Ознакомительная версия.
Рис. 6. Въездные пилоны Воспитательного проезда на ул. Солянке
Например, промышленник Демидов, граф Бестужев-Рюмин, графы Миних и Разумовский, многие другие[6].
Более того, для содержания Воспитательного Дома были выработаны внушительные механизмы финансирования. Одним из таких механизмов была введенная на всей территории России монополия на изготовление игральных карт. Эта монополия приносила 600 000 рублей ежегодного дохода[7]!
Кроме того, было повелено от комедий, опер и «всяких игрищ за деньги» брать четверть дохода в пользу Воспитательного Дома. То есть весь игровой бизнес Российской империи работал на содержание проекта Бецкого. Были и другие источники[8].
Это по меньшей мере странно. Все могло бы быть значительно проще и дешевле при той же эффективности. Об этом чуть ниже. Очевидная неадекватность затрат потребностям вызывает недоумение. Здание явно возводилось на многие века вперед, а вовсе не для решения текущих задач.
Рис. 7. Репродукция обмерного плана усадьбы московского Воспитательного Дома, 1801 г.
В целом территория продолжает оставаться закрытой и недоступной для посторонних. Здание с усадьбой покрывает площадь более 13 гектар, имеет очень толстые стены, арочные коридоры, чугунные лестницы, много этажей и мощные подвалы. На такое строительство ушло огромное количество камня и прочих материалов.
Рис. 8. Генеральный план усадьбы Воспитательного Дома, составленный А. Жилярди, 1847 г.
Странность пятая
Поразительна опека над этим зданием со стороны высоких лиц. Уходя из Москвы в конце лета 1812 года, москвичи, как нам говорят, сожгли город, чтобы он не достался врагу. Поджигается все, КРОМЕ ЗДАНИЯ ВОСПИТАТЕЛЬНОГО ДОМА НА КУЛИШКАХ. Его почему-то жечь не стали, хотя было очевидно, что это – прекрасный хлебо-сольный подарок оккупантам. Не пожалели даже своих родных домов, а этот огромный Дом почему-то оставили. После грандиозного пожара это – чуть ли не единственное уцелевшее помещение в Москве. Более того, происходит всеобщая эвакуация жителей. В Москве не остается ни одного мало-мальски значимого чиновника, КРОМЕ НАДЗИРАТЕЛЯ ВОСПИТАТЕЛЬНОГО ДОМА Ивана Акинфиевича Тутолмина. Он, имея какие-то полномочия от Александра, как только в город входят французы, идет в Кремль и просит аудиенции у Наполеона. Его принял граф Дюронель, которого Наполеон назначил губернатором Москвы. Трудно судить – какие доводы приводил Тутолмин, но в результате встречи Дюронель приказал выделить ДЛЯ ОХРАНЫ Воспитательного Дома конных жандармов с офицером. Были даже выставлены таблички с надписями на французском языке, говорящие о неприкосновенности этого Дома. Дальше – больше. Уходя через месяц из Москвы, взбешенный Наполеон приказывает взорвать все, что еще уцелело в городе, включая Кремль. Что и делается. Но опять – чудо! В список попавших под уничтожение зданий почему-то НЕ ПОПАДАЕТ ВОСПИТАТЕЛЬНЫЙ ДОМ НА КУЛИШКАХ. Его не минируют и не уничтожают. От чудовищного взрыва в Кремле в расположенном неподалеку Воспитательном Доме выбиваются стекла. И все. Что руководило Наполеоном, когда он принял такое решение? Неизвестно. Наполеона, расстрелявшего из пушек прямой наводкой Великого Египетского Сфинкса и взрывавшего Московский Кремль, трудно заподозрить в сентиментальном отношении к архитектурным памятникам России. Возможно, им руководила глубокая и искренняя любовь к беспризорным детям России? И в этом мы тоже усомнимся.
Странность шестая
Возможно, это – главная странность. Коротко назовем ее так: Поразительная Бесполезность Воспитательного Дома.
По поводу всего сказанного ранее мне могут возразить, что все гигантские затраты, поражающие масштабы проекта, внимание и забота о нем объясняются благородными душевными порывами российской элиты той эпохи. И что, дескать, вообще стыдно столь цинично подходить к такому благому делу с калькулятором и линейкой. Все затраты суть ничто в сравнении со светлым счастьем детей, коих, мол, приютил и взрастил Воспитательный Дом. И Бецкой был человеком чистых помыслов, пытавшимся приумножить мощь государства Российского благородным воспитанием – или, как тогда говорили, призрением – поколений граждан нового типа. И императрице мы обязаны низко поклониться за то богоугодное дело, которому она уделила столь пристальное внимание.
Однако, остановимся на минуту и позволим себе усомниться в том, что БЕСПРИЗОРНЫЕ ДЕТИ были целью проекта замечательного европейца-гуманиста И. Бецкого. Упрямые цифры статистики заставляют нас несколько по иному взглянуть на его деятельность. Несмотря на колоссальные средства, затраченные на строительство, обустройство и содержание Воспитательного Дома на Кулишках, это было, оказывается, далеко не райское место. Смертность среди воспитанников в первую четверть века существования учреждения (то есть как раз при Бецком), составляла в среднем около 100 %! Это означает, что количество поступавших для воспитания в Дом в любой произвольный год примерно равнялось количеству умерших в Доме в этом же году. Самыми счастливыми считались редкие годы, когда смертность опускалась до 70 %. Но чаще она даже превышала 100 %, оставаясь в среднем равной этому показателю. Многие авторы, пишущие на тему истории благотворительности в России, подходя к истории создания Воспитательных Домов, после многостраничных восторгов в адрес Бецкого и Екатерины за их хорошее начинание, весьма смущенно, и как правило, в конце своих восторженных од екатерининскому манифесту, мельком приводят эти цифры, которые обойти было никак нельзя, но уделяя им всего лишь пару строк. Некоторые начинают даже оправдывать чудовищные цифры смертности, утверждая, что такое, мол, было время. И во Франции, дескать, тоже умирало много народу – не только у нас. И народец, мол, был тогда хилый. В общем, все нормально. Однако, даже в бедных крестьянских семьях той поры из 10–12 детей (что было нормой), до зрелого возраста доживали пять-шесть человек. То есть смертность не превышала 50 %. При этом на содержание таких семей не выделялись сотни тысяч рублей. Здесь же умерли даже «знаковые» младенцы – символы нового дела, первые принесенные мальчик и девочка, которым сама императрица на открытии Воспитательного Дома положила по голландскому червонцу в пеленочку, и которых нарекли Катенькой и Павликом, в честь Екатерины и царевича. Немногие счастливчики могли похвастаться, что попали в Воспитательный Дом под присмотр Ивана Ивановича Бецкого и остались живы. Десятки тысяч (!) детей так и не стали людьми ни нового, ни старого типа, безвестно сгинув в стенах, возведенных Бецким.
Интересно, что до постройки здания, пока дети жили в обычных домах того времени, смертность была высокой, но не ужасно впечатляющей. В 1764 году (первый год приема детей) – принято 523 – умерло 424 (= 81 %), 1765 год – принято 793 – умерло 597 (= 75 %), 1766 год – принято 742 – умерло 494 (= 67 %). И вот, наконец, настает «долгожданный» 1767 год (год завершения строительства основного здания, куда переезжают дети) – принято 1089 – умерло 1073 (= 99 %!). Налицо резкий скачок смертности. Выйдя на этот уровень (около 99 %), средняя смертность уже не падала до конца дней выдающегося европейского гуманиста Бецкого. Впрочем, даже в более позднее время, до конца XIX века, она составляла 87,7 %, являясь самой высокой в государстве.
Князь Щербатов, в своем сочинении «О повреждении нравов России» отзывается о воспитательных домах весьма не лестно. По его словам, в них «множество малолетних померло, а и поныне, через двадцать с лишком лет мало, или почти никого ремесленников не вышло». Недаром о московском Воспитательном Доме шла молва как о «доме ангелов смерти». Не помогали неоднократные попытки опекунского совета отдавать принятых детей для вскармливания в деревни крепостным женщинам – кормилицам[9].
Это порождало только новые неразрешимые проблемы. В результате: «Мечты создать недостающего «третьего чина» и «нового рода людей» были развеяны самым беспомощным образом».
Однако все это не смущает ни императрицу, ни других спонсоров. Ордена, деньги и награды продолжают сыпаться на голову Бецкого, как из рога изобилия. Не будем приводить полный их перечень, поскольку он слишком велик. Любой спонсор или инвестор вправе был бы спросить: А зачем я «закапываю» такие суммы? Где польза от них? Но никто не спрашивает.
Приведенные нами факты наводят на серьезные размышления. Например: А были ли вообще дети и их приют – истинной целью замысла отцов-строителей Дома? Может быть, это была всего лишь ширма, а настоящей целью было что-то совсем иное?
Вполне возможно, что целью постройки этого грандиозного здания была… именно постройка этого здания. И именно на данной территории, а не на какой-нибудь другой. Вспомним, что как раз в этот период создается «новая Россия», совсем другая, нежели была до этого. Завершается дело, начатое Петром I, по изменению традиций, веры, языка и обычаев русского народа. Именно в эти годы расцветает творчество господина Миллера[10], человека написавшего – а точнее переписавшего и исказившего – историю России. Именно его версию мы и изучаем сегодня со школьной скамьи. Люди со «старинными русскими» фамилиями Бланк, Жилярди, Витали, Шлёцер и другие перестраивают московские храмы и редактируют письменные источники. Активно навязываются новые общественные взгляды. Поносятся и дискредитируются такие сгустки традиционной русской морали как, например, Домострой. Рушится старинный уклад жизни. Чего только стоит названный выше господин Бецкой с его идеей отлучать молодежь от старших поколений, то есть с идеей отрыва их от традиций и собственной истории. Возможно, это были последние годы существования действительно старых документов, несущих в себе иную, нежели принятая сегодня, историческую концепцию. Может быть, знакомство с этими документами, оставшимися от «диких предков», и побудило Екатерину на века вперед застроить московские Кулишки неприступным сооружением. А в качестве предлога выдвинули радение о беспризорных детях – это, мол, святое. Таким поводом можно было оправдать любые затраты.
Ознакомительная версия.
