Абенаки были охотниками, которые вели смешанное хозяйство, сочетая охоту и собирательство с сельскохозяйственной деятельностью (особенно — с выращиванием пшеницы) и рыболовством. Они любили размещать свои деревни в долинах, чтобы пользоваться преимуществом весеннего нереста рыбы. Эти индейцы были умелыми ремесленниками, которые, по всеобщему признанию, талантливо изготавливали мокасины, снегоступы и каноэ.
Жизнь в индейской деревне была сезонной. Общины создавались, когда группы родственных семей собирались вместе на весеннюю рыбную ловлю и весенний сев. Они распадались, когда семьи рассредоточивались на осеннюю и зимнюю охоту. Это племя всегда отличалось профранцузскими настроениями, так как, когда они стали впервые взаимодействовать с белым человеком, то стало ясно: французов интересуют только бобровые шкуры и крещение. Зато англичане хотели их земли и требовали культурной интеграции.
Рейды индейцев-абенаков, которые так терроризировали Новую Англию, с британской точки зрения были варварскими атаками кровожадных дикарей. Для самих же абенаков это было просто утверждением своей суверенности… Ведь белые люди, которые осели на их древних землях и вытеснили их отцов дальше на север, были ворами, нарушившими права владения, а также узурпаторами.
Недостаток индейцев племени абенаков в качестве военных союзников, по мнению Монкальма, заключался в том, что они любили совершать рейды, избегали боев с заданным темпом, уклонялись от преследования ополчения и эвакуировали деревни в случае опасности, чтобы избежать серьезных потерь. Несмотря на европейскую пропаганду о безрассудных ордах дикарей, индейцы Северной Америки всегда старались избегать тяжелого урона.
Отец Рубо, который был (с перерывами) священником-резидентом в деревне Сент-Франсис, приводит интересные подробности о повседневной жизни индейцев-абенаков. Он дал описание военного совета: «Представьте себе обширное сборище дикарей, увешанных разнообразными украшениями (которые более всего подходят для того, чтобы обезобразить человека с точки зрения европейцев), раскрашенных ярко-красными, белыми, зелеными, желтыми и черными красками, приготовленными на основе сажи и грязи, которую соскребают с котлов. На лице одного дикаря сочетаются все эти различные оттенки, которые методически наносят с помощью небольшой свечи, служащей в качестве помады. Волосы на голове они сбривают, оставляя лишь небольшой пучок, к которому прикрепляют перья, несколько небольших бусин из раковин или подобную же безделушку. На каждой части головы — свой орнамент. В нос и в уши вставлены еще в младенчестве разъемные кольца. Они отвисают под тяжестью прикрепленного украшения так, что это украшение спускается до самых плеч. Остальная часть оснащения соответствует этой фантастической пестроте: рубашка, обильно украшенная ярко-красными рисунками, множество ожерелий из ракушек, серебряные браслеты, огромный нож на груди, мокасины из кожи американского лося, разноцветный ремень. Сочетание цветов — всегда самое нелепое. Вожди племени и военные вожди отличаются от остальных людей племени: последний носит ожерелье-горжет, а первый — медаль с портретом короля с одной стороны, а на другой ее стороне выбиты Марс и Беллона, взявшиеся за руки, и девиз: „Достоинство и честь“.
Они приступили к номинации вождей, которым предстояло принять командование. После того, как называли имя одного вождя, он поднимался и брал голову одного из животных, заколотых для праздника. Индеец высоко поднимал ее, чтобы все собравшиеся могли видеть, и провозглашал: „Это голова врага!“
Раздавались аплодисменты и крики радости со всех концов собрания. Вождь с головой в руках проходил между рядами собравшихся, распевая военную песню, хвастаясь своими подвигами, насмехаясь и бросая вызов врагам, прославляя себя сверх всякой меры. Услышав его самовосхваления в такие моменты военного бахвальства, можно подумать, что это — победоносный герой, готовый смести на своем пути все и вся.
Когда он проходил вперед мимо всех остальных дикарей, они реагировали приглушенными прерывистыми утробными криками, извергаемыми из глубины живота, которые сопровождались движениями их тел — настолько странными, что нужно было хорошенько привыкнуть к ним, чтобы сохранять серьезный вид.
В процессе этого песнопения время от времени вождь произносил какую-нибудь абсурдную остроту, затем останавливался, словно удовлетворенный сам собой, а скорее для того, чтобы послушать тысячи смешанных криков и аплодисменты, которые ласкали его слух.
Он продолжал свое воинственное шествие столько времени, сколько ему было угодно. Когда с него было довольно, вождь заканчивал тем, что бросал голову животного, чтобы продемонстрировать: его военный аппетит жаждал мяса иного сорта».
Амхёрст и Роджерс были теперь решительно настроены на то, чтобы индейцы-абенаки понесли такие серьезные потери, чтобы никогда вновь не смогли совершить рейд на районы, населенные англоязычными пионерами.
Рано вечером 13 сентября 1759 г. Роджерс устроил смотр своих солдат. Их зеленая военная форма, выбранная для камуфляжа в лесах, сразу же выделяла рейнджеров на фоне британских солдат регулярных войск («красных мундиров»). Поверх рубашек из лосиной кожи было еще два слоя: своеобразный жилет с рукавами и верхняя короткая безрукавка для согревания тела. Обе эти вещи были на подкладке из зеленой саржи. На брюки иногда они надевали некое подобие килта или юбки шотландского горца. Всегда имелись коричневые чулки, доходящие до бедер. Их ноги были обуты в мокасины. При парадах на голове у них были треуголки. Но, попав в лес, эти солдаты переходили на плоские шотландские головные уборы.
Рейнджеры были вооружены стандартными мушкетами. Кожаный ружейный ремень на левой стороне свисал с пояса, перекинутый через правое плечо. Он предназначался для штыка и томагавка. На поясе в ножнах имелся нож для снятия скальпов. У них имелись и патронташи. Рожок с порохом (под правой рукой) крепился к поясу и был перекинут через левое плечо. Одеяла сворачивали в скатку, исключая те случаи, кода их накидывали, чтобы согреться на марше.
В ранцах имелся сухой паек, который рейнджеры добавляли к питанию, когда жили в условиях дикой природы. У офицеров был небольшой компас, закрепленный на нижней части рожка с порохом. Впервые с военной формой рейнджеров согласился Лоудон, хотя враги Роджерса постоянно ворчали: сумму, расходуемую на снабжение этим специальным облачением, а заодно и общие расходы на рейнджеров (приблизительно 35 000 фунтов стерлингов в год) лучше направить на создание еще двух полков регулярных войск за те же деньги.
Отношения между Роджерсом и военными администраторами и бухгалтерами всегда были непростыми, диалог глухих велся постоянно. Армейские счетоводы презирали недисциплинированных рейнджеров и подозревали, что сам их командир отличается финансовым бесчестьем. А тот реагировал скептическим удивлением на требования предъявить расписки и соблюдать соответствующие процедуры отчетности после сражений в снегах и болотах.
Без сомнения, Роджерс по своему масштабу соответствовал заданию, поставленному перед ним Амхёрстом. Деревня Сент-Франсис (или Оданак), где жили индейцы племени абенаков, находилась в 150 милях севернее Краун-Пойнт. Путь к ней проходил в основном по неисследованной дикой местности, не нанесенной на карту. Это была территория противника. Местность абенаки знали превосходно, поэтому у них на руках имелись все карты.
При переходе через озеро Шамплейн первая часть пути должна была оказаться относительно простой. Но только относительно, так как северную часть озера по-прежнему контролировали французские военно-морские силы, которые могли похвастаться, по меньшей мере, бригантиной, шхуной, судном с прямым парусным вооружением и, как минимум, дюжиной канонерок. Любая из них могла быстро расправиться с вельботами рейнджеров, если те повстречались бы с ними на отрытой глади озера.
Сразу на севере от озера Шамплейн рейнджеров поджидала партизанская тропа, проходящая через преисподнюю «зеленки». Им пришлось бы обойти остров Нуа с фортом на расстоянии семидесяти миль южнее объекта, а затем постараться избежать серии более мелких постов.
Преимуществом Роджерса становился фактор внезапности. Но если французы узнали бы о его присутствии, то для укрытия не нашлось бы никакого места. Возможно, неприятель мобилизовал бы войска, численность которых составит тысячи солдат — особенно, если учесть близость Монреаля к деревне Сент-Франсис.
В случае успешного завершения рейда наверняка поднялся бы страшный крик и шум. Тогда рейнджерам придется ожесточенно бороться за выживание: их будут преследовать военные отряды индейцев-абенаков, на них станут охотиться французские регулярные войска из фортов Шамбли, Сен-Жан и с острова Нуа.
