фюрера с просьбой применить накопленные «знания» для избавления концлагерей от «живого балласта». Его охотно поддержали, и персонал «Т-4» оперативно перешел в подчинение СС. Была сформирована бригада врачей, которая отбирала нетрудоспособных и нежелательных узников концлагерей для последующего умерщвления газом в одной из спецлечебниц. Один из нацистских докторов писал жене об этой процедуре: «Наша работа очень, очень интересна...» Руководство РСХА по достоинству оценило усилия организаторов программы «эвтаназии». Неудивительно, что костяк персонала в лагерях уничтожения (Белжец, Собибор и Треблинка) рекрутировался из бывших участников «акции Т-4».
Перед развязыванием войны берлинские власти позаботились и об учреждении особого законодательства, в корне пресекавшего какие-либо оппозиционные настроения. 26 августа 1939 г. газеты обнародовали «Постановление о чрезвычайном уголовном праве во время войны и в особых ситуациях». Вводился новый состав преступления — «подрыв обороноспособности», за что требовали «беспощадной ликвидации элементов, подрывающих сплоченность и волю к борьбе немецкого народа». Особые суды (в 1942 г. их было 74) должны были наказывать потенциальных оппонентов режима. За прослушивание радиопередач союзников можно было, например, получить смертный приговор.
За соответствующую идеологическую мобилизацию населения отвечали многочисленные структуры различных министерств и ведомств. Ряд историков подвергает сомнению всеобщую «отзывчивость» немцев на нацистскую пропаганду. Анализируя документы полиции, службы безопасности, частные архивы, культурную жизнь и прочее, они показывают, что германское общество не было таким монолитным, как представлялось ранее. А. Гитлер не имел всеобщей поддержки, а воинственность нацистов не вызывала повсеместного энтузиазма. На микроуровне подобные исследования выглядят весьма убедительно. Вместе с тем, когда те же самые простые немцы попадали в военные структуры рейха, то происходили удивительные метаморфозы. К примеру, во время французской кампании германские солдаты расстреляли около 3 тыс. солдат-африканцев, служивших во французской армии и попавших в плен. Их убили за цвет кожи. Призывы к жестокости нашли отклик и в короткой войне против Югославии, где убивали пленных сербов. Это говорит о распространенности расистских идей в военной среде и в обществе. Показательно, что количество функционеров НСДАП, непосредственно отвечавших за пропаганду нацизма, выросло к началу войны до 2 млн человек (в 1937 г. их было 700 тыс.).
Другая бесчеловечная черта ведения войны — взятие заложников — рутинно практиковалась вермахтом с первых же дней польской кампании. Таким образом, военные стали пособниками претворения в жизнь преступной идеологии. Сначала в приказах упоминаются соотношения 1: 3 или 1: 5. То есть за каждого раненого или убитого немецкого военнослужащего подлежали расстрелу три, пять, а затем и более гражданских лиц. В Сербии и Греции речь уже шла о десятках, а в России о сотнях людей. На оккупированных территориях в заложников превращали целые деревни. На них вымещали злость за действия партизан или неповиновение. В ряде случаев нацистские акции мести организовывались публично. 27 мая 1942 г. в Праге при помощи британской разведки чешские борцы Сопротивления совершили покушение на начальника Главного управления имперской безопасности Р. Гейдриха. После его помпезных похорон нацисты решили преподать чехам наглядный «урок покорности и послушания». 10 июня немецкие части окружили деревню Лидице. Всех мужчин и подростков расстреляли (173 человека), а 198 женщин и 98 детей отправили в лагеря смерти. Саму деревню сожгли дотла. Демонстративная жестокость оккупантов должна была заставить народы покоренной Европы смириться с участью безропотных исполнителей нацистской воли.
Постоянно призывая к беспощадности в «большой войне рас», берлинские лидеры прекрасно понимали, что нарушают все моральные нормы. Судя по их личным дневникам, они делали это осознанно. По выражению Й. Геббельса, «на нашей совести столько всего, что отступать некуда». «Когда мы победим, то никто не будет нас спрашивать о методах». «Итак, за дело!» — писал он накануне нападения на Советский Союз, которое вылилось, по мнению историков, в мощный импульс к эскалации насилия и радикализации войны.
Целенаправленная идеологическая обработка солдат и офицеров принесла свои реальные плоды. Бывший посол Германии в Италии У. фон Хассель писал в те дни: «Война на Востоке ужасна, всеобщее одичание». Острием террора выступали айнзатцгруппы, которым в приказном порядке должны были помогать все части вермахта. Ввиду колоссальной протяженности пространств и масштабности задач основной упор делался на оперативность и безжалостность. Первые недели и месяцы войны группы находились в постоянном движении. Лишнее время на выяснение обстоятельств дел, степени «виновности» не тратилось. Если задержанные попадали под категорию политически враждебных элементов (комиссары, журналисты, врачи и пр.) или просто вызывали подозрение, то они быстро расстреливались. Принципиальное внимание уделялось расовому вопросу. Судя по отчетам командиров команд, убивали евреев, цыган и «азиатов», т. е. людей с азиатской внешностью. Несмотря на то что, согласно распоряжению Р. Гейдриха, должны были уничтожаться евреи из партийного и государственного аппарата, в считанные дни акценты сместились на еврейство в целом.
В летние месяцы 1941 г. айнзатцгруппы не утруждали себя излишней секретностью. Экзекуции легко проводились в присутствии солдат других частей. Однако берлинские власти быстро осознали деморализующий эффект открытых расправ, и приблизительно с осени 1941 г. массовые расстрелы стали проводиться скрытно в специально охраняемых местах. Изменился и язык отчетности. В нем появились эвфемизмы. Вместо экзекуций начали писать об «акциях», «специальном обращении», «переселении» и т.д.
В отношении компактно проживающих групп еврейского населения осуществлялась особая политика. В первую очередь евреев отделяли от других, заставляя носить специальный знак в виде повязки или нашивки со звездой Давида, а затем загоняли их в гетто. Там создавали собственную еврейскую полицию и юденрат, некое подобие органа власти из старейшин, через который евреи получали приказы от германской администрации. На гетто регулярно накладывались контрибуции и всевозможные штрафы. За неисполнение — расстрел части населения. На оккупированных территориях СССР и Польши гетто превратились в издевательски медленный способ умерщвления людей, когда из них сначала выкачивали все средства, а потом, прежде чем убить, делали все, что только может представить себе воспаленное воображение садиста.
Крупные акции айнзатцгруппы готовили тщательно и заранее. Принципиально важная роль отводилась обману, так как до самого последнего момента жертвы не должны были знать, что их ждет. Один из наиболее чудовищных примеров — Бабий Яр в Киеве, где за два дня Зондеркоманда 4а лишила жизни 33 771 еврея, включая детей. Казни в Бабьем Яру продолжались до весны 1943 г. Вместе с евреями там убивали советских военнопленных разных национальностей, цыган и подпольщиков.
За спиной каждой айнзатцгруппы тысячи злодеяний. Редко какой крупный населенный пункт, не говоря уже о городах, избежал их «визита». Они также сыграли большую роль в организации оккупационного режима. По мере его консолидации айнзатцгруппы превращались в местные службы полиции безопасности и СД. Фюреры групп и
