Ознакомительная версия.
Тем же утром Папен совещался с Гугенбергом, Дингельдом и двумя лидерами «Стального шлема» – Зельдте и Дюстербергом. Гугенберг смирится с канцлерством Гитлера, если только не будет новых выборов. Он был очень доволен, узнав, что Гинденбург хочет поручить ему все экономические министерства. Наконец – то маршал обратился к нему с просьбой о сотрудничестве! Более того, Папен намекнул, что, если со стороны Гугенберга последует отказ, Гитлер может сформировать правительство с партией «Центра». Поэтому, если Гугенберг желает сохранить хотя бы какое – то влияние, он должен немедленно принять предложение президента. Контролируя все экономические министерства, он будет иметь достаточно средств для достижения поставленных целей. Когда Дюстерберг усомнился и заговорил о «чрезвычайном динамизме» Гитлера и его фанатично настроенного нацистского движения, Гугенберг спокойно ответил, что ничего не может произойти, потому что фюрер парализован Гинденбургом – президентом и Верховным главнокомандующим армией, Папеном – вице – канцлером, им самим – экономическим лидером – и Зельдте – министром труда. Дингельд и Зельдте согласились. Было отмечено, что участие Зельдте обеспечит поддержку «Стального шлема», который станет противовесом коричневорубашечникам. Никто не вспоминал о том, что многие члены «Стального шлема» на последних выборах голосовали за Гитлера.
После совещания Папена и Гугенберга осадили их друзья консерваторы, уговаривая не приближать катастрофу и не позволять Гитлеру стать главой правительства. Осознав, что переубедить эту пару не удастся, они потребовали, чтобы те не настаивали на роспуске рейхстага без проведения новых выборов. Гитлер, надеялись консерваторы, сочтет это требование неприемлемым и откажется возглавить правительство на таких условиях. Только ни Папен, ни Гугенберг, правда по разным причинам, не прислушались к этому совету отчаявшихся.
Ближе к вечеру Папен доложил президенту, что все участники договорились между собой и подготовка к формированию нового кабинета завершена. На этот раз Папен доложил и о требовании Гитлера провести новые выборы. Он объяснил, что правительство, которое возглавит Гитлер, будет такой крутой переменой, что следует получить поддержку электората. Более того, Гитлер дал обещание, что это будут последние выборы. И снова не было упомянуто о том, что Гугенберг имеет иное мнение. Гинденбург, по словам Мейснера, не высказал никаких возражений. Но, исходя из его последующего поведения, возникает вопрос: было ли его молчание согласием или неспособностью понять существо происходящего? Процедура представления нового кабинета президенту и принесения присяги была назначена на следующее утро – на 11 часов.
Геринг навестил Папена вечером, и тот радостно доложил, что с президентом все улажено. Но если Гинденбург готов пойти на роспуск рейхстага, с Гугенбергом договориться пока не удалось. Хотя это препятствие, по мнению Папена, большого значения не имело. «Давайте просто не будем говорить о новых выборах, – предложил он Герингу, – эти разговоры только помешают правительству приступить к работе». Геринг согласился и поспешил сообщить фюреру, что перед ним наконец – то открылась последняя дверь в рейхсканцелярию. Он нашел фюрера у Геббельса, с аппетитом поглощающего кофе с тортом. Геббельс описал развернувшуюся перед его глазами сцену в свойственной ему патетичной манере: «<Это, безусловно, звездный час Геринга… Этот несгибаемый солдат с сердцем ребенка стоит перед фюрером, чтобы сообщить ему самое счастливое известие. Мы некоторое время молчим, потом встаем и пожимаем друг другу руки.
Безмолвная клятва фюреру. Все останется как раньше. Мир поймет, что мы ярчайший пример преданности фюреру и самой благородной дружбы, которая может связывать мужчин между собой.
Это было торжественное обещание!
Наступил великий час!»[67]
Лидерам нацистов не пришлось долго радоваться. В разгар празднований поступила информация, что Шлейхер мобилизовал Потсдамский гарнизон, который теперь находится на пути в столицу, чтобы помешать Гитлеру стать во главе правительства. Информация была ни на чем не основанной, и нет смысла строить предположения относительно того, кто и с какой целью распространил такой слух. В зловонной атмосфере заговоров и гнусных интриг, которая в те дни окутывала Берлин, этой информации поверили – в первую очередь в лагере Гитлера. Шлейхер же двумя днями ранее сделал последнюю отчаянную попытку поучаствовать в переговорах. Опасаясь, что вопрос о правительстве Папена – Гугенберга с повестки дня еще не снят, он отправил Хаммерштейна к Гитлеру с предложением союза между рейхсвером и нацистами. Вместе они сформируют правительство, в котором Гитлер станет канцлером, а Шлейхер – министром рейхсвера. Ответ Гитлера был уклончивым, поскольку, в отличие от Шлейхера, он точно знал, что назначение Папена очень маловероятно. Хотел ли Шлейхер, узнав, что больше не будет министром рейхсвера, сохранить свой пост, применив силу? Гитлер приказал берлинским штурмовикам находиться в состоянии боевой готовности на случай неприятных сюрпризов. Связи нацистов с берлинской полицией к тому времени уже были настолько крепки, что он мог позволить себе уведомить ее главу о необходимости привести своих людей в готовность. Гинденбург, которому Папен рассказал о якобы замышляемых Шлейхером планах, отказался поверить, что один из его генералов может выступить против него, маршала. Тем не менее он согласился, что Шлейхера следует как можно быстрее заменить на посту министра рейхсвера. Выбор пал на Бломберга (который был срочно отозван из Женевы). Оскар получил приказ встретить его на вокзале и сразу доставить к президенту.
Когда Бломберг рано утром 30 января прибыл на вокзал Анхальтер Банхоф, его приветствовал не только Оскар фон Гинденбург, но и помощник Хаммерштейна. Последний был отправлен на вокзал Шлейхером и Хаммерштейном, которые узнали о его возвращении. Генералы все еще опасались формирования правительства Папена – Гугенберга и хотели переговорить с Бломбергом до его встречи с Гинденбургом в надежде, что он сумеет предостеречь «старого джентльмена» от страшной ошибки. Бломберг решил ехать с Оскаром фон Гинденбургом, поскольку приказ президента и Верховного главнокомандующего имел приоритет в сравнении с приказом Хаммерштейна. Президент принял Бломберга немедленно, и тот сразу же был приведен к присяге как министр рейхсвера. Процедура вышла несколько скомканной. Бломберга предупредили, чтобы он держался подальше от министерства рейхсвера, если он не хочет попасть там под арест, после чего он отправился гулять в парк, окружающий президентский дворец.
Папен тоже тем утром встал очень рано. Пока Бломберга везли к президенту, он еще раз встретился с Гугенбергом, Зельдте и Дюстербергом. Он очень боялся, что проведенная им гигантская подготовительная работа потерпит в последний момент крах из – за непредсказуемого поведения Гугенберга. Папен знал, насколько сильна в лагере немецких националистов оппозиция правительству под руководством Гитлера (только этим утром Дюстерберг и Шмидт – Ганновер просили Зельдте не входить в такое правительство), и знал о состоявшемся накануне обращении к президенту консерваторов. Не было для Папена тайной и то, что Гитлер и Гугенберг так и не достигли соглашения относительно новых выборов. Как он и боялся, Гугенберг снова выдвинул серьезные возражения против кабинета, возглавленного Гитлером. Измотанный Папен взволнованно проговорил: «Если новый кабинет не будет сформирован до 11 часов утра, рейхсвер выступит. Шлейхер и Хаммерштейн установят военную диктатуру». Когда же его спросили, откуда у него такая информация, он в нетерпении воскликнул: «От Гинденбурга – младшего!» Дюстерберг и Шмидт – Ганновер поспешили к Оскару фон Гинденбургу за более подробной информацией, но крайне возбужденный полковник отвечал уклончиво. Слухи о путче упорно продолжали распространяться. Ночью Мейснера подняли с постели, сообщив, что Шлейхер собирается арестовать его и обоих Гинденбургов. Никто не подумал о том, чтобы направить вооруженное формирование в штаб рейхсвера и тем самым помешать восстанию. Трудно поверить, что Папен очень боялся последней отчаянной попытки помешать ему со стороны Шлейхера и Хаммерштейна. Дело в том, что в своих мемуарах он описывает этот эпизод чрезвычайно уклончиво и противоречиво, в результате создается впечатление, что заботила Папена исключительно оппозиция Гугенберга и ничто больше.
Гугенберг, казалось, сменил гнев на милость и в назначенный час присоединился к остальным потенциальным членам нового правительства, собравшимся в кабинете Мейснера. Пока они ожидали приглашения к Гинденбургу, снова был поднят вопрос о новых выборах. Гитлер пожаловался, что его лишили поста рейхскомиссара Пруссии, который по праву должен был принадлежать ему. Взамен этого ему должны быть гарантированы хотя бы новые выборы в рейхстаг. Гугенберг возбужденно возразил, что выборы прошли лишь несколько недель назад, и разгорелся нешуточный спор. Формирование нового правительства опять оказалось под угрозой. Если Гугенберг решит уйти, Гинденбург вполне может отказаться назначить Гитлера канцлером. Почувствовав опасность, Гитлер направился к Гугенбергу и протянул ему руку. «Господин тайный советник, – сказал он, – я торжественно даю вам слово чести, что никогда не расстанусь ни с одним из присутствующих здесь людей, независимо от исхода выборов». На Гугенберга это заверение не произвело впечатления – слишком часто он сталкивался с нарушением обещаний Гитлера. Нельзя сказать, что он выступал против новых выборов из страха перед возможным увольнением. Больше всего он боялся, что в результате выборов нацисты получат большинство, а Гитлер – полную свободу действий.
Ознакомительная версия.
