Конечно, это наблюдение во многом не бесспорно, но повод провести аналогию между понятиями «христианин» и «крестьянин» есть, по крайней мере, эти слова российский лексикон обрел одновременно, в конце XVI века. Равно как «басурман» и «бесермен», которые поначалу не были тождественно равны слову «мусульманин», на что в свое время обратил внимание Н. М. Карамзин.
Старый, алтайский духовный институт разрушили, новый не создали. Народ, томясь на перепутье, стал искать надежду на спасение и будущее. Бунт сплачивал его… Случайно то или нет, но таких сплоченных идеей людей вели с собой в 1611 году Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, освободители Москвы. То были настоящие басурмане, противники греков, бороться с которыми призывал русский патриарх-иезуит.
А еще их называли «татарами», они воевали против христианства, которое своих сторонников звало «славянами»… Так началось новое разделение тюркского народа. На славян и татар. В документах той эпохи фигурируют «волжские, донские, рязанские» и другие татары. Они шли не под зеленым флагом, а с образом Бога Небесного. Шли против кацапов, то есть славян.
Вот кто освободил Москву от католиков, тюрки, которым была не безразлична судьба Вечного Синего Неба… Они помнили, Москва – это новая столица Орды. Те люди жили по старым заветам, для них окружающий мир не изменился, просто поменялись названия и ориентиры, «древняя Орда есть мать наша, все мы от нее родились», говорили они, смотря на неблаговидные дела московитов.
Донской казак Болотников (точнее, Балча), возглавивший движение Юга, ислам узнал в турецком плену, но веры отцов он не менял… А кто на самом деле были те, в честь которых поставили памятник на Красной площади в Москве – Минин и Пожарский? Уверенно вряд ли кто ответит. Что русскими, понятно, они жили на Руси. Но воевали-то против христиан. Значит, татарами?.. Или басурманами?.. Их предков звали кипчаками, а их родной Нижний Новгород – Ибрагим-юртом или Булгаром. (Там издревле собирались ярмарки, куда со всей Оки съезжались купцы, они говорили: «едем торговаться на Булгар».)
К слову, русского героя Кузьму Минина перезахоронили по тюркской традиции – в курганном склепе. Но самое странное, конечно, не это. Российские историки вспомнили о Минине и Пожарском только в XIX веке! Видимо, тогда появились их русские фамилии и христианские имена. Или нет?.. Болотников же при жизни был Балча, что по-тюркски, как известно, «болото». А новгородцы? Здесь не все понятно.
У Карамзина, по инициативе которого им поставили памятник, о Минине вообще ничего не сказано. Из короткого жизнеописания князя Пожарского можно понять, что корни его тюркские, близкие к Рюриковичам, как и у его родственников Рамадановских. О том же говорит герб рода – ятаганы и стрела, бесспорно, восточные символы. Предположительно фамилия князя была Божир, а род занятий предков – металлургия, кузнечное дело, что вытекает из гербовой символики.
А происхождение Минина прочитывается в его имени. «Козма» по-тюркски «лепешка», «блинчик», а «мин» – «мука». Видимо, он был из торговцев мукой. Или пекарей… В пользу их нехристианского прошлого говорит и то, что этих героев Смуты не канонизировала Русская церковь, хотя и объявляла святыми героев рангом пониже.
К сожалению, эти и другие вопросы, связанные с историей ислама в Поволжье, никто не исследовал. Изучать «басурман» в России запрещалось. По мнению российских академических генералов, тут исследовать нечего, Москва утвердила раз и навсегда, ислам в России появился в Х веке от заезжего араба. И точка.
Не исключено неожиданное… Есть народ, он до сих пор проживает близ реки Вятка и называет себя басурманами, возможно, это «осколок» прошлого, потомки защитников Москвы из ополчения Минина и Пожарского. Тюрки, но тюрки особенные, не принявшие ни ислам, ни христианство. Что за люди? Из историко-этнографического справочника узнать о том невозможно.
…Естественно, после свержения царя-самозванца выгнали и иезуита с патриаршей кафедры Русской церкви. Он, жестоко побитый, остаток дней провел в Польше, где открыто и объявил свое католичество, которому служил всю жизнь. На место патриарха Руси сел казанский митрополит Гермоген, тюрк по крови и по духу, он пользовался огромным авторитетом не за то, что был активным противником смещенного иезуита, а за то, что считался едва ли не единственным духовным лицом, верно чувствующим силу религии.
Настроения, царящие в Казанской епархии, исходили как раз от него.
С высоты положения он видел в исламе то, что теряло русское христианство – Единобожие и свободу духа. Иначе говоря, основу тюркской духовной культуры, возврат к которой успокоит народ, вернет мир. Поведение патриарха не исключало эту мысль, внушавшую уважение к нему, главе Церкви – человеку, видевшему чуть дальше, чем все.
Патриарх Гермоген и был таким, не вписывающимся во враждующее московское общество. От природы подчеркнуто грубый, но строгий к себе, он явно или неявно демонстрировал приверженность к старым традициям. В 1609 году приказал перенести останки убиенного царевича Дмитрия из Углича в Москву и тем отдал дань памяти династии Рюриковичей, потом вызвал из монастыря ослепленного патриарха Иова и заставил толпу славян, собравшуюся на площади, на коленях каяться в изменах, клятвопреступлениях, убийствах.
И они, плача, каялись, зная, что торжествует справедливость. Патриарх не изменял своей приверженности к прошлому никогда, отсюда его огромнейший авторитет в стране.
Что, то была акция очищения? Возможно. Или – желание вернуться к старой вере? Тоже может быть. Иначе кому, как не Богу, изменила Русь? За прегрешения шла ей кара, считал патриарх… Наверное, был прав, этот консерватор из Казани, который возглавил Русскую христианскую церковь: смена политической культуры – очень тонкий процесс. Гермоген стоял за правду даже тогда, когда толпа, недовольная правлением Василия Шуйского, вытащила его на лобное место и, тряся за бороду, потребовала согласия сменить законного царя Василия IV на самозванца Лжедмитрия II. Патриарх остался тверд, хотя сам ненавидел Шуйского. Ему грозили смертью, но он указывал на небо, говоря: «Боюсь Единого, там живущего». Помнил тюркский обычай – лишь Бог меняет правителя – и отстоял царя, приняв на себя всю ненависть и кулаки обезумевшей толпы.
Остался тверд Гермоген и с Болотниковым, когда тот подошел к Москве, желая захватить столицу. И захватил бы. Лишь законным путем меняют власть, сказал мудрый патриарх. И восставшие смолкли, их пыл утих… Обостренное чувство справедливости отличало его во всем. Но вместе с тем то был застенчивый человек. Он, защитивший Москву и царя, не смог защитить себя от нападок «польской партии бояр», хозяйничавшей в столице. И поплатился.
Тогда на Руси тюрки боролись со славянами, как старое с новым, алтайское с греческим, но мало кто понимал, что творилось кругом. Боролись все против всех. Однако в той борьбе, как и в игре мечеными картами, победы давались не им, а тому, кто был хозяином игры, кто изматывал силы играющих, кто разжигал азарт. Далеко располагался он, на Западе. В Риме.
А на Руси «западников» возглавил Салтыков, человек незнатных тюркских кровей, – «салтык» означает «нетвердо стоящий на ногах, похрамывающий». С ним шла вторая волна «смуты»: аристократы второй руки, вдруг обнаружив в себе христианские души, потянулись к борьбе за власть… Эта стая была многочисленнее и опаснее.
Она тоже напирала на реформы, якобы необходимые стране, но шла дальше, центральная власть занимала ее. И ей «нашли» подходящего лидера – Лжедмитрия II, который известен как «тушинский вор». С 1608 года он осел под Москвой в Тушине, откуда с помощью польской армии пытался овладеть городом. То был новый ставленник Рима, тоже человек неизвестного происхождения. Однако и его славяне с удовольствием приняли за царя.
Не представляя собой ничего, и этот проходимец оставил след в русской истории. Выдающийся, надо заметить, след. В 1609 году он встретился с Филаретом, выдвиженцем Лжедмитрия I, и назначил его патриархом Русской церкви вместо Гермогена. На «всея Руси» стало два христианских патриарха, один для законной власти, второй – для самозваной. Кто из них был важнее, сказать трудно.
Филарету достались епархии, признавшие «тушинского вора», там он служил, там кормился. Мало того, от имени русского народа этот «самозванцев патриарх» начал переговоры с польским королем Сигизмундом о его сыне Владиславе, которому пророчил русский трон… Новый патриарх был откровенным предателем и не маскировался.
В 1610 году власть Лжедмитрия II кончилась, ему за его лютость отсек голову татарин Петр Арслан Урусов, произнеся при этом такие слова: «Я покажу тебе, как топить ханов и сажать мурз в темницу». И Филарет поспешил скрыться за границу с польским отрядом, охранявшим его. На дороге беглецов захватили «польские» русские, которые… назначили Филарета в посольство к князю Голицыну, следовавшему на новые переговоры с королем Сигизмундом.
