Скоро подали поезд, и мы поехали.
В Шуре. Ужин у Адильгирея
Не помню, в тот же день или через один-два дня после приезда в Шуру, я был приглашен на маленькое совещание у А.Г. Даидбекова. Кроме хозяина квартиры, я встретил здесь Коркмасова, Дахадаева и Темирханова. Хозяин гостеприимно предложил нам довольно хороший ужин. Беседовали за ужином. Темой беседы было положение, создавшееся в Дагестане после революции. Не помню, кому принадлежала постановка вопроса, но он был поставлен примерно так: царя прогнали, его правительство тоже. Власть царской России над Дагестаном прекратилась, исчезла. Как же теперь быть, чтобы сохранить порядок, не допустить анархии? Ясно помню, что возник спор и довольно долгий. Коркмасов и Дахадаев, видимо, заранее сговорились, били согласованно в одну цель. Их точка зрения сводилась к следующему. Вместе с царским правительством и русскими чиновниками должны отойти в сторону и те из дагестанцев, которые скомпрометированы службой царизму, т. е. вся чиновная интеллигенция и офицерство. У власти могут остаться только люди честные, новые, со старым режимом не связанные. Нужно, чтобы народ понял и видел, что действительно произошла перемена власти. Кроме того, они высказывались за организацию Исполнительного Комитета и против комиссара. Областным комиссаром был Ибрагим Гайдаров. Против него были настроены все, т. к. Гайдаров не знал Дагестана, только юг. Кроме того, он был связан с Временным Правительством Петрограда и был назначен оттуда. Его преданность Дагестану была под сомнением. Но против первого положения возражал Темирханов. На этом разговор и кончился.
Махач Дахадаев.
Ибрагим Бек Гайдаров
В Темир–Хан–Шуре. Борьба между Махачом и Гайдаровым
Я уже застал в Шуре общее враждебное отношение к Областному комиссару Ибрагиму Гайдарову. С одной стороны всех оскорблял его независимый, повелительный характер. Кроме того, говорили, что он не знает Дагестана, а только юг и то – немного. Наконец, ему не доверяли как ставленнику Временного правительства и за его сношения с Закавказским комиссариатом. Все предпочитали видеть на этом посту, раз он должен был существовать, дагестанца, кровно связанного с дагестанской общественностью. Благодаря тому, что на этих положениях сходились почти все, Гайдаров был снят, и на его место был назначен доктор Магомед Далгат.
Во всем этом движении против него И. Гайдаров обвинил Махача Дахадаева. И так как совет солдатских и рабочих депутатов было единственное место, где Гайдаров пользовался некоторым влиянием, то он настроил этот совет против Махача как против капиталиста, нажившегося на войне, находившегося в сделке с царским правительством и прочее.
Темир-Хан-Шура. Фото начала 20-х годов ХХ в.
Стоят, слева направо: А. Тахо-Годи, Б. Шаханов, Д. Коркмасов, А.Г. Даидбеков, М. Дахадаев; сидят: Нафисат (жена М. Дахадаева), Д. Шаханова (жена Б. Шаханова), Н. Тахо-Годи (жена А. Тахо-Годи), Джансурат Шаханова (сестра Б. Шаханова); сидит М.-М. Хизроев. Темир-Хан-Шура. 1917.
Не знаю, по чьей инициативе и как, но помню, что по этому поводу состоялось собрание под председательством Зубаира Темирханова. На этом собрании все нападали на Махача. Гвоздем обвинения было то, что Махач дал якобы взятку генералу Дутову (кажется, эта фамилия упоминалась) и через его посредство получил разрешение и субсидию на постройку своего кинжального завода.
Махач защищался геройски и очень красиво. Он привел ряд документов, которые полностью опровергали все главные обвинения.
Однако враждебное Махачу настроение было прочное, и сломить его одними выступлениями на собрании, видимо, было нельзя. Когда его враги увидели, что осудить его на собрании и таким образом покончить с ним нельзя, они решили его убить.
Были вызваны солдаты, видимо, уже подготовленные и настроенные против Махача, и в канаве около клуба, где происходило собрание, была устроена засада. Хотели убить Махача при выходе его из клуба.
Я узнал об этом совершенно случайно и принял тотчас же меры, чтобы этому помешать. Я командовал в это время маршевой сотней 1-го Дагестанского полка. В ней было около 300 всадников. Собственно, это были две сотни, но я соединил их в одну, чтобы в такое время меньше зависеть от случайной воли командиров сотен и иметь в своих руках эту, по тому времени в Шуре, внушительную силу. Я сейчас же вызвал к себе вахмистра (Магомат Гамзат, родственник Магомы Мирзы Хизроева – он потом был убит) и сделал ему распоряжение немедленно выставить сотню в боевом порядке.
Когда сотня была готова, я отыскал председателя совета Кагарлицкого и сообщил ему, что мне стало известно о готовящемся покушении на Махача. Я просил его предупредить кровопролитие, убрав своих людей в казармы.
Кагарлицкий, который, видимо, тоже был уже осведомлен о появлении сотни, начал уверять меня, что никакой засады нет, и что мне дали совсем неверные сведения.
Я не мог спорить. Когда собрание кончилось и мы вышли, действительно никого уже не было. Но у меня были верные сведения, что засада была.
В Темир–Хан–Шуре. Главные борющиеся силы
Основные общественные силы, которые потом боролись в Дагестанской гражданской войне, наметились очень быстро, и мне они были ясны и понятны.
Если в городе шла работа по организации власти и организации общественного мнения, то и в горах не дремали. Там тоже велась лихорадочная работа. Нажмуддин Гоцинский и Узун Хаджи развили горячую пропаганду установления шариата и под этим лозунгом организовали нагорное население.
В городе я ясно видел разницу между Социалистической группой и националами. В это время я был близок к Хизроеву и часто с ним виделся. Он один имел доступ ко мне в сотню, где было много аварцев. От Магомед Мирзы я узнавал многое. Он часто беседовал со мной на темы текущих событий, но я сильно расходился с ним.
С другой стороны я видел, что Темирханов ведет некрасивую двойственную игру.
Очень характерен в этом отношении случай с револьверами. У Хизроева и Коркмасова, как недавно приехавших из России, не было оружия. Купить его в то время было очень трудно, так как каждый нуждался в оружии для себя. У нас же было достаточно оружия, но я был только его хранителем. Распоряжался же оружием исполнительный Комитет, в распоряжении которого был и я, и моя сотня. Когда они обратились ко мне за оружием (просили два нагана), я, естественно, направил их к Темирханову, который в это время был председателем Исполкома. Последний направил их ко мне, а меня вызвал и сказал, чтобы я им не давал наганов.
Я был обозлен его действиями и прямо сказал им, что оружие состоит на учете Исполкома и выдается по письменному приказу его председателя.
Конечно, Темирханов не посмел им не дать приказа, и я им выдал оружие. Таким же образом получил у меня наган Казанбий Гаитов, о чем я до сих пор крайне сожалею.
В Темир–Хан– Шуре. Главные борющиеся силы. Узун Хаджи
Узун Хаджи. Рис. Х. Мусаясул
Среди шариатистов Узун Хаджи был самым активным деятелем. Он вовсе не был арабистом, ученым шариатистом. Это, скорее, совершенно невежественный человек, который едва ли имел ясное представление о шариате и вообще об исламе.
Узун Хаджи – яркий представитель наших дагестанских шейхов, которые известны как ярые фанатики. На деле он был просто ловким жуликом. Отец его очень хорошо знал. На его глазах Узун Хаджи сделал свою карьеру. Отцу было больно смотреть, как этот невежда и прохвост объедает бедноту, говоря всем, что Бог с ним беседует, и он все знает. Бедные темные люди верили, одурманенные ловкими приемами Узун Хаджи. Они приходили к подвалу, в котором он «уединялся для беседы с Богом», и приносили ему лучшее, что у них было.
