтесь спиной к опасности».
Возвышенные послания святого Бернара вдохновляли тамплиеров на ратные подвиги: «Оказавшись в пекле сражения, рыцарь отбрасывает прежнюю свою кротость, словно бы говоря: «Не ненавижу ли я тех, кто ненавидит Тебя, Господи; не мерзки ли мне враги Твои?» Мужи сии немедля яростно бросаются на врага, будто на стадо овец. Насколько бы враг ни превосходил их числом, они никогда не относятся к нему как к войску жестоких варваров или к страшной орде. Не полагаются они и на свою собственную силу, но верят, что Господь дарует им победу. Памятуют они слова Маккавеев:
«Легко и многим попасть в руки немногих, и у Бога небесного нет различия, многими ли спасти или немногими; ибо не от множества войска бывает победа на войне, но с неба приходит сила». Бесчисленное количество раз видели они, как один человек преследовал тысячу, и двое обращали десять тысяч в бегство.
Так, чудесным и небывалым образом, представляются они кротче агнцев, но в то же время яростней львов. Не знаю, было ли бы уместнее называть их монахами или солдатами, но только, пожалуй, лучше было бы признать их и тем и другим. Воистину, нет у них недостатка ни в монашеской мягкости, ни в воинской мощи. Что скажем мы об этом, кроме того, что сие было соделано Господом и чудно в глазах наших»[77].
Кардинал Жак де Витри, епископ Акры, нередко сопровождавший рыцарей-тамплиеров в их военных кампаниях, так описывает религиозно-военный энтузиазм братьев ордена: «Когда звучит призыв «К оружию!», те не страшатся врагов и без колебания бросаются в бой. Львы в битве, но агнцы в монастыре; храбрые воины на поле сражения, но кроткие монахи в молитве; свирепы и беспощадны к врагам Иисуса Христа, но добры и милосердны к христианам. В битве они идут под знаменем, разделенным на две половины – черный верх и белый низ[78], в знак того, что они справедливы и милостивы к христианам и страшны и ужасны для врагов. Сами братья называют это знамя Босеан (старофранцузское «beauseant» или «bien-seant» означает «пегий», «полосатый»)[79].
Среди многочисленных примеров проявления религиозного фанатизма мусульманских воинов наиболее примечательна приведенная ниже притча – эпизод из истории исламских завоеваний, изложенный Абу Мухаммадом Абдуллахом Аль-Вакиди, кади Багдада: «Мне грезится, – поведал отважный сарацинский юноша в разгар битвы против христиан под стенами Эмесы[80], – грезится, что я вижу двух чернооких дев, и столь они хороши, что, кажется, появись наяву хоть одна из них, любой, кто повстречал бы ее, умер от любви; я вижу в руках одной из них платок из зеленого шелка, на голове ее убор из драгоценных камней, она манит меня и зовет: иди же ко мне скорее, ибо я люблю тебя!» Воспламенившись этими словами, юноша взял меч и двинулся на врага, сея хаос и разрушение на своем пути, пока, наконец, не был сражен ударом копья. «Жизнь свою я посвятил служению Аллаху и его посланнику, – промолвил умирающий арабский воин, когда обнял в последний раз сестру и мать, – и за все удовольствия мира я бы не отрекся от своей доли. От одного из сподвижников пророка слышал я, что души мучеников в обличье зеленых птиц перенесутся в рай, где утолят голод дивными плодами райских садов, а жажду – водой райских родников. Прощайте, мы встретимся снова среди рощ и фонтанов, что уготованы Аллахом для избранных!»[81]»
Магистр Храма брат Бертран де Бланшфор был освобожден из плена по просьбе Мануила I Комнина, императора Константинополя[82]. После возвращения он написал несколько писем Людовику VII, королю Франции, в которых поведал о положении дел в Святой земле, об увеличении мощи и дерзости неверных, о разорении и запустении, вызванном страшным землетрясением, в результате которого были повержены замки, дома и крепостные стены городов.
«Гонители церкви, – писал магистр, – поспешили воспользоваться нашим несчастьем: великое множество неверных собирается со всех концов земли, чтобы единой силой ударить и изничтожить служителей Храма Господня»[83].
В период магистерства Бертрана де Бланшфора был заключен мирный договор с Фатимидами. В 1167 году в Каир на переговоры с юным халифом аль-Адид Лидиниллахом были отправлены послы крестоносцев – рыцарь-тамплиер Жоффруа и граф Гуго Гренье из Кесарии. «Сопровождаемые визирем и слугами халифа, рыцари миновали череду мрачных галерей дворца Фатимидов и достигли драгоценных врат, ведущих во внутренний сад правителя. Жар пустыни здесь смягчали многочисленные фонтаны, среди диковинных растений порхали птицы, услаждая слух пением, по саду расхаживали или томились в клетках редкие животные. Чернокожие воины и дворцовые евнухи препроводили посланников магистра до входа в личные покои халифа, скрытые от глаз посторонних шелковой завесой. Здесь визирь отложил в сторону свой кривой меч и трижды поклонился до земли, занавеси распахнулись, и посланники узрели повелителя правоверных»[84].
Брат Бертран де Бланшфор в своих письмах к королю Франции сообщает о военных операциях в Египте, о взятии Бильбейса, многолюдного города с преобладанием коптского населения, что возвышался на правой стороне дельты Нила, и безуспешной осаде стратегически важного укрепления – античного Пелузия[85].
Султан Нур ад-Дин, узнав, что Великий магистр и большая часть братии отправились в поход, вероломно вторгся в Палестину и устроил страшную бойню. Шестьдесят рыцарей ордена, оставшиеся в Иерусалиме, и возглавляемые ими туркополы, конные лучники, охранявшие границы государства, были убиты[86].
Рвение и преданность тамплиеров в их служении Христу по-прежнему было предметом восхваления и восхищения, как на Востоке, так и на Западе. Папа Александр III в своих письмах говорит о них как об отважных защитниках Иисуса Христа, которые ведут священную войну и ежедневно отдают жизни за своих братьев. «Мы молим, и мы увещеваем вас, – говорит он, обращаясь к архиепископам и епископам, – из любви к Богу, почтения к святому апостолу Петру и ко мне, как наместнику Божьему на Земле, а также во имя спасения собственных душ, оказывать им [орденам] помощь, поддержку и должные почести, сохранять все их привилегии неприкосновенными, гарантировать покровительство и защиту»[87].
Амори, король Иерусалима[88], преемник Балдуина III, в письме к «своему дорогому другу и отцу», Людовику VII, королю Франции, от имени всех правоверных христиан Святой земли молит проявить добросердечие, «но прежде всего, – говорит он, – мы усердно просим Ваше Величество о протекции в отношении в братьев Храма, которые постоянно жертвуют своими жизнями во имя Бога и веры и через коих мы делаем то немногое, что способны предпринять, ибо после Бога они опора всех тех, кто в восточных землях избирает путь праведной жизни»[89].
Филипп де Милли (1169–1171)
В 1169 году Великий магистр брат Бертран де Бланшфор отошел в лучший из миров, в августе того же года его пост занял Филипп де Милли (Мийи), лорд Наблуса и Трансиордании, седьмой по счету магистр Храма и первый из рожденных в Палестине. Он был лордом крепости Крак-де-Монреаль в Аравии Петрее (совр. Иордания), самым влиятельным бароном Иерусалимского королевства и другом короля Амори. После смерти жены Изабеллы в 1166 году Филипп де Наблус принял монашеский постриг и обеты ордена Храма[90].
А теперь сделаем небольшое отступление, чтобы поведать о возвышении другого великого военно-монашеского ордена, который к описываемому периоду занял лидирующее положение в защите Латинского королевства.
Госпитальеры Святого Иоанна Иерусалимского
В XI веке, когда количество пилигримов в Иерусалим начало стремительно увеличиваться, итальянский купец Мауро и его соотечественники из Амальфи и Салерно, ведущие прибыльную торговлю с Палестиной, выкупили у египетского халифа, владетеля Палестины, участок земли в христианском квартале Священного града близ храма Воскресения Христова и получили разрешение на строительство странноприимного дома, или госпиталя[91]. На этом участке в 1170 году возвели два лазарета – для раздельного проживания паломников и паломниц. Несколько благочестивых и милосердных христиан, главным образом из Европы, посвятили себя служению и заботам о больных, раненых или нуждающихся паломниках. Здесь же построили две часовни: в женском приделе – Святой Марии Магдалины, в мужском – в память Святого Иоанна Элеймона (Милостивого), канонизированного патриарха Александрийского, прославившегося своей безмерной благотворительностью. Благочестивых и добросердечных служителей амальфийского госпиталя, ухаживающих за больными паломниками, предоставлявших одежду и пропитание нуждающимся, стали называть «госпитальерами Святого Иоанна Иерусалимского», или «иоаннитами».
Ознакомительная версия.