1 декабря тело Мортимера сняли с виселицы и передали францисканцам, которые поначалу забрали его в свою церковь в Ньюгейте. Мьюримут утверждает, что там его и похоронили, но это место упокоения было бы слишком почетным для такого великого изменника, и другие источники утверждают, что в действительности он был предан земле во францисканском монастыре в Ковентри.{1824}
* * *Найтон, возможно, выразил мнение многих и многих, заявляя, что Изабелла заслуживает смертной казни. Она сама боялась, что будет сурово наказана.{1825} Однако лишь Генрих VIII впервые отдаст приказ о казни своей супруги, и случится это два столетия спустя. Папа, только узнав о падении Изабеллы и Мортимера, поспешил написать Эдуарду III, настаивая, чтобы он в своем праведном гневе «не открывал позор своей матери», но обходился с ней с уважением.{1826}
Маловероятно, чтобы Эдуард имел хоть малейшее намерение поступить по-другому — и не только из-за сыновней любви к Изабелле, но также потому, что его притязания на трон Франции восходили к ней, и любой скандал, связанный с ее именем, без сомнения, повредил бы этим притязаниям. Кроме того, это причинило бы, неисчислимый ущерб английской монархии, чей престиж после двух с лишним десятилетий плохого управления и борьбы группировок упал ниже, чем за два предыдущие столетия. Общественное осуждение в это время могло также нанести вред здоровью его матери и, кроме того, могло означать скандальное разоблачение незаконной беременности.
Поэтому Эдуард решил оберегать Изабеллу от всякого публичного бесчестия, и его официальный курс гласил, что за все беды регенства отвечает один лишь Мортимер, тогда как его «дражайшая матушка» должна была изображаться как всего лишь еще одна жертва тирании, которой, в известном смысле, она безусловно и являлась. Ее адюльтер с Мортимером следовало вымарать из истории. Будь Эдуард убежден в том, что Изабелла замешана в убийстве Эдуарда II — а ее наверняка допрашивали на этот счет, — он вряд ли проявил бы подобную снисходительность.
И все же его обращение с ней заставляет предполагать, что он считал ее частично ответственной за плохое управление страной в последние три года. Очевидно, он решил, что она в дальнейшем не должна обладать никакой политической властью, прожив остаток своих дней в почетной и комфортной отставке. С ней должно обращаться с уважением и учтивостью, и именовать ее впредь «королева-мать» или «госпожа наша королева Изабелла».{1827}
В настоящий же момент, учитывая ее беременность и горе, которое она должна была испытывать в связи с казнью Мортимера, было решено, что ей необходимо держаться подальше от людских глаз, а Филиппе пора наконец занять принадлежащее ей по праву место королевы Англии.
1 декабря Изабелла «просто и внезапно» отказалась от всех своих земель в пользу короля.{1828} В январе 1331 года ей определили постоянное содержание 3000 фунтов в год на бытовые расходы и «для поддержания ее благородного положения во все дни ее жизни»,{1829} тогда как Филиппа получила земли, составлявшие прежде удел Изабеллы.{1830}
* * *В декабре 1330 года король даровал полное прощение всем противникам предшествующего режима, призвал изгнанников, в том числе Уэйка, Бомонта, Хьюго Одли и Риса ап Гриффита, вернуться домой и восстановил их права на собственность.{1831} 7 декабря сыну Кента, Эдмунду, был возвращен отцовский титул графа и его земли на том основании, что покойный граф был «всегда был достойным и верным, хотя и обманут злодеями». Дочь Кента Джоан взяли в семью короля, чтобы ее воспитала королева Филиппа.{1832} В 1361 году после сложных брачных перипетий, она вышла замуж за королевского наследника, принца Уэльского Эдуарда, и таким образом стала матерью Ричарда II.
Оливер Ингхэм был прощен 8 декабря,{1833} и вскоре после того ему вернули звание сенешаля Гаскони. 15 декабря Эдуард распорядился, чтобы останки Хьюго Деспенсера, которые были выставлены на всеобщее обозрение в течение более четырех лет, убрали и достойно похоронили. Вдова Деспенсеpa, Элинор де Клер, предала их земле в аббатстве Тьюксбери и соорудила прекрасное надгробье в память мужа. Их сыну, Хьюго-младшему, вернули титул барона Деспенсера.
Саймон Берфорд был казнен 24 декабря, став единственным из сподвижников Мортимера, кто разделил его судьбу.[153]
* * *Рождество Изабелла провела вместе с двором короля в Виндзоре{1834}. После казни Мортимера лорд Уэйк, Джон Лестрондж и братья Бохун получили приказ сопроводить ее из Берхемстеда к королю.{1835} Очевидно, в последующие два года она оставалась в Виндзоре, и тамошний комендант «охранял ее безопасность». В действительности она пребывала под домашним арестом; в документе от 1331 года Эдуард упоминает период 1330-1331 годов как «первый год ее заключения».{1836} Но эта клетка была позолочена. Король, «по рекомендации своего совета», приказал, чтобы его мать «заключили в прекрасном замке, и дали ей множество дам и девиц, чтобы те составляли ее общество, равно как и рыцарей, и благородных сквайров. Он дал ей изобильное содержание, чтобы сохранять и поддерживать состояние, к которому она привыкла, но запретил ей хоть когда-нибудь выходить или показываться вне своего жилища, за исключением определенных случаев и когда какое-нибудь представление устраивается во дворе замка»{1837}, — к примеру, если представление дают шуты и странствующие актеры.
Нам неизвестно, общалась ли Изабелла с королем и его придворными в то первое Рождество после ее падения или просто проживала в то время там, не имея возможности участвовать в празднествах. Если она понесла в мае, на Рождество срок беременности составлял семь месяцев. Но более ни в одном источнике нет упоминаний о ее беременности. Таким образом, существует вероятность, что вследствие несчастий, обрушившихся на нее, она потеряла ребенка, находясь еще в Беркхемстеде.
Стрикленд и другие писатели утверждают, что Изабеллу в Виндзоре содержали взаперти, поскольку после казни Мортимера она страдала психическим расстройством. Стрикленд упоминает упорно ходившие среди современников слухи о том, что она на самом деле умерла в тот день, когда тело Мортимера было снято с виселицы — из чего следует, что лишь очень немногие люди могли сказать с какой-то определенностью, что произошло с Изабеллой. Вполне возможно и нервное расстройство. Потрясение от известия о гибели возлюбленного, возможно, совпало с депрессией из-за случившегося выкидыша, что и причинило психологический срыв. Мы знаем, что король заплатил большие деньги врачу, ходившему за его матерью в течение всего этого времени.{1838} Также утверждается, что до конца дней Изабеллу мучили периодические приступы безумия или невроза, но свидетельств этому нет. Если она поначалу и страдала от психического заболевания, более вероятно, что это была депрессия или перевозбуждение, чем расстройство личности наподобие шизофрении.
В Виндзоре Изабелла вела жизнь «смиренную».{1839} Она безусловно получала духовное утешение, поскольку король передал ее священнику Эдмунду Рамерсби
«ради блага нашей матери, в первый год ее заключения, два хрустальных сосуда с мелкими косточками — мощи Невинноубиенных; один серебряный флакон, содержащий мощи святого Сильвестра; часть ребра святого Лаврентия, оправленная в серебро; и сустав мизинца Иоанна Крестителя».{1840}
Королева Филиппа в это время была чрезвычайно добра к Изабелле, и летом 1331 года папа римский написал ей, чтобы поблагодарить и одобрить ее за сочувствие и утешение, которое она проявила к свекрови в ее несчастии. Он убеждал ее «избрать целью восстановление доброго имени королевы-матери, которое незаслуженно пострадало». Возможно, проницательный Иоанн XXII поддерживал официальное мнение — а может, и сам верил, — что Изабелла скорее была вовлечена в грех, нежели согрешила. Это было необходимо в интересах доброго согласия в английской королевской семье и престижа монархии. Или, возможно, ему сообщили о психическом состоянии Изабеллы. Он делал вид, что не осведомлен о любовной связи ее с Мортимером, и не стал бы упоминать об этом в письме, так что, говоря о «несчастье», он, вероятно, имел в виду ее нервное истощение.
Правление Эдуарда III было длительным и весьма успешным. Для своих подданных он олицетворял короля, каким тот и должен быть: властного, величественного, воинственного, милосердного, мудрого и «близкого и любезного со всеми людьми». Как говорит Мьюримут, «он был славен среди всех великих мира сего». Физически он походил на своих предков-Плантагенетов — более шести футов ростом, хорошо сложенный, с орлиным носом, он отличался красотой, как и весь их род — «его лик походил на лик божества».{1841}
